Крупная дрожь колотит все тело.
Чья она? Моя или Сёмы?
Мы оба трясемся от напряжения, которое никак не хочет отпускать…
Зубы сжимаю, чтобы не стучали – так сильно меня трясет. Но он, все равно, слышит. Замечает…
– Ты замерзла? – Откидывает волосы со лба. Пытается что-то рассмотреть в лице…
В каморке темно, лишь рассеянный свет от ламп из коридора… Но даже он не в состоянии справиться с летающей в воздухе пылью.
Я плохо вижу Семена. Он хмурится, не в силах разглядеть меня…
Мотаю головой.
Если скажу «нет» – сразу выдам себя. Начну икать и трястись еще сильнее.
– Ты зачем веревку взяла? Совсем свихнулась?
Мои глаза становятся еще больше. Я больше не могу их таращить – векам больно.
И вообще, так хочется опустить веки, расслабиться, привыкнуть к его теплу… Чтобы потом вспоминать, как это здорово – ощущать объятия Семена… В одиночестве нужно чем-то греться!
– Стася? Алло? Ты как, вообще? Слышишь меня?
Он говорит строго, вроде как старается встряхнуть… А сам – убаюкивает, покачивает, заставляет нежиться и плыть на волнах этих легких движений – вправо, влево, вправо, влево… Так можно вечность провести! И вдыхать, как пахнет его толстовка – чем-то потрясающим, забивающим ноздри, сводящим с ума… Примесь табака, еле заметная… Видела, как он втихаря балуется, пока не видят взрослые…
Ненавижу сигареты! Они вонючие, гадкие!
Но на Семене даже этот запах – как манна небесная…
– Черт. Что с тобой, Стась?
Мягко улыбаюсь в ответ.
– Ты почему молчишь так долго? Ты же не умеешь молчать?!
А зачем сейчас говорить? И о чем?
И так ведь – все здорово?
К чему слова?
– Да она – обдолбанная! Не видишь сам, что ли?!
В наш уютный, полусумрачный, тихий мирок врывается скрипучий голос. Разрывает скрежетом все очарование. Разбивает чудо на тысячи мелких, острых осколков…
– Что?!
Я совсем забыла, что где-то рядом осталась лахудра. Почему-то верила, что она испарилась из дома. Оставила нас вдвоем – на весь дом одних – с Сёмой…
Эта тварь никуда не делась.
И видела все. От начала до конца.
Руки Семена становятся жесткими, взгляд – острым и холодным.
Он теперь не гладит меня, не ищет чего-то во взгляде. Сверлит. Царапает. Делает больно.
– Стася… – И голос его внезапно грубеет. Кадык дергается. Пальцы впиваются в плечи – наверняка, оставят на них синяки…
– Что?
Не верю в эту трансформацию. Боюсь верить.
Неужели все, что было только что… Неужели мне все это почудилось, приснилось?!
– Говори честно: что ты принимала? – Теперь он уже не просит, не сомневается, а открыто требует…
– Свихнулся, что ли?! – Теплые мужские ладони жгут. Превращаются в оковы, повисшие на плечах, стягивающие запястья…
За такие вопросы, между прочим, положено убивать!
– Это ты свихнулась! Откуда мысли про веревку и мыло?! – Он грубо встряхивает меня.
– Да пошел ты! Отпусти! Отпусти меня! Не трогай! Грабли свои убрал, козел! – Тщетно пытаюсь вырваться. Но это невозможно: Семен стискивает пальцы еще жестче, еще крепче!
– Зачем ты вешаться собиралась? Тебя за это в дурку теперь надо!
– Это тебя надо в дурдом. Вместе с лахудрой. С чего ты взял, что я вешаюсь?!
– Ты забралась наверх. – У него дергается левая щека. Почти незаметно. И только я знаю, что это – признак, верный признак, что Сёма нервничает!
– Да я сбежать от тебя пыталась! От тебя, придурка, слышишь?! Видеть тебя не хотела!
– Ну… Говорю же, Сэм, она обдолбанная! – Противный скрипучий голос вновь напоминает, что мы здесь не одни. Что кто-то еще наблюдает за мной и Сёмой.
– Иди в задницу, дура патлатая! Тебя никто не спрашивает! – Мне, наконец, удается вырваться из цепких пальцев сводного брата. Отпрыгнуть в сторону, нечаянно зацепив какие-то ведра, палки, совки…
Все падает, грохочет, окончательно создает бардак…
– Ай! – Слезы брызжут из глаз. Какая-то тяжелая дрянь вскользь проезжает по моему затылку. Плакать хочется не от боли – от обиды!
– Все. Заноза. Ты меня достала! Выходи отсюда, твою мать! Не хватало еще разнести мой дом на щепки! – Семен дергает меня за руку, заставляя выпрыгнуть из кладовки. – Мало от тебя проблем, надо еще добавить?!