Семен. Настоящее
Друг нахально раздвигает зубы. Это типа у него улыбка такая.
Обычно он такой оскал изображает, когда хочет сильно-сильно подколоть… Но только я об этом знаю. А все остальные ведутся: плавятся, чахнут, млеют… В общем, ведутся на этот хищный оскал все дуры!
Он тоже помнит.
И ту кладовку.
И Стасю, которая вцепилась в дверь и никак не отлипала от нее, пока не пришел Матвей…
Эта коза умудрилась испортить одним махом – сразу два вечера. У Мэтта тоже было свидание. И его пришлось отменять. Ведь мы – друзья, которые ни в чем никогда не отказывают!
– Я чето думал, что Сэм каморку замуровал, на хрен… – Он почему-то очень доволен. И почти счастлив: так радостно и так спокойно вытирает с лица капли грязной воды.
– Я что, больной? Мне родителей хватает, чтобы вести тут бесконечную стройку. Хорошо, хоть Стасина мать свалила, фантазий стало поменьше…
У меня вся вода утекла за шиворот, и теперь щекочет, холодит спину…
– Все, парни? Остыли? – Виновница наших несчастий стоит, изящно выставив бедро, играет с пряжкой от ремня джинсов. И тоже ничуть не смущается.
Только я, один, хочу выть? И убивать, между делом?
– Беги отсюда, женщина. Куда глаза глядят! Иначе поймаю – и всыплю по заднице!
– Хм… Сёмушка… Ты пытаешься быть эротичным? Со всеми своими девочками так заигрываешь?
Она белозубо улыбается, показав ямочки на щеках, и демонстрирует нам свою отпадную, упругую, очень круглую задницу. Ту самую, которую я должен был мять! А нам помешала эта дура – Лиля!
– Ты куда, Заноза?! – Одновременно с Мэттом вскакиваем и даем по газам: Стася очень быстро удаляется, несмотря на огромные шпильки.
Она словно рождена танцевать на этих каблуках: ни разу не споткнулась, не оступилась…
Цепляем ее под руки с двух сторон.
Мэтт, сволочь такая, не сдается! А мог бы уже и свалить: ему нечего ловить на этой территории! Не уйдет – придется объяснять… Даже если бить рожу придется – я сделаю это. И срать я хотел на весь этот детский лепет про дружбу!
– Фу… Какие вы грязные, какие мокрые, мальчишки! Где успели так перепачкаться?!
Настроение у Занозы – огненное. Она шутит и заливисто смеется.
Подмигивает.
Стреляет глазами в обе стороны – как еще не окосеет, мать твою!
И задницей все так же активно вертит!
А мы, как два недовольных утырка, бредем за нею. Хрен знает куда, но бредем!
– Малышка, а тебе не говорили, разве, что грязные мальчики – самые клевые? С чистыми – от скуки можно сдохнуть! – Мэтт никак не хочет сгинуть. Флиртует со Стасей вовсю… Так и хочет словить кулак в свою радостную, охреневшую рожу!
Но только не сейчас. Разберемся, когда рядом не будет «сестренки»…
– Я – приличных предпочитаю. И пачкаться не планирую… – С наигранной брезгливостью она поджимает губы и аккуратно снимает с себя наши руки.
Приличная, твою мать! Давно ли под моим ртом стонала и ахала так, что хоть святых выноси?!
– Лично я собираюсь купаться. А вам бы не мешало сходить и помыться!
Сбегает по лестнице, рискуя свернуть себе шею… Сердце в пятки падает, когда вижу, как мелькают по ступенькам острые каблучки…
– Я с тобой. Там и помоюсь! – Мэтт на ходу сдирает футболку, всю в грязных потеках, отшвыривает ее на перила, и рвется вслед за Стасей.
Друг, твою мать.
Ни на шаг не уступает.
Может, он и тогда, много лет назад, лишь притворялся, что презирает мою сводную сестру?!
А теперь окончательно потерял берега, перестал скрываться?
Хрен ему. Здоровый болт с резьбой, а не моя Заноза!
Моя одежда летит в сторону, приземляется недалеко от футболки Мэтта. Сам бегу вслед за ними.
