Глава 17
Снимок: Эйфелева башня
Инстаграм: Роми_К [Париж, Франция, 27 марта]
#ВеснаВПариже #Пти-Сентюр #Сволочи
47 ♥
Единственное, что хорошо, – я приземляюсь не на рельсы или шпалы, а на какую-то кучу щепок. Кроме того, поскольку все произошло неожиданно, я не успеваю сгруппироваться и падаю, как тряпичная кукла. Однако я успела зацепиться рукой за ремень и вырвать фотоаппарат из рук француза. Он с нехорошим треском подпрыгивает на бетонном уступе и приземляется рядом со мной.
– Merde[9], – злобно выплевывает девушка.
Над краем обрыва появляется ее бледное лицо, окаймленное длинными темными волосами.
На меня нападает бешенство.
– Сволочи, – хриплю я, поднимаясь на ноги. – Вы разбили мой фотик!
Над обрывом появляется физиономия парня.
– Что за фигня? – возмущается он. – Несчастных десять евро?
– Ты знаешь, сколько стоит моя фотокамера? – воплю я.
– Уже нисколько, – ухмыляется он и исчезает из виду.
Что-то летит вниз, и я уклоняюсь, но это всего лишь пустой рюкзак. Они забрали деньги, но любезно оставили мне карту Парижа. И разбитый «Кэнон».
Наверху раздаются сердитые голоса. Не понимая ни слова, я чувствую горькое удовлетворение, потому что парочка явно ссорится. Звуки перепалки удаляются. Я поднимаю фотоаппарат. Из объектива выпадает кусок стекла. В серо-зеленом полумраке трудно разглядеть, насколько серьезна поломка. Я со вздохом кладу фотик в рюкзак и только сейчас замечаю бирку от багажа. Во всяком случае, остальные ценные вещи находятся в надежном месте. Уже легче. Я поворачиваюсь и отправляюсь искать путь наверх. Его нет. Ни лестницы, ни рампы. Ничего, кроме старой кирпичной стены. Подняв взгляд, я догадываюсь, что эстакада, на которой я стояла, вела когда-то к какому-то сооружению, возможно, деревянному, и оно давно сгнило.
– Эй! – кричу я, но голоса спорщиков затихли: они, видно, ушли. – Эй, вы ведь не можете меня здесь бросить!
Оказывается, что очень даже могут. Меня охватывает жалость к себе, но я быстро беру себя в руки.
Судя по всему, это заброшенная железная дорога, и как отсюда выбраться, совершенно непонятно. Она находится на поверхности, минимум на пять метров ниже уровня местности. Вдалеке под стеной валяется брошенный остов мопеда, похожего на тот, на котором меня сбила подлая француженка.
Все, что осталось, – пустой рюкзак, бесплатная карта Парижа и сломанный фотоаппарат. Ни денег, ни телефона. И никаких шансов добраться до Северного вокзала. До поезда осталось полтора часа, и он уйдет без меня.
Я иду вдоль стены, ведя по ней рукой. Взобраться тут совершенно невозможно.
– Эй, кто-нибудь! – кричу я, подавляя панику. – Эй!
Нет ответа. Вдалеке слышен приглушенный шум дороги. Я разворачиваюсь. Должен быть какой-то выход. Щепки под ногами, смягчившие мое падение, уступают место мелкому серому гравию. Идя по рельсам, я подвожу итоги. Примерно на одинаковом расстоянии от меня виднеются два железнодорожных туннеля, тоже облицованные кирпичом. Два темных полукруга, ведущие в неизвестность. Стены под плющом испещрены граффити.
Дождь пускается сильнее. Я неохотно бреду по гравию, решив укрыться в жерле одного из туннелей. Порыв ветра окатывает меня ледяными брызгами. Я делаю еще несколько осторожных шагов в темноту. Гравий под ногами с хрустом осыпается, и из-под земли раздается крик:
– Arrêtez![10]
Я отпрыгиваю назад, и внезапно меня ослепляет яркий галогенный свет, бьющий из дыры прямо под ногами.
