Глава 13
Снимок: Паром заходит в Мерси
Инстаграм: Роми_К [Ливерпуль, Великобритания, 26 марта]
#ЧеловекЗаБортом #ДругоеМесто
27 ♥
Я просыпаюсь от звука… абсолютной тишины. Ветер стих, натужное рычание двигателей перешло в негромкий гул, и нас – слава богу – больше не качает. Все мои пожитки разбросаны по полу, за исключением ноутбука и фотоаппарата, которые я взяла с собой в постель. Я подумала, что если упаду ночью с кровати, то смогу защитить их своим телом. Надо уметь расставлять приоритеты.
Выглянув в иллюминатор, я вижу, что там, где море встречается с небом, горизонт окрашен в нежнейший розово-золотистый цвет. Одно из двух: либо мы пережили десятибалльный шторм, либо это купающийся в небесном сиянии вход в морской рай. Натянув самый толстый свитер, я хватаю фотоаппарат и спешу наверх, чтобы запечатлеть эти потрясающие цвета для своей странички в инстаграме.
От зрелища, явившегося моим глазам, я теряю дар речи. Добравшись до кормы, представляющей собой единственное открытое пространство, потрясенно застываю на месте. Мы больше не бултыхаемся посреди океана, а входим в устье реки. Золотистый свет по-прежнему присутствует, но солнце восходит не над бескрайней поверхностью воды, а над невысоким берегом, и вдалеке виднеются какие-то продолговатые сооружения.
Мы переплыли океан.
Я хватаюсь за телефон. Двадцать шестое марта. Не может быть! Капитан сказал: самое быстрое – девять дней.
По металлическому трапу грохочут чьи-то тяжелые шаги, я оборачиваюсь и вижу первого помощника с папкой в одной руке и планшетом в другой. Это непосредственный начальник Сильвии, Мартин Сиксмит. Она мне как-то тихонько сообщила его имя. Мартин всегда куда-то бежит или чем-то занят, и за все время путешествия я не обменялась с ним и двумя словами, не считая приветствия.
Теперь он останавливается и заговаривает со мной.
– О, Рамона, кажись?
У него такой чудовищный кокни, что я с трудом разбираю свое имя.
– Спасибо за помощь в спасении контейнеров, дорогуша. Капитан рад по уши – могли остаться без груза с таким штормягой.
Я чуть не выпаливаю, что просто спасалась от морской болезни, но лишь улыбаюсь, словно тягать веревки во время шторма для меня – самое обычное дело.
– Без проблем.
Я тычу пальцем в береговую линию.
– А это… Ирландия? Как…
Он довольно хохочет.
– Ха, ты отстала от жизни, дорогуша. Мы проскочили мимо Ирландии два часа назад, поэтому такая тишь да гладь. Там, куда ты смотришь, – побережье Уэльса. Не пройдет и часа, как зайдем в реку Мерси.
– Мерси? Так это же…
– Ливерпуль. Нас принесло сюда на восемнадцать часов раньше времени. Круто, да?
Он сует папку под мышку и трусит на бак, где собираются матросы. Я облокачиваюсь на перила. На восемнадцать часов раньше? Я моментально забываю о своих страхах и тошноте, словно этих нескольких дней и не было.
Я хватаюсь за поручни и с наслаждением вдыхаю прохладный утренний воздух, чувствуя себя на седьмом небе. Я пережила свой первый океанский переход, да еще и досрочно. Уж я найду чем занять лишние восемнадцать часов. Мартин сказал, что мы зайдем в Ливерпуль через час. Есть время собрать вещи и написать убийственный отчет Терезе Сайфер.
Вновь повернувшись к восходящему солнцу, я начинаю снимать берег, чтобы проиллюстрировать отчет. И вдруг замечаю нечто странное. Недалеко от берега по пояс в воде стоит человек. Во всяком случае, похоже на то. Я максимально приближаю изображение с помощью телефотообъектива. Да, точно, мужчина. Он слишком далеко, чтобы можно было рассмотреть лицо или одежду. Но по пояс в воде? В ледяном Ирландском море? В марте?
Эйфория улетучивается, горло сжимает страх. Зачем он полез в воду? Может, хочет свести счеты с жизнью? Я надеваю фотик на шею и машу ему обеими руками.
– Эй! Что вы делаете?
Мой голос уносит ветром, и, чтобы привлечь внимание самоубийцы, я делаю несколько нелепых прыжков, размахивая руками.
– Эй, друг! Эй!
Ноль эмоций. Море спокойное, но мужчину то и дело накрывает волной. Мы движемся так быстро, что он почти исчезает из виду.
Я уже собираюсь бежать на мостик, как вдруг вспоминаю голос Мартина Сиксмита. «На восемнадцать часов раньше. Круто, да?»
Восемнадцать часов. Даже если капитан оперативно сообщит о самоубийце на пляже – что, если никто на берегу не сможет помочь? Наверное, нам придется остановить судно и спускать шлюпку. Надо будет сообщить в полицию. Сколько это займет времени?
Я со вздохом подношу к глазам фотоаппарат. Теперь я едва могу его разглядеть, но кажется, он зашел дальше. Видны только плечи и голова.
Отпустив фотик, я обеими руками хватаюсь за поручни. Никто не объявляет тревогу. Его никто не заметил, кроме меня. Если я немедленно не подниму шум, этот человек погибнет. Стоит ли останавливать судно из-за какого-то незнакомца?
Не отдавая себе отчета, я бегу за Мартином.
– Мартин! На помощь! Человек за бортом!
Мой голос заглушает ветром. Может, это и к лучшему? Он ведь не упал за борт. Я вновь машу руками, пытаясь привлечь внимание первого помощника.
– Мартин! Тревога! Смотри!
