Алиса поговорила по телефону и протянула трубку Глебу. Она больше не обижалась на него, посчитав это неуместным в подобных обстоятельствах.
– Спасибо, не надо. – Он не взял трубку.
– В смысле? Ты не хочешь предупредить, что с тобой все в порядке? – искренне удивилась девушка.
– Нет. – Глеб посмотрел ей в глаза.
Алиса прочитала в них грусть, разочарование и легкое торжество, как от свершившейся мести. Он собирался позвонить на работу, предупредить начальство о происшествии, но подумал, что, если ситуация усугубится, в этом не будет никакого смысла, а общаться с ними лишний раз не хотелось. Вместо сочувствия они бы начали настаивать на том, чтобы он нашел способ покинуть карантин и отправился на обучение. А ему не хотелось этого изначально. Глеб чувствовал себя отменно в беззаботном лежании на пропахшей пылью кровати в старом нательном белье. С родителями он давно потерял контакт и не знал их номера. Даже если бы знал, не позвонил. Слишком неприятны были ему воспоминания последних лет в семье.
Алиса отдала телефон женщине, приплясывающей возле нее от нетерпения. Она схватила и быстро убежала в дальний угол спального помещения.
– Что сказали родители? – поинтересовался Глеб у девушки.
– Расстроились, что не долетела, но рады, что самолет сел, – ответила она бодро.
Ей как будто хотелось заразить Глеба хорошим настроением.
– А что во Владике, все тихо?
– Они не в самом городе живут, в пригороде. У них все нормально. Почему бы военным не привезти нам телевизор, жуть как хочется глянуть новости или сериал какой-нибудь тупой, – призналась Алиса.
– Так иди и скажи дежурному, – посоветовал Глеб.
– У него на все один ответ: обед по расписанию, за порог ни шагу. – Девушка улыбнулась. – А мне тут нравится, как в летнем лагере, даже без телевизора. Нет суеты, никуда не надо.
– Согласен, мне это тоже нравится. – Глеб закинул руки за спину.
– Я тут ходила по всем комнатам и нашла выход на крышу, – шепотом сообщила Алиса. – Это же не считается покиданием здания?
– Наверное, нет.
– Пойдем покажу.
– А может, ночью? – Глеб подумал – если их увидят, то проход закроют.
– Ты что, трусишка? – Алиса решила, что он испугался.
– Нет, не поэтому.
– А я думаю поэтому. – Она продолжила его провоцировать.
– Пошли. – Глеб поднялся с кровати.
Они не хотели, чтобы о выходе стало известно всем, поэтому сделали вид, что просто прохаживаются по коридорам. Улучив момент, Алиса затащила Глеба в неприметную бытовку без окон. Закрылась изнутри, подперев дверь старой деревянной шваброй, и открыла другую дверь, открывающую следующее помещение с лестницей.
– Как ты вообще до этого додумалась? – удивился Глеб.
– Страсть к исследованиям и куча свободного времени. – Девушка поднялась на самый верх и толкнула железный люк.
Сил откинуть его у нее не хватило.
– Тяжелый, – кряхтя, произнесла она.
– Давай я открою. Ты же для этого меня сюда потащила.
Алиса спустилась вниз.
– Какой ты проницательный, – усмехнулась она.
Глеба это не обидело. Ему даже понравилось, что Алиса, показавшаяся вначале глупой и пустой, на самом деле глубже и интереснее. Она прятала себя настоящую за образом, который привлекал потенциальных претендентов на ее руку и сердце, пугающихся умных женщин. Толкнул увесистую крышку из тяжелого металла. Она поддалась со скрипом. Придерживая, чтобы не грохнулась с шумом, Глеб распахнул проем.
Свежий воздух сразу же наполнил небольшое помещение. Глеб первым выбрался на крышу и помог Алисе. От глаз военных, охраняющих здание, их скрывал кирпичный парапет метровой высоты. Солнце нагрело черную крышу, залитую битумом. Парапет защищал от ветра, и потому внизу создался парниковый микроклимат.