Стася на ходу сбрасывает босоножки, босиком вылетает на песчаный пляж…
Мы с Мэттом оба замираем на месте: она уже у полосы прибоя. Вода лижет босые пальчики ног… Сейчас Заноза станет раздеваться!
И я хочу это видеть!
– Не смотри туда! – Заставляю друга отвернуться, силой держу его голову. Лишаю кайфа и себя. Но ему смотреть на раздетую Стасю не позволю!
– Ты че, дебил, Семен? Это же мелкая! Еще скажи, что ревнуешь…– Мэтт издевательски ржет. Его прикалывает все, что здесь происходит!
– Это – мелкая. Да. И я всегда предупреждал: не смей на нее заглядываться! Табу, Матвей, нельзя!
– Япона мать… Семен! Да ты ли это?! – Матвей снова скалится. И стучит указательным пальцем по моему лбу. – Она – уже большая девочка. Слышь, Сём?! Стаська взрослая. Хочет бегать голой – так это же нам на радость. Смотри и кайфуй!
– Ура! – Радостный Стаськин вопль. Вовремя она. Иначе Мэтт остался бы с поломанным носом. И не факт, что моя челюсть не пострадала бы… Но я был обязан избить его. Только за желание видеть ее голой!
Заноза нырнула в море, не раздеваясь.
Обломала нас обоих.
– Дура! Ты куда?! Утонешь!
Первым влетаю в воду. Гребу. Гребу за ней, режу волны широкими гребками.
Она же хреново плавает, эта дурында!
Если с ней что-то случится – сам подохну. Уйду на дно вместе с ней…
Рядом слышится какой-то невнятный вскрик…
– Сёма! Лови Матвея! – Стася почему-то уже рядом. И глаза расширены от ужаса…
– Что случилось? – С ней все в порядке. Плывет сама… Но чего она так боится?
– Ты видишь Мэтта?!
– Да твою ж налево…
Куда подевался этот придурок?
Голова Занозы скрывается под водой. Вместе с ней обрывается сердце.
– Помогай мне! Помогай, Семен!
Вместе тащим его на берег.
Друг дышит сам. Хрипит. Отплевывается…
– Что случилось-то?
Он выживет. Понятно, что не помрет.
А Заноза – вот она. Снова мокрая… И под полупрозрачной влажной майкой – торчащая грудь. И соски – острые, твердые. Ее колотит и трясет…
– Стаська, иди сюда. Заболеешь от холода, дура!
Плевать на Мэтта. Покашляет – и будет огурцом.
А Заноза… Тяну ее на себя. Прижимаю крепко. Обхватываю руками, прячу ее затылок в свои ладони. Ощущаю на своей груди ее ледяные губы…
Нужно греть. Срочно.
Обязательно целовать!
– Тьфу! Тьфу ты, гадость!
Поцеловал, твою-то мать!
Вместо раскрытых пухлых, нежных, сладких губ… Едва успеваю увернуться.
– Ты с ума сошла? – Утираю лицо и плечи. – Зачем плюешься?
– Песок на зубах застрял. И вода соленая… Гадость какая это ваше море!
Стаська – снова в своем репертуаре. Оттолкнув меня, продолжает выплевывать остатки воды, морщиться и хмуриться.
Терпение с треском лопается. Взрывается. Меня просто на части раздирает от желания трясти ее, хватать за плечи и трясти! Чтобы опомнилась!
Она же по мне с ума сходила! Сгорала от ревности, едва завидев рядом с какой-то девушкой!
Злилась, вредила, устраивала пакости!
Делала все, лишь бы обратить на себя внимание!
Вот. Обратил.
Схожу с ума от желания сграбастать ее, прижать к себе, присвоить… Не хочу смотреть на других… Даже думать о них не получается…
А она – вырывается из рук. И прячет взгляд. И снова пялится на Матвея!
– Станислава! Алло! Посмотри на меня!
Мне до усрачки нужно видеть ее глаза!
Смотреть в них. Убедиться, что я до сих пор ей дорог!
Что она вернулась для меня. Ко мне. За мной!
И до дрожи боязно… Вдруг, она хочет к Матвею? Может, все ее попытки вызвать ревность – и не попытки вовсе? И она с юности по нему сохнет?!
– Надо же… А по отчеству можешь назвать?
– Ты не Сергеевна! Не Сергеевна, твою мать! И мы – не родственники!
