– Все! – воскликнула мама. – Все, нет сил!
Саша выглянула из спальни, оценила мамины старания. Вещи были рассортированы, одежда и постельное белье убраны в шкаф, косметика, фотоальбомы, лекарства, прочие мелочи расфасованы по ящикам. Посуда отправилась на кухню, туалетные принадлежности – в ванную.
– Похоже на дом, – сказала Саша.
Она тоже разобрала свой скарб, разложила по полочкам тряпье, джинсы и платьица, которым не хватило вешалок. Вымела пыль. Освобожденный от мешков пол натерла полиролем.
Внутри оконной рамы скопились дохлые мухи, она подумывала отдать их соседским детям, пусть похоронят по-людски.
– Куплю с зарплаты плетеные стулья, – мечтательно проговорила мама, – будем на балконе отдыхать вечерами.
– И беговую дорожку. Теперь есть место для нее.
– И джакузи. В ванной поместится.
– И сенбернара. Ты мне десять лет его обещаешь.
Они строили планы, а за окном щебетали птицы, стекла дребезжали под порывами теплого ветра.
– Эх, – сказала мама, – надо же нам ужин готовить.
– На фига. Давай пиццу закажем.
– Сюда не доставят.
– Мы же кулинарию проезжали. Я смотаюсь.
– Брось. Я картошку сварю, накрошу салат, у нас редиска есть.
– Бэ, – скривилась Саша, – хочу жирную и вредную пищу.
Она переоделась в джинсовые шорты и футболку с принтом Биг-Бена, выудила из коробки сандалии. Обувалась, мысленно моделируя вид спальни после окончания косметического ремонта. Туда поставлю комп, там будут книги…
– Вручи дщери деньжат на пропитание.
– Держи, дщерь.
Саша спрятала купюры в карман, поцеловала маму.
– И попить захвати.
К запаху гипса прибавился аромат жарящихся котлет.
Примолкла ворчливая Шура. На душе было радужно. Предстоящие хлопоты воодушевляли. Ремонт, институт, плетеные стулья… никаких скверных полос отныне!
Она попрыгала по ступенькам. В лучах солнца, проникающих сквозь подъездное окно, кружились золотые пылинки. Саша остановилась между этажами: ее внимание привлекла металлическая створка в стене, железный щиток, размером с форточку.
«Мусоропровод?» – предположила Саша и отщелкнула засов.
За створкой была глубокая ниша, шахта, уходящая вверх и вниз. Кирпич почернел и обуглился, точно каминная труба. Саша чиркнула пальцем по краю ниши, под ноготь забилась сажа.
– Это печь, – раздалось сзади.
Саша терпеть не могла, когда к ней подкрадываются вот так.
На площадке первого этажа стоял парень в майке и спортивных штанах. Кучерявый, как сатир с иллюстраций древнегреческой мифологии. У него была тощая жирафья шея, выдающийся во всех смыслах кадык и фигура пловца. Широкие плечи, длинные руки, которые, кажется, смущали его самого.
– Туда насыпа́ли уголь.
Голос у него был приятный, как и глаза – Саша рассмотрела их, спустившись к парню по ступенькам. Интенсивного зеленого цвета, живые и цепкие, они прибавляли интеллект овальному мальчишечьему лицу с веснушками, разбрызганными по щекам.
– Так отапливали подъезд, – завершил он и одарил девушку обезоруживающей улыбкой.
– Привет. – Саша протянула кучерявому ладонь.
Рукопожатие предварила цепочка ненужных па. Саша верно угадала: парень не всегда знал, что делать со своими руками.
– Роман.
– Александра.
Львиная доля людей, которым она представлялась когда-либо, считала необходимым пропеть строчку песни из фильма «Москва слезам не верит». Будто это было забавно. И Рома не стал исключением.
– Этот город наш с тобою…
– Местный юморист? – одернула Саша.
– Извини. – Он заулыбался еще лучезарнее. Сколотый резец не портил улыбки. – Это вы въехали в четвертую квартиру?
– Да, мы с мамой. А ты, – она посмотрела на дверь за спиной парня, – из первой?
– Не-а. Я в новостройках живу, рядом. А тут мой дедушка обитает. Я ему обеды ношу.
– Молодец, хороший внук.
– Стараюсь. Ты гулять или что?
«Маньяк, – сказала Шура, – явный психопат. Из тех, что похищают грязные трусики и гоняют шкурку».
Александре Вадимовне молодой человек скорее понравился.
– В кулинарию. Еду на ужин купить.
– Так нам по пути, – вызвался Рома.
– Ну, идем.
Они пошли бок о бок по ступенькам.
– Как тебе дом?
– Крутой. Я в таких не бывала.
– Тут подсобных помещений больше чем квартир. Конец девятнадцатого века. Знаешь, как переводится?
Он ковырнул носком мозаичный пол, надпись «Salve» на пороге.