– А тут можно и позагорать, – решила Алиса. – Глеб, прикрой люк, пожалуйста.
Глеб не понял, зачем это надо, но выполнил ее просьбу. Алиса скинула с плеч дурацкий халат, оставшись в казенных трусиках, постелила на крышу и легла на живот, подставив спину под лучи августовского солнца. Ее откровенное поведение заставило Глеба поволноваться. Алиса оказалась довольно смелой и умелой в демонстрации себя. Он представил, как сейчас нежно возьмется за ее ягодицу и помассирует. Наверняка она желала именно этого.
– Чего тень наводишь, ложись, загорай, – посоветовала девушка, отбив эротические поползновения. – Скажешь потом, что в Турции был.
– Меня уволят, если я так скажу. – Глеб снял рубаху и бросил на крышу.
– В свете сложившихся обстоятельств, учитывая, через что ты прошел, это преступление, – произнесла Алиса.
– А через что я прошел? Ситуация вполне понятная и рядовая для предотвращения распространения эпидемии. Мы же никак не пострадали, если не считать уничтоженных документов и банковских карточек. Думаю, начальство уже бесится и готовится меня уволить за то, что я не позвонил вовремя из Москвы. А мне радостно, что они бесятся. Радостнее, чем их радость от моего увольнения.
– А ты жутко закомплексованный, Глеб. – Алиса подняла голову и посмотрела ему в глаза.
– Тебя не касаются мои комплексы, – холодно ответил Глеб. – Как сказал отец Владимир, не оценивай, не ругай и не хвали, потому что ты субъективен.
– Ого, ты познакомился с батюшкой.
– Да. Он оказался не таким занудным, как я думал, умеет разговаривать на любые темы и во многом хорошо разбирается.
– Их учат риторике и красноречию. Религия постоянно терпит критику, поэтому ей надо быть осведомленной, чтобы защищаться со всех сторон.
– Наверное, – согласился Глеб. – Он считает, что начинается период разрушения мира. Что мы достигли апогея развития, накопив не только знания, но и духовные болезни, которые разрушают фундамент построенной цивилизации, подобно разрушению древнего Вавилона.
– Глеб, давай просто полежим молча. Не поверишь, но сейчас мне говорить и думать невероятно сложно, – предложила Алиса.
– Ну давай, только ужин не проспи. – Он закрыл глаза и блаженно расслабился.
Звуки природы убаюкивали. В кронах деревьев шумели птицы, над головой гудели шмели. Где-то далеко тарахтела аэродромная техника. Солнце приятно припекало кожу. Уснуть не получилось, но легкая дрема позволяла непрерывно переживать легкое блаженство ничегонеделанья и ничегонедуманья.
Над головой, жужжа, пролетел шмель. Вернулся, сделал круг и решил не улетать. Вдруг до Глеба дошло, что звук издает не шмель, а приближающийся самолет. Он поднялся на колени и заметил заходящее на посадку большое воздушное судно. В воздухе кружили еще два таких же. Большая махина коснулась очищенной от обломков полосы, пробежалась и вырулила в сторону. Второй самолет начал снижение. Алиса проснулась и встала рядом, наблюдая за посадкой больших транспортников.
– Чего это они разлетались? – спросила она.
– Тренируются, – предположил Глеб. – Раз жареный петух клюнул в задницу.
– Надеюсь, не на нас.
У первого севшего самолета откинулась аппарель грузового отсека. Оттуда, как тараканы, полезли сотни темно-зеленых фигурок солдат. У второго выехали гусеничные броневики, и показались не больше трех десятков бойцов. В третьем самолете тоже оказалась техника, но на этот раз грузовики. Военные построились, затем расселись в технику и быстро уехали. Самолеты снова вернулись на «взлетку» и поднялись в воздух.