Хорошо, что у меня крепкое сердце. Иначе, даже если бы я пережила ограбление и падение с обрыва, оно бы неминуемо остановилось, когда выползшая из-под земли рука схватила меня за щиколотку. Тем не менее мне очень страшно.
После того как они наконец выбираются из-под земли и мы останавливаемся на языке, который более-менее понимают все присутствующие, дело идет на лад. Как только до меня доходит, что два грязных существа, выползшие из-под земли, – не злобные орки и не кровожадные монстры, я перестаю размахивать «Кэноном» как оружием и вижу перед собой вторую за сегодня пару французов. Они тоже молоды и явно разнополы, хотя на этом сходство заканчивается.
– Мы – катафилы, – с гордостью говорит девушка, поправляя прожектор у себя на лбу, чтобы тот не светил мне в глаза. – Мы исследуем туннели и пещеры под Парижем.
Она произносит последнее слово, как настоящая парижанка, но я уже один раз попалась на очаровательное французское произношение, поэтому подозрительно прищуриваюсь и крепче хватаюсь за ремень разбитой фотокамеры.
– Это работа такая?
– Нет, развлечение, – трясет головой девушка. – А еще выкладываем фото в инстаграм.
Она миниатюрная, чуть больше полутора метров ростом, и одета в оранжевый комбинезон и высокие болотные сапоги. Бледное личико в грязи, волосы вроде темные. Или просто грязные? На вид ей чуть больше двадцати.
– C’est illegal, – добавляет ее спутник, – tres illegal![11]
Парень – ее ровесник, немного выше меня, а кожа у него такая темная, что грязь оставила на ней более светлые пятна. Он тоже в резиновых сапогах, а на руках – желтые перчатки для мытья посуды. Несмотря на грязь и одежду, он очень красив. Похож на молодого Майкла Джордана.
Тем не менее я на всякий случай перехожу на другую сторону туннеля, чтобы между мной и землеройками оставалось немного свободного места.
– Извини, что схватила тебя за ногу, – говорит девушка. – Просто ты мне чуть на голову не наступила.
Она указывает грязной перчаткой на своего товарища.
– Это Рол. А я Амели, но можешь называть меня Рокс.
– Потому что мы Рокс-н-Рол, – говорит парень, делая «козу».
– У него ужасный английский, – закатив глаза, поясняет Амели-Рокс.
Сама она говорит сносно, только с акцентом.
– Его зовут Роланд, сокращенно Рол.
– Tu lui dit que je la trouve belle, non?[12] – обращается к своей спутнице Рол, строя мне глазки.
Я не понимаю ни словечка, но все же делаю еще два шага назад.
– Даже не подумаю, – сердито говорит ему девушка и поворачивается ко мне. – То, что мы делаем, – незаконно, поэтому мы пользуемся прозвищами на случай, если нас поймают флики. За это грозит штраф или даже тюрьма.
– Катафлики, – поддакивает Рол, – полиция.
– Понятно, – осторожно отвечаю я, начиная понимать, что эти подростки – всего лишь искатели приключений, и выглядят они совершенно безобидными. Тем не менее хватит с меня на сегодня встреч с парижской преступностью. – А что вы там говорили о пещерах? – спрашиваю я, вспомнив информацию о Париже, почерпнутую в интернете. – Вы имеете в виду катакомбы, где подземное кладбище?
Рол кивает, а Рокс пожимает плечами.
– Парижские катакомбы – лишь небольшая часть огромной подземной сети. Они для туристов, туда может войти любой желающий. А у нас – совсем другое.
Она указывает на мой фотик.
– Туристам здесь делать нечего. Ты не готова к опасностям.
– Послушай, – говорю я, подавляя нетерпение. – Я не туристка. И я попала сюда не по доброй воле. Меня ограбили, и я не знаю, как отсюда выбраться. Мне нужно попасть на Гар-дю-Нор. Через час отправляется мой поезд. У меня украли деньги, и придется идти пешком.
