6. Карапуз и кошки
"Почему до сих пор не изобрели турбоэкстрактор мыслей?"
Шло время. Истерический плач Робина постепенно изменялся и в итоге перешёл в новую фазу: рычание. Возможно, это была одна из проблем поведения, о которых предупреждал нас Натан, но, возможно, и нет. У меня было чёткое ощущение, что Робин пытался избавиться от комка в горле. Звук его рычания приводил меня в ярость и вызывал зубную боль. Он действовал на меня, как скрежет металла по стеклу.
Проблемы со сном тоже перешли в новую фазу. Кроватка Робина по-прежнему стояла в нашей спальне, прямо в изголовье нашей кровати, на вечном приколе, как крейсер "Аврора". Каждую ночь Робин просыпался ежечасно с плачем и воплями. Он плакал каждый раз, когда просыпался, в любое время суток. Не было случая, чтобы он проснулся поутру в приятном расположении духа. Каждое чёртово утро он врубал свою сирену ни свет ни заря, и каждый новый день становился невыносимым с самого рассвета. С этим нужно было что-то делать.
К тому времени мой очень милый и терпеливый муж полностью вошёл в роль матери, и мне не оставалось ничего другого, как взять на себя роль отца. Я подошла к проблеме сна сурово и беспощадно и переместила крейсер "Аврора" из нашего личного пространства в соседнюю комнату. А чтобы сердобольная "мать" не бросалась на помощь дитяти по десять раз за ночь, пришлось временно переместить в отдельную комнату также и "мать".
Сначала Робин не просёк сюжета и по привычке пытался привлечь внимание "матери" по ночам, но я жесткосердно бдила на страже. Весь последующий месяц Робин по-прежнему продолжал просыпаться по ночам, но за это время грохот Ниагарского водопада постепенно перешёл в журчание мелкого ручейка.
В нашем доме всегда жили кошки. Домашний уют просто немыслим без бригады кошек, постоянно тусующихся под ногами. Когда родился Робин, у нас их было три: рулевая кошка Гизмо и две робкие белые сестрички, Дэйзи и Поппи, тёзки дочерей шеф-повара Джейми Оливера. Робин рос в окружении кошек. И думаю, что когда пришло время учиться ползать, то именно глядя на кошек, Робин начал делать это на всех четырёх. Он копировал их способ перемещения и гонялся за ними, развивая немалую скорость, чем разрабатывал свою центральную нервную систему и позвоночник. То, что доктор Натан прописал. Любимой кошкой Робина в то время была Поппи, потому что она была единственной из троицы, кто позволял неуёмному карапузу гладить себя и тыкать пальцем в нос.
Но Робин по-прежнему не разговаривал. Единственное слово, которое он иногда произносил полушёпотом, было "машина". Он не говорил ни "мама", ни "папа" и не трещал на тарабарском языке, как другие малыши. В доме никогда не было проблем с двуязычием, потому что я вообще не разговаривала по-русски с момента приезда в Англию, и у меня практически не было русскоязычных знакомых. Для разговора на любом языке, как и для танго, нужны по меньшей мере двое. Поэтому единственным языком, который сын слышал дома, был английский.
Но Робин продолжал рычать, был нетерпелив, раздражался и закатывал истерики из-за того, что мы не могли понять, чего он хочет. Я так ждала, когда же он, наконец, заговорит, чтобы узнать, что с ним не так… Мы постоянно разговаривали с ним, но не слышали ни слова в ответ. К тому же, Робин не мог самостоятельно найти себе какое-либо занятие. У него отсутствовала фантазия. Мы столько всего напридумывали и напокупали для него в надежде, что он чем-нибудь заинтересуется. Но нет. Ему постоянно нужен был распорядитель, который мог что-то предложить, показать, что с этим делать и неотлучно находиться рядом с ним во время игры. Оставшись один, Робин выстраивал в ряд свои машинки и колотил ими по полу либо закатывал душераздирающую истерику без видимой причины. И он всё время продолжал рычать… Он рычал и очень много пил. Казалось, его всегда мучила жажда.
В возьмимесячном возрасте, со значительным опережением педиатрического графика, Робин заболел ветрянкой. Очень обширно. У него по сей день осталось много меток по всему телу. И – бинго! От него заразилась я. Как выяснилось, я не переболела в детстве. И теперь, переболев ветрянкой в зрелом возрасте, я настоятельно рекомендую каждой мамаше не ограждать своего дитятю от этого вируса и, согласно педиатрическому графику, перенести его в более лёгкой форме. Поверьте, оно того стоит. Я пролежала десять дней, как на смертном одре, и наблюдала приближающегося апостола Петра с указателем в руке, со стрелкой в сторону адских врат…
Робин начал ходить гораздо раньше, чем говорить. В один прекрасный день мы играли на лужайке, я подняла его, поставила на ноги, и он просто взял и пошёл к папе. И не пошёл, а побежал. Он сразу включил пятую скорость и быстро научился вести ногами мяч. На удивление, физические нагрузки и подвижные игры никоим образом не улучшили проблему со сном. Энергия била из него ключом, но в комплект забыли вставить тормоза. Нам приходилось следить за ним денно и нощно, не отрывая глаз, потому что у него не было инстинкта самосохранения. Отсутствие тормозов и инстинкта самосохранения чревато несчастными случаями.
С девятимесячного возраста и до школы (подготовительный класс школы начинается в Англии в четыре с половиной года), Робин ходил в игровую группу, три раза в неделю по три часа. Эти три часа давали нам кратковременную, но жизненно важную возможность протереть остекленевшие глаза и дефрагментировать потёкшие мозги.
В игровой группе Робин не интересовался другими детьми, но охотно общался с воспитательницами. Они его любили и уделяли ему много внимания. Робин никогда не был радостным улыбчивым ребёнком, но в этой группе он, по крайней мере, не был недовольным.
Однажды, по дороге в супермаркет мы чуть не сбили на дороге крошечного бело-рыжего котёнка. Мы привезли его домой, и он оказался больным и глухим. И с того дня мы воспитывали уже не одного, а двух сложных малышей: нашего собственного сына и глухого, агрессивного, ни на секунду не затыкающегося проблемного ёшкина кота. Мы назвали его Тимми в честь психически больного ивалида-колясочника из "Южного парка", который постоянно выкрикивал своё имя.
Вскоре Робин, наконец, заговорил. С глухим котёнком Тимми. Краткими, но осмысленными и законченными фразами. И с того момента заткнуть его было уже невозможно.