Вокруг «карантина» снова установилась тишина. Только снизу доносились разговоры военных вполголоса, да время от времени голосили в открытые окна неугомонные дети.
Привезли ужин. Алиса надела халат и собралась спускаться, но Глеб ухватил ее за руку, приложил палец к губам и потянул в сторону крыши, находящейся над входом в здание.
– Что в городе творится? – спросили снизу.
– Карантинные меры отрабатывают. Все по-серьезному, гражданских не впускают и не выпускают. Нас только по пропускам. Город патрулируют военные и полиция, орут в мегафоны, чтобы не собирались в кучи, чтобы не носили с собой пластиковые изделия. Честно говоря, выглядит как очередная дурь, но на большом энтузиазме, – сообщил охране военный, приехавший с ужином.
– Ясно. А у нас тут тишина, как на кладбище.
– Типун тебе на язык.
– Да я не в том смысле. Не слышно, когда там нас поменяют?
– Думаю, не скоро. Всех задействовали, в казарме пустота, ни души. Даже из госпиталя вытащили, кто на поправку пошел. Ладно, мужики, бывайте, до завтрашнего завтрака.
– Пока.
Автомобиль, привозивший еду, завелся и уехал.
– Значит, учения. – Глеб услышал то, что хотел. – Нами займутся, как только они окончатся. Я думаю, этот город выбрали по совпадению из-за двух зараженных самолетов.
– Похоже на то, – согласилась Алиса. – Надо поспешить, пока нас без ужина не оставили.
Народ постепенно входил в колею изолированной жизни. Разбился в кучки по интересам. Из-за отсутствия всех развлечений приходилось разговаривать. Мамашки болтали о детях, мужики о работе, машинах, женщинах, оружии, выпивке, рыбалке. Граждане постарше предавались воспоминаниям. Помладше флиртовали и терлись по темным углам.
Первая ночь прошла на удивление спокойно и организованно. Усталость от пережитого подкосила многих. Глеб планировал перед сном подышать свежим воздухом на крыше вместе с Алисой, но она засопела еще до того, как плотно легла ночь. Примерно в три утра снова послышался шум садящегося самолета, следом рычание мощных двигателей, удалившихся затем в сторону города.
Наутро все снова было тихо. Патруль зорко следил за «карантинщиками». Дежурный отвечал скупо и по существу. На завтрак привезли манную кашу, печенье и большое количество кислого яблочного сока в трехлитровых банках, от которого сводило скулы. Для жаждущих информации привезли газеты не первой свежести. Глеб хотел снова послушать разговоры военных, но на этот раз еду привезли незнакомые охраняющим люди. Они обменялись ничего не значащими фразами и разъехались.
Алиса вырвала телефон у женщины, увлекшейся разговором и забывшей, что она здесь не одна. Глеб был удивлен ее наглой решительности. Девушка оказалась совсем не той, какой он увидел ее впервые. Она умела постоять за себя, могла нахамить, но за дело.
– Вот сучка лупоглазая, – вырвалось у женщины, у которой она забрала телефон.
– Вы же не одна здесь, – укорил ее Глеб, оказавшийся рядом.
– А ты ей кто, хахаль? Вот и иди и хахай ее, а то злая она у тебя, – фыркнула обиженная дамочка.
Глеб готов был сделать ее характер мягче, но не был уверен, что этот метод сработает. Он дождался, когда Алиса наговорится, и предложил ей снова позагорать на крыше. Она хитро посмотрела на него и согласилась.
Утром было не так жарко, но солнце быстро нагрело черную крышу. Алиса не стала раздеваться, закатала рукава выше локтя и открыла декольте.
– Неровный же загар получится, – попробовал Глеб направить ее мысли в нужную сторону.
– А то тебе мой загар интересен, – засмеялась Алиса. – Мне вчерашнего хватило. Ночью спину жгло, как бы не облезть теперь.