– Типа утешение? Успокоение?
– Не. Это латынь. «Приветствую» или «Доброго здоровья». Добро пожаловать, короче.
– Ты латынь знаешь?
– Дедушка знает. Я только буду учить.
Они вынырнули из подъезда. Во дворе было безлюдно. Опустел пятачок у ржавого турника.
– Доча! – Мама стояла на балкончике, взявшись за перила.
– Чего?
– Привет! – помахал новый Сашин знакомый. – Я Рома.
– Привет, Рома. Сашка, пластинки от комаров купи.
– Ладно.
Мама с интересом смотрела им вслед. Они шагали по тропинке. В воздухе метались мушки, пиликали сверчки в кустах.
– Тебе сколько? – спросил Рома.
– А сколько дашь?
– Восемнадцать?
Ответ ей польстил. Саша жутко бесилась, когда папа говорил, что она выглядит младше своих лет.
– Семнадцать. А тебе?
– Девятнадцать.
– Студент?
– Первый курс закончил.
– А я только поступила. В педагогический.
– Ого, – обрадовался Рома, – и я в педе учусь. Дай угадаю. Иностранные языки?
– Русслит.
– Твой корпус рядышком с моим. Можно вместе ездить на пары.
«Ого, какой быстрый», – не поощряя, но и без осуждения отметила Александра Вадимовна.
Кажется, эта чопорная юная леди проявляла несвойственное ей любопытство.
– А ты…
– Исторический факультет.
– Прикольно.
– Батя хотел, чтобы я инженером был, как он, но я дедушкину специальность выбрал. Он у меня известный краевед, по радио раньше выступал, три книги издал.
– Любишь дедушку своего?
– Безумно.
Саша жалела, что оба ее деда умерли до ее рождения, и бабули – все три, включая бабушку Зою, уже лежали в земле.
– Я вас познакомлю, он отличный.
Солнечный диск опускался за холм, горели алым окна новостроек. Кипела вечерняя жизнь: усатый дядька ковырялся в двигателе «жигуля». На пригорке у гаражей компания жарила шашлыки, дразнил запах свинины. Вереща, скакали маленькие пираты, батут подбрасывал их в фиолетовое небо.
– Миленький райончик, – сказала Саша.
– Ага, ничего так.
– Давно тут живешь?
– Как все. Его в две тысячи шестом построили. Для работников южного комбината. Папе квартиру выдали, а он деда поближе перевез.
– Долго до университета добираться?
– Рукой подать! – Рома выпростал свою лапу. – Я на электричке езжу. Час выходит. На маршрутке немного дольше. Книжку с собой беру, чтоб не скучно было. Но приятный собеседник лучше.
В кулинарии жужжали кондиционеры, прилавки ломились от яств.
Проголодавшаяся Саша сглотнула слюну.
– Попробуйте запеканку, не пожалеете.
Она нагребла полный пакет еды. Фигура фигурой, но отметить новоселье – дело святое. В соседнем магазине купила квас, средство от комаров, эвкалиптовую жвачку и пачку тонких сигарет.
Рома шел по пятам.
Саша двинулась за гараж и гривастую иву.
– Куришь?
– Не. Я ж спортсмен.
– Говорил, историк. – Она прищурилась; дым попал в глаза.
– Одно другому не мешает.
– Пловец или баскетболист?
– Шахматы с третьего класса.
Она усмехнулась.
– Шестое место на районном чемпионате.
Самоирония засчитывалась как плюсик. К очаровательной улыбке и ненавязчивой манере общения.
Они поболтали об учебе, Сашу насмешили рассказы Ромы о преподавателях. Он здорово пародировал заикающегося декана.
– Я провожу, – сказал парень, когда она попыталась забрать свои пакеты. – Мне несложно.
И они пошли назад к дому, возвышающемуся в степи. Говорил в основном Рома. Описывал посвящение в студенты, археологическую практику.
Тень трехэтажного здания клином ложилась на луг. Окна казались запавшими глазами, а ризалит – орлиным носом. Подъездный портал будто бы всасывал в свою пасть тропу.
Темные пятна ползли по гипсовым фруктам, по шрамам и щербинкам.
– Тут двое детей, пацан и девчонка, муху хоронили в гробике из морковки.
Рома хохотнул:
– Своя атмосфера, да? Это тети Насти дети, из шестой квартиры. Вообще у вас соседи нормальные, спокойные.
Он передал Саше пакеты.
– Рад знакомству.
– Взаимно.
Саша пошла к фиолетовой двери.
«Он пялится на мою задницу», – подумала и удержалась, чтобы не поправить шорты.
– А как твоя фамилия? – спросил Рома.
– Алексина.
– Пока, Алексина.
Поднимаясь мимо чугунных лоз, печных заслонок, лепных карнизов, Саша Алексина улыбалась.