Не я рассказываю, рассказывает муж. Занесло его в 89-ом году в театр на Юго-Западе, и он принялся смотреть спектакли. Там хитов было, как у Битлз в 65-ом. «Трилогию» только что поставили. Авилов в расцвете сил играет Мольера и Гамлета. Гоголь – любимый драматург. После всего этого Кит смотрит «Жаворонка». Посмотрел, пошёл к Романычу и говорит: «Это же капец как здорово!». А тот смотрит недоверчиво, ищет иронию. Он уже спектакль снимать собрался. В театре стали говорить, что зрителю скучно, он и поверил. «За кулисами» и впрямь устали чуток от пафоса Ануйя. Помню, дежурю в гардеробе, Миша Хитров (звукорежиссёр) выскакивает из зала в фойе с шуткой: «Чем быстрее её осудят и сожгут, тем для всех для нас лучше». Очень было смешно, было дождливо в тот день, с крыши капало, хотелось быстрее домой. Наверное, мы были правы, впереди были 90-е, время другой эстетики, другой морали и другого пафоса. Тем не менее даже одно из последних представлений «Жаворонка» произвело на Кита глубочайшее впечатление. Даже став неактуальным, спектакль не растерял своей силы и правды.
Галина Галкина была умопомрачительно хороша в том спектакле. Она вдохновляла, прекрасная Жанна д’Арк наших 80-х. В очереди за входными билетами ходила сплетня, что Олег Павлович Табаков после этой роли пытался переманить её к себе в театр-студию. От себя могу добавить, что если бы не она, я могла бы так никогда и не попасть в театр на Юго-Западе. Мои мама с папой посмотрели «Жаворонка», их впечатления были настолько сильными, что мама чуть не насильно заставила меня туда пойти.
Вячеслав Гришечкин блистал в роли Карла. Это было так пронзительно, так трогательно, это была особая грань его актёрского таланта, позже нигде уже не использованная. А муж мой, вспоминая сегодня спектакль, требует Оскаров за роли второго плана: Сергею Беляковичу и Алексею Ванину.
Из нашего с Галей Галкиной интервью от 2012 года.
– Расскажи, пожалуйста, как ты первый раз попала в помещение театра на Юго-Западе? Первое впечатление от дома по адресу проспект Вернадского, 125?
– Это было так давно, что трудно вспомнить все свои ощущения. Ты меня заставляешь, только поэтому стало вспоминаться. Помещение со стёклами, со странными большими окнами. И дверь, за которой начинался волшебный мир. Стёкла приходилось краской замазывать, чтобы свет не мешал нам создавать иллюзию волшебных миров. А помещение, которое мы первый раз увидели, было, как Сберкасса в соседнем доме. Пусто, только колонны. Вот потом, когда стали варить ряды, начали прорастать миры. А первые впечатления: надо всё это обустраивать, обживать.
– Как твои родители отнеслись к твоему решению стать актрисой?
– Я не решала стать актрисой. Слово «театр» всегда присутствовало в нашем доме, то с большой буквы, то с маленькой. Оно всегда было со мной. Если меня нет дома – значит, я в театре. Если я чего-то не сделала, то потому, что я была в театре. Если я поздно пришла домой – я была в театре. Так что когда театр окончательно стал для меня с большой буквы, моих родителей это нисколько не удивило. Их скорее удивило бы какое-то другое слово, другой выбор.
– С дочерью Ольгой было так же?
– Думаю, что с Ольгой так же. Первые стихи, которые наши дети учили, были монологи из «Гамлета».
– Твой любимый юго-западный спектакль, если считать за все годы?
– Спектакли, которые заставляли меня плакать, заставляли испытывать те чувства, ради которых я так люблю ходить в театр… это «Старый дом». Хоть я в нём и играла, но я его изнутри очень любила. Я обожала приходить и смотреть «Шукшина». И моё театральное потрясение – это «Носороги». Я когда посмотрела спектакль, я чуть с ума не сошла. Меня так всё потрясло. И игра актёров, и режиссёрское решение, и музыка, и так всё это было необычно, эти носороги курящие. Это был такой восторг, это незабываемо.
Лев Аннинский:
«Героика этого театра – героика долга. Верность судьбе. Верность «голосу» внутри себя. Один из вершинных спектаклей героического стиля на «Юго-Западе» – «Жаворонок» Ануя. Тупой рок ведёт палачей Жанны Д’Арк, но рок ведёт и её; ведут голоса, светлый жребий. Лучше не раздумывать. Злу как необходимости противостоит не добро как свобода, а добро как другая необходимость».