Глеб скинул рубаху и лег на нее спиной.
– Да чего в тебе такого, что я не видел? Все как у всех, – ответил он из вредности.
– Я запомню эти слова, – пообещала девушка.
– Запомни, там их не так много. – Глеб не удержался, чтобы не съязвить.
Он подумал, что зря не держит язык за зубами, что, пикируясь в словесных упражнениях, удастся только расширить глубину неприятия. Да он особенно и не рассчитывал на романтическую интрижку, так, если только от скуки.
Алиса зашевелилась. Глеб приоткрыл глаз и увидел, что она расстегнула халат и обнажила грудь, подставив ее солнцу. Девушка не смотрела на него, но, судя по всему, хотела, чтобы он видел, и наверняка ждала от него следующего шага. А это было непросто. Любой мужчина чувствовал себя уязвимым перед женщиной в момент предложения близости. Страшнее всего было неправильно понять сигнал и нарваться на насмешку.
Алиса прочистила горло, словно пыталась привлечь к себе внимание. Надо было не ударить в грязь лицом, но и не опозориться, если она задумала над ним посмеяться. Глеб сел. Тихо поднялся, обошел девушку со спины и, просунув свои руки под ее руками, нежно взялся за груди. Алиса даже не дрогнула.
– Давно маммолога не проходила, – произнесла она, не открывая глаз. – А ты не массажист, случайно?
– Не случайно. – Голос Глеба сел от выброса тестостерона. – Я лучший массажист на этой крыше.
Алиса освободилась от объятий, скинула с себя халат, постелила поверх рубахи Глеба и легла на него животом вниз.
– Буду очень благодарна, если ты разомнешь мне позвонки и снимешь спазмы в трапециевидных мышцах, – томно попросила она.
Глеб с жадностью накинулся на ее тело и принялся мять, сам получая от этого не меньше удовольствия. Руки его спускались все ниже и незаметно для него самого стали массировать ягодицы и бедра. Он уже решил, что осталась всего малость и пора стягивать с Алисы трусики, но неожиданно она встала, подняла халат и, стряхнув его, надела.
– Спасибо, но профессионализму тебе еще надо поучиться, – заявила она. – Не люблю, когда мужчина не может себя сдержать.
– Так ты ж…
– Ты что, подумал, будто я, зная тебя второй день, отдамся без ума? Прости, но я девушка приличная. Руки у тебя крепкие, но шаловливые.
Глеб понял, что это была маленькая месть за его подколки, а Алиса еще дальше ушла от первоначального образа.
– И даже не думал ни о каком сексе. У тебя целлюлит на ляжках, решил размять. В твоем возрасте рано еще иметь такие ноги. – Это был жестокий ход, но он посчитал себя вправе ответить подобным образом.
– Вот брехло. – Алиса сверкнула глазами. – Больше я с тобой на крышу тет-а-тет подниматься не стану. Токсик.
– От токсичной слышу. – Глеб брезгливо оттопырил нижнюю губу.
Алиса спустилась вниз, а он остался. Уединение было ему приятнее, чем общество симпатичной, но неоднозначной девушки. Он привык жить один, готовить только для себя, смотреть фильмы в одиночестве, прогуливаться наедине с собой. Отношения с женщинами с перспективой создания семьи откладывались на неопределенное будущее. Так жили многие, и этим он не сильно отличался от сверстников.
Глеб посмотрел в сторону «взлетки». Там суетились люди, стояли машины, похожие на скорые. Это походило на работу комиссии по изучению причин авиакатастрофы и идентификации погибших пассажиров. Над головой снова тяжело загудел транспортный самолет, заходя на посадку. Военные не жалели сил и средств на учения. Огромный аппарат коснулся полосы, выпустив облако дыма, и покатился по ней. Под ногами чувствовалась вибрация, передающаяся от попадания колес многотонной махины на стыки между плитами.