Я во весь дух несусь к нему. Он поворачивается к членам экипажа, завершает свою речь, и группа расходится по своим делам. Не сбавляя шага, я тычу пальцем в пляж, оставшийся позади, и хриплю:
– Человек в воде… там… сзади…
Судно сбавило обороты, и я вдруг замечаю в воде еще одну фигуру. Этот человек стоит ближе к берегу, но когда мы подплываем, волна накрывает его с головой. Я хватаю фотокамеру и навожу объектив на второго самоубийцу, как вдруг в поле моего зрения попадает третий. Он вроде стоит на коленях. А дальше в волнах болтается еще одна голова.
– Что за чертовщина? – бормочу я, поворачиваясь к Сиксмиту.
– Похоже на массовое самоубийство, – взволнованно говорит он. – Вот стервецы!
Мы продолжаем путь, и в воде вдоль пустынного пляжа появляется все больше человеческих фигур.
– Что происходит? – задыхаюсь от волнения я. – Ты можешь связаться с капитаном по рации?
Мартин делает большие глаза.
– Слишком поздно, – заявляет он, кладет планшет с папкой на ближайший шпангоут и начинает раздеваться.
– Придется самому!
– Не надо! – кричу я, удерживая его.
Он снимает форменный китель, оставив в моей руке только рукав, и тянется к ботинкам.
– Это опасно!
Мартин прекращает возню со шнурками и поднимает голову.
– У меня нет выбора. Посмотри, сколько их в воде – лемминги хреновы.
Я вновь хватаюсь за фотик и ловлю в фокус лица.
– Может, это какой-то религиозный культ? Что, если мы…
Я замолкаю, когда наконец удается навести объектив на одного из бедняг. Мужчину захлестывает волна, и он на мгновение исчезает из виду. Наведя резкость, я вновь ловлю фигуру в объектив, и впервые до меня доходит: что-то не так.
За спиной раздается сдавленный хрип. Оборачиваюсь и вижу, что первый помощник повис на перилах. Китель валяется на палубе, а ботинки по-прежнему на нем. Я кладу руку ему на плечо, но он сгибается пополам и хрипит еще громче.
– Мартин, – испуганно говорю я, – все хорошо. Не волнуйся. Я сбегаю на мостик…
Наконец он выпрямляется, и я могу разглядеть его лицо.
– Мартин… Ты… смеешься?
Он корчится от смеха пуще прежнего, хватает себя за колени и с трудом произносит:
– Точно, культ. Ой, не могу! Не иначе, долбаный культ!
Я в замешательстве оглядываюсь на берег. Уже и без фотика видно, что в воде множество фигур – не меньше сотни. Я только теперь замечаю, что все они совершенно неподвижны.
Тем временем Мартин надевает китель и обнимает за плечо вновь прибывшего члена экипажа. По-моему, это Карл, под началом которого я работала.
Они захлебываются от смеха.
– Культ? – недоверчиво переспрашивает Карл. – Надо Сильвии рассказать!
– Кто наставил здесь этих статуй? – сердито вопрошаю я, но мои слова приводят лишь к новому взрыву хохота.
– Это не статуи, это культ, – хохочет Мартин.
Карл знаком подзывает ночного вахтенного матроса, имени которого я не помню, и через пару секунд все трое заходятся от смеха, поглядывая на меня.
Мартин, вытирая глаза, поднимает планшет и папку.
– Господи, ну и насмешила, сестричка, – говорит он, хлопая меня по плечу. – Благодаря тебе с твоим культом мне сегодня обеспечена бесплатная выпивка.
Не удостоив его ответом, я разворачиваюсь и спешу в свою каюту – писать отчет и выяснять, что за статуи. К тому времени как начинается разгрузка, я успеваю закончить отчет и собрать вещи. А теперь стою на мостике, прощаясь с капитаном. Он пожимает мне руку.
– Ты правда хочешь нас покинуть, Рамона? Ты стала настоящим моряком и, как я слышал, прекрасно проявила себя во время шторма, помогая крепить груз.
Я сжимаю ручку чемодана, не зная, чему больше радуюсь: что капитан не ругает меня за присутствие на палубе во время шторма или что не упоминает о дурацких статуях на пляже.
– Да, – торопливо отвечаю я. – Благодаря шторму я выиграла время и собираюсь распорядиться им с толком. Если успею на экспресс в Лондон, то смогу сесть на ночной поезд в Париж и опережу расписание на целых два дня!
Капитан выглядит озадаченным.
– А разве ты не хочешь посмотреть страну, прежде чем двинуться дальше?
– Конечно. Мне еще нужно в Реформ-клуб в Лондоне, перед тем как отправиться на… – я заглядываю в блокнот, – вокзал Панкреас.
– Панкрас, liebchen. Он назван в честь святого, а не в честь поджелудочной железы. – Увидев мое смущенное выражение, он меняет тему. – Значит, времени посмотреть Ливерпуль у тебя нет?
– Жесткий график, – пожимаю плечами я. – Да и вообще, я живу в портовом городе. Не думаю, что Ливерпуль так уж сильно отличается от Нью-Йорка.
– Только не говори это местным жителям, – фыркает капитан Анхельм и лезет во внутренний карман.
– Хочу подарить тебе кое-что, Рамона Кини, на память о нашем разговоре и о твоем первом переходе через Атлантику.
С этими словами он протягивает мне небольшую книгу в бумажной обложке – «Пять недель на воздушном шаре», должно быть, из собственной библиотеки.
Обрадовавшись, что будет чем заняться в поезде, я крепко обнимаю капитана и тут же осознаю, что погорячилась: прежде чем я успеваю вырваться, он смачно расцеловывает меня в щеки – по два раза в каждую.