Я знаю об этом. Она знает. Все знают, что мы никем друг другу не приходимся!
Но Стася всегда, с особым удовольствием, издевается надо мной, называя братом…
– Мне кажется, всем пора в постельку.
Стася внезапно меняется в лице.
Становится собранной и серьезной. Это плохо вяжется с ее образом: мокрая, растрепанная, необыкновенно соблазнительная девочка… Моя Заноза… И такая вдруг взрослая, с поджатыми в ниточку губами…
– С чего бы это? Праздник должен продолжаться! Наша вечеринка только начинается, Стасенька, милая!
Мэтт внезапно приходит в себя. Лучше бы утонул, блин…
– Ты чего вдруг плавать разучился, друг дражайший?! Очень хотел, чтобы мелкая тебя спасла?
– Там какое-то ледяное течение. Ногу судорогой свело…
– Семен, бери-ка друга под руку, и провожай. А я пойду к себе. Спать. Понял?
Она снова нас покидает: уверенно шагает по песку назад, стройный силуэт очень четко очерчен огнями, освещающими территорию виллы…
– Слюни-то подбери, Сэм. Ты разве не знаешь главное правило мудака? Женщина не должна догадываться, что ты на нее запал!
Друг неожиданно щелкает мне по подбородку, заставляя прикрыть рот.
– И что же ты, мудак, своих намерений не скрываешь? Твоя челюсть вообще не закрывается с тех пор, как Стася появилась на вечеринке…
– А мне скрывать нечего, дружище… Я всегда был к ней неравнодушен. И Стася была в курсе. У нас же все взаимно. И раньше было, и сейчас все наладится…
Он ловко перехватывает мой кулак, летящий в район глаза. Все-таки, ярость мешает нормально бить. Придется ему потом отомстить. Когда успокоюсь немного. И когда у него не останется никаких шансов быть с Занозой…
– А ты, Семен, очень ловко притворялся тогда. Только я догадывался. И это, знаешь, так прикольно – постоянно тебя дразнить и подкалывать…
– Что?!
– Ничего, Сём. Угомонись. Этого никто, кроме меня, не замечал.
Ааааа!
Да что же такое-то?!
– Она всегда была для меня костью в горле. Не сочиняй.
– Ну, ну… А почему тогда запрещал мне трогать ее за костлявую попу? Завидовал же, да? Потому, что мне можно было, а тебе нельзя?!
– Матвей… Тогда никому было нельзя! Никому, ты слышишь?! Ей было пятнадцать! Пятнадцать гребаных лет, разве это сложно понять?! Хотя… Твой скудный умишко… Он точно до этого не дотянет!
Табу.
Малолетка.
Запретный плод.
На нее дышать было страшно: хрупкая, нежная, трогательная… Ни одна старинная ваза в коллекции отца не шла с ней в сравнение…
Только притворялась противной дрянной девчонкой. Злила. Выводила. Доводила до исступления!
Особенно, когда принялась бегать на свидания с Мэттом!
– Я что, похож на идиота? Для грязной похоти можно всегда найти подходящую цыпу… А Стаська – она для романтики. Ты не представляешь, как это здорово: приносить под дверь девочке цветочки, видеть восторг и благодарность в чистых, невинных глазах… Это безумно вставляет и трогает, Сэм. И сексом это заменить невозможно…
Еще чуть-чуть – и зубы сотрутся в крошку.
И кожа с шипением испарится. Внутри все горит. Меня испепеляет желание просто убить своего друга.
– А тебе даже это было не позволено, да, Сём? Ты же стеснялся этой дурехи? Не хотел даже рядом с ней находиться… Сам дурак. Потому и не злись!
– Все. Ты меня утомил. Вали к себе домой. У меня ночевать не стоит. Иначе кто-то из нас потеряет друга.
– Остынь. Стася уже взрослая. И вас ничего не связывает. Все, дорога открыта, Сэм… – Ему слишком нравится меня злить. И Матвей откровенно кайфует.
– Не лезь к ней, слышишь, Мэтт?! Забудь про Занозу! Она – моя. И даже близко к ней не подходи!
– А вот на это мы посмотрим, Сэм. Она же взрослая? Вот, пускай, сама и выберет…