Самолет остановился. Открылась аппарель, и оттуда стала выезжать пестрая техника, очень напоминающая аэрозольные генераторы для обработки помещений. Судя по виду, она была совсем не военной, а скорее сельскохозяйственной, и это сразу навело на мысль о том, что в городе проходят совсем не учения. Подозрительное обстоятельство не вызвало тревоги, как мог предположить Глеб, наоборот, стало весело, и очень хотелось, чтобы он оказался прав. Мир сгнил, смердел пластиковыми зловониями и остро нуждался в своем месте на кладбище цивилизаций.
Глеб решил никому не говорить о грузе последнего самолета. Он мог ошибаться и не хотел выглядеть фальшивым провозвестником грядущей беды. Алиса сидела на подоконнике в коридоре, забравшись на него с ногами, и читала газету. Увидев Глеба, показала ему язык и снова уткнулась в страницы. Он прошел мимо нее в спальню. Больше половины кроватей оказались занятыми. От нечего делать люди либо лежали, либо читали.
Глеб тоже взял газету и лег на свою кровать. Пробежался глазами по страницам, ничем не заинтересовался и отложил в сторону. Надо было чем-то себя занять, чтобы время не превратилось в тягучую субстанцию. Первое, что пришло на ум, – попытаться уснуть, сократив день на несколько часов. Не удалось. Как только он закрывал глаза, слух сразу начинал остро реагировать на многоголосие ведущихся вокруг разговоров. Слышались не только происходившие в одном с ним помещении, но и в коридоре, и в других спальных комнатах. Однажды ему показалось, что вдалеке раздалась стрельба. Глеб посмотрел на реакцию людей, но никто и ухом не повел. Он решил, что это уже психосоматика, вызванная напряжением слуха.
К их зданию подъехал автомобиль. До обеда оставалось еще два часа, поэтому он многих заинтересовал. Глеб тоже слез в кровати и вышел в коридор посмотреть на визитеров. Это была «буханка» с военными номерами. Мужчины в военной форме тихо разговаривали с «карантинщиками» и бросали взгляды в сторону окон. Очень хотелось узнать, о чем они говорят.
– Наверное, скоро вывозить начнут, – решил парень слева от Глеба. – Подурачились, и хватит.
– Ага, подурачились, – усмехнулась пожилая женщина. – А родственники людей с разбившегося самолета так не считают.
– Не повезло. – Парень пожал плечами и отошел от окна.
Глеб спустился, прошел в фойе и замер у входной двери.
– Со стадиона пошло. Там местные играли с гостями и говорят, что первыми заметили проблему сами футболисты. Гетры поплыли, подошвы на кроссовках. Потом стали сиденья под зрителями пачкаться и расплываться, потом одежда и телефоны. Пока то да се, часть зрителей успела сбежать в город, остальных там заперли и не выпускают. А их там примерно три тысячи. Представляешь, сколько туда жрачки и воды уходит? У вас тут больше сотни, и то все столовки ноют, что у них нет столько запасов, чтобы кормить. Не верят еще, что город нормально компенсирует им затраты. Скажи дежурному, что могут быть перебои с доставкой еды, но пусть не объясняет причины. Сейчас всем станет не до них. Представляешь, что начнется после того, как болельщики растащат заразу по всему городу?
– Представляю.
– Звездец будет полный, похуже, чем коронавирус, чума или сибирская язва.
– Не перегибай.
– А что не перегибай? Я тебе говорю, это будет полный звездец, конец света. У нас же все из пластика, даже в этой древней буханке он есть, и без него машина не поедет.
– Мужики, сигареты привезите! – раздался голос сверху.
– Вам не положено, – ответил приехавший военный.
– Ну дай свои, будь человеком, уши пухнут.
– Лови.
– А спички?
– Куряка без спичек как мужик без яичек. Держи, страдалец.
– Спасибо, друг.
– Травись на здоровье.