Рокс мрачнеет.
– Je suis désolée, – упавшим голосом говорит она и прерывается, чтобы перевести мои слова Ролу. – Мне очень жаль, что тебя ограбили. Не все парижане такие.
– Connards! – потрясает кулаками Рол. – Ублюдки!
– Спасибо за сочувствие, – говорю я. – Вы не могли бы показать, как отсюда выйти? Я спешу.
Рокс чешет нос рукой в перчатке, которая оставляет на нем грязный след, и указывает в глубину туннеля.
– Смотри: иди все время по рельсам, это где-то около двух километров. Держись левой стороны, до самого конца. Когда туннель закончится, там будет дырка в заборе. Пролезь в нее, поднимись по берегу, и voila! Ты окажешься в одном квартале от желтой линии.
Она поворачивается к Ролу, который забыл выключить прожектор, и свет от него скачет по стенам.
– RER jaune, oui?
– Mais, oui, – сверкает белозубой улыбкой парень.
Уверена, что через несколько лет эта улыбка разобьет не одно женское сердце.
– Два километра? Это больше или меньше, чем две мили? – переспрашиваю я, всей душой надеясь, что меньше.
– Немножко меньше, – говорит Рокс, – но туннель старый, надо смотреть, куда идешь. Бежать не советую.
Я тяжело вздыхаю. Опоздание на поезд отбросит меня как минимум на два дня назад, и все мои достижения пойдут коту под хвост.
– Ладно, попробую. Буду идти по шпалам.
– Через час? – с сомнением в голосе говорит девушка. – В жизни не успеешь. Двадцать минут до метро, и столько же ехать до вокзала. И ты же говорила, у тебя украли деньги?
– Ну и черт с ним, все равно попробую.
– Подожди! – кричит Рол, показывая, что он знает еще одно английское слово, и начинает расстегивать молнию на своем костюме. – J’ai une autre idée![13]
Рол достает что-то из внутреннего кармана, и они с подругой обмениваются короткими непонятными фразами. Рокс поворачивается ко мне. У нее в руке маленький пластиковый пакетик. Ее лицо выражает надежду, смешанную со скепсисом.
– Как ты чувствуешь себя в замкнутых пространствах?
У меня появляется нехорошее предчувствие. По рельсам снаружи колошматит дождь. Девушка указывает на черную дыру у нас под ногами.
– Я знаю, с непривычки выглядит пугающе, – говорит она, снимает фонарь и направляет свет в отверстие. – Но когда пролезешь, там будет попросторнее. Можно даже идти в полный рост, честно. Там примерно сто – сто пятьдесят метров. Потом поднимаешься по маленькой лесенке – и voila!
Я тяжело сглатываю и отвожу взгляд от входа в пещеру.
– Что «вуаля»?
– Метро. Станция «Эйфелева башня». В пяти минутах ходьбы, не больше.
Перевожу взгляд с серьезного лица девушки на радостную физиономию парня.
– А по верху короткой дороги нет?
Они мотают головами.
– Подняться можно только с веревками, – объясняет Рокс, сжимая в руке пластиковый пакетик. – Это проездной Рола. Денег у нас тоже нет, но он тебя проведет.
Я смотрю на парня. Он наконец додумался снять фонарь и сверкает улыбкой.
– Почему ты это делаешь?
– Мы там внизу всегда помогаем друг другу, – с чудовищным акцентом говорит он по-английски.
Я бросаю взгляд на осыпающуюся трещину в полу туннеля. Туда поместится разве что некрупный пекинес.
– Я туда не помещусь.
– Поместишься, – уверяет меня Рокс. – Рол больше тебя, и пролез.
– Спускаться будем задом.
Рол одобрительно кивает, напевая что-то себе под нос, и протягивает мне свои желтые перчатки.
Я тяжело вздыхаю, стараясь не думать о миллионах скелетов, захороненных в катакомбах, и лезу задом в нору.