– И что, когда нас все-таки сменят? – продолжил «карантинщик» интересоваться у приехавшего военного.
– Еще сутки точно менять не будут, а там видно будет. Если зараза по городу не разойдется, то завтра точно сменят. А если… то я никаких прогнозов давать не стану.
– А на хрена мы их охраняем? Они же не заразные. Это же все равно что начать охранять всех горожан внутри их домов. Не вижу никакого смысла.
– Ты же военный, Олег, и до сих пор не понял, что главное не смысл, а выполнение приказа. Начальству виднее, кого охранять, а кого нет. Событие с зараженным самолетом знаковое, медийное, поэтому на него весь фокус, а про город лучше промолчать, потому что это серьезный косяк. Ладно, поехал я назад. Если пропуска снова поменяют, привезу новые.
– Давай, до завтра.
Дверки хлопнули, машина завелась и уехала. Глеб остался стоять на месте в полной задумчивости. Все его смелые предположения сбывались. Эпидемия начала выходить из-под контроля, следовательно, скоро о них могли забыть и уж точно перестать кормить. По мере раздувания масштабов эпидемии фокус на пассажиров зараженного рейса смещался бы к решению настоящей проблемы. Надо было начинать готовиться к тому, что дальше проблемой пассажиров больше никто заниматься не станет и им придется делать это самостоятельно.
Он выбрался на крышу, чтобы снова остаться наедине со своими мыслями. Уже намного внимательнее осмотрел окрестности, думая о том, где и как искать пропитание, одежду, как оградить себя от возможного беззакония.
Как и положено военному аэродрому, тут существовала небольшая военная часть. Она находилась совсем рядом, буквально в трехстах метрах через небольшой парк, примыкающий одной стороной к забору. Вдалеке виднелся небольшой поселок, типичный военный городок, обычно называемый «авиагородком». Близость военной части играла на руку, за ее забором можно было отсидеться. Глеб пока не представлял, кто им станет угрожать, особенно на отшибе, но был уверен, что при вышедшей из-под контроля ситуации возможен разгул насилия.
Еще его одолевал моральный вопрос, как лучше поступить: в одиночку попытаться покинуть опасную зону или все же вместе со всеми. Не хотелось тяготиться пожилыми людьми, родителями с маленькими детьми. Он один или в паре с Алисой мог одолеть большое расстояние пешком, легко минуя возможные санитарные кордоны, и на попутках вернуться во Владивосток. Толпой подобное проделать было невозможно. Хотелось уверенности, что эпидемия случилась точечно, а не по всей стране, иначе никакого смысла возвращаться в родной город не было. Ближе всего ответ на его вопрос находился внутри военной части, через интернет или хотя бы из новостей по телевизору.
Глеб перевалился через парапет и посмотрел сверху на военных, маявшихся от безделья в тени БТРа.
– Мужики! – обратился он к ним.
Те завертели головами, не сразу сообразив, что голос доносится с крыши.
– Чего тебе? – спросил один из них, заметив его.
– Расскажите, что в стране происходит, а то газеты нам привозят не первой свежести, – попросил Глеб.
– Ничего не происходит. Все ровно, – ответил военный.
– А почему тогда газеты старые? Неосведомленность вызывает среди людей домыслы и слухи один страшнее другого.
– Я же сказал, ничего не происходит.
– А я тут нечаянно слышал ваш разговор, поэтому знаю, что это не так. Какой смысл вам скрывать от нас правду? Мы что, государственная комиссия, которая принимает у вас порядок в стране? Или у нас в государстве просто все так делают, как только начались проблемы, сразу начинаете врать и делать вид, что ничего не происходит. Ваша задача не дать нам выйти за границы охраняемой зоны, хоть и непонятно, на кой хрен держать взаперти людей, прошедших тотальную санобработку. У меня резиновые тапки, и если бы у нас существовала зараза, они давно бы оплавились. Ладно, соглашусь, у вас приказ не пущать, но информационную блокаду нам не объявляли. Мы не заложники, не пленные, не политические заключенные, и это наше право знать, что происходит в стране. Принесите телевизор из части, и дело с концом. Когда беспорядки улягутся, мы не станем публиковать в СМИ информацию про жуткие условия, в которые нас поместили.
– Обойдетесь. Начальство скажет дать – дадим, иначе никак, – ответил военный, но уже не так дерзко и самоуверенно.
– Ну тогда мы будем вынуждены подать в суд за насильственное удержание. Думаю, с таким количеством свидетелей вашему бестолковому командованию придется постараться доказать, что все было как-то иначе. Плюс еще вы пытались применить оружие.
– Да мне похрен на командование. Судитесь с кем хотите. У меня приказ, и обсуждать его я буду не с тобой, – резким тоном заявил военный.
Глеб понял, что завел разговор не в ту сторону. Не стоило давить на военных, как на гражданских.
– Ладно, это я просто хотел вас припугнуть. Реально целый день смотреть в потолок невыносимо. Дайте хотя бы смартфон почитать, что творится.
– Нет. Никаких контактов через вещи.
– Да все нормально у нас. Нет никаких признаков этого микроба, как его там, Нэбутори.
– Сказано – нет. Если начальство само решит, что вас пора посвятить в происходящее, тогда пожалуйста. До этого все ваши просьбы и мольбы мимо кассы. Мы люди военные, и нам не положено проявлять сострадание, милосердие и даже воображение.
– Ясно. – Глеб цокнул языком от бессилия.
Спустился вниз. На крыше стало совсем жарко. Оказывается, люди слышали его разговор с военными.
– А что, есть выход на крышу? – спросила девочка лет двенадцати.
– Да, в той комнате. – Глеб указал рукой.
– Класс, пошли слазаем, – позвала она подружку.
– Да, у меня тоже стойкое ощущение, что мы не спасенные, а заложники, – признался Глебу мужчина с блестящей лысиной. – Не пойму только, что мы натворили.
– Это не мы натворили, это система так работает. На всех ключевых постах сидят безграмотные чиновники. Им сказали, что в самолете зараженные, теперь мы для них зараженные и больше никто. Нас надо изолировать, а это слово можно трактовать в довольно широком коридоре значений, в том числе и информационно. Они так его и понимают ради собственной безопасности, – пояснил стоявший рядом пожилой мужчина. – Инициатива в принятии решений наказуема.
– Именно так, наказуема. Чиновников учат не принимать самостоятельные решения, потому что это неопределенность, а вышестоящему руководству нужно все просчитывать наперед, – согласился Глеб.
Далее разговор между мужчинами продолжился без его участия. Глеб увидел стоящего у окна батюшку и решил довериться ему насчет услышанного об эпидемии в городе.
– Вы слышали мой разговор с военными? – спросил он, подойдя ближе.
– Частично. Жаль, что они такие упертые. Я звонил домой, говорят, во Владивостоке объявили карантин и комендантский час.
– Да? Значит, упустили.
– Да.
– А я хотел поговорить с вами с глазу на глаз, чтобы никуда не ушло. Могу я вам довериться, чтобы типа была тайна исповеди? – спросил Глеб, немного волнуясь.
– Да, конечно. – Священник заинтересованно посмотрел на него.
– Я слышал, что в этом городе тоже упустили эпидемию. Тут проходил футбольный матч, началось заражение. Пока власти хватились, часть людей успела сбежать. Теперь они разнесут заразу. Понимаете, чем это грозит для нас? – спросил Глеб, ища во взгляде батюшки понимание.
– Чем? Нас не отправят домой? – предположил он самое очевидное.
– И это тоже. А еще я думаю, что о нас просто забудут. А у нас ни продуктов, ни одежды, ничего. – Глеб замолчал, заметив, что к ним идет женщина.
– Отец Владимир, вы не уделите нам несколько минут? Мы бы хотели поговорить с вами на душеспасительные темы, – обратилась она к батюшке.
– Конечно, через пять минут буду, – пообещал он ей.
Женщина смерила Глеба ревнивым взглядом и ушла.
– Достали, – произнес священник ей вслед. – Нет других развлечений, решили на мне отыграться. И не откажешь ведь, сразу решат, что батюшка липовый. Ты пока никому не озвучивай, что слышал, вдруг сплетни. Что мы сейчас можем предпринять? Выйти не можем, да и куда идти. К нам тоже никого не пустят, и денег у нас нет, чтобы, например, заказать еду. Давай подождем в полном душевном спокойствии, без упадничества духом и прочего.
– Да меня это вообще не беспокоит, – признался Глеб. – У меня ни детей, ни плетей, свободен, как птица в помете.
– В полете, – исправил батюшка.
– Нет, как раз в помете. Вроде и в дерьме оказались, но тепло, уютно и никуда лететь не хочется. Любимая фразочка моего начальника, когда у него начинались проблемы.
– Надо использовать ее в разговоре с прихожанами, которые не хотят выбираться из дерьма. Прости меня, Господи. Пойду развлеку дам, а ты никому ни слова.
– Само собой, к чему нам преждевременная паника.
– Верно. – Отец Владимир решительной походкой ушел в спальную комнату.
Обед опоздал на два часа. Глеб уже решил, что его не будет вообще, и чуть не проболтался Алисе, которая продолжила общаться с ним как ни в чем не бывало. Ее модель поведения казалась Глебу странной, свойственной людям, выросшим в среде, где приходилось постоянно ждать подлости и привыкнуть к ней до такого состояния, что после скандала не чувствовать ни своей обиды, ни чужой.
– Наверное, лепили пельмени, поэтому припоздали, – пошутила Алиса насчет опоздавшего обеда, точно зная, что это не так.
– Ага, и надавили из пакетиков целый термос майонеза, чтобы на полторы сотни ртов хватило, – поддержал ее Глеб.
Оказалось, что вместо пельменей им отправили перловую кашу, сваренную вместе с тушенкой. Учитывая, что порции получались небольшими, а перерыв между приемами пищи солидный, каша уходила на ура. Первого не было, но вместо него им передали двести булочек с начинкой из ядовито-красного джема непонятно из какой ягоды. И на удивление, видимо повлияла утренняя история с куревом, были переданы пять блоков сигарет с фильтром. Глеб не разбирался в них, но, судя по пачке, это были какие-то недорогие отечественные сигареты. Народ, обещавший до обеда устроить бунт, смягчился и даже повеселел.
Ужин привезли вовремя. Глеб встретил у входа, но военные не общались между собой, чтобы не провоцировать охраняемых людей. Привезли рисовую кашу, отдаленно похожую на плов, бутерброды с сыром и компот.
После ужина Глеб выбрался на крышу, чтобы подышать свежим воздухом перед сном. Однако подул холодный ветер, и вскоре натянуло дождевые тучи. Вдалеке засверкали молнии. Гром с каждым разом звучал все ближе и ближе. Из-за плотных туч ночь началась раньше срока на целый час. Порывы налетевшего дождя били в окно. В комнатах запахло сыростью, и послышался стук падающих с потолка капель. Крыша текла. На окнах не было штор, и потому молнии яркими вспышками освещали комнаты. Окна тряслись от раскатов грома. Напуганные малыши подняли вой, мешая спать остальным.
Глеб накрылся с головой, выставив наружу только нос, и быстро уснул. Среди ночи ему показалось, что раздался шум двигателя и далекий шум винтов, но он заснул и был уверен, что приснилось. А утром его разбудила возбужденная Алиса.
– Глеб, Глеб, проснись. Они все уехали.
– Кто?
– Солдаты. Вокруг дома никого нет.