4. Официальная медицина против альтернативной
"Термометр – самый полезный прибор в современной медицине. Он полностью отражает её суть. Отсюда напрашивается тема моей будущей диссертации: "Термометр как олицетворение современной медицины и целевое устройство для неизбежного исцеления мировой популяции"
"Ряд нетрадиционных врачей", который главврач нашей поликлиники небрежно вбросил в направление, на самом деле состоял из одного-единственного человека.
Это был Натан Рейнолдс, краниальный остеопат, который с тех пор открыл продвинутую клинику в Лидсе, https://horsforthhealthhub.com/leeds-osteopathy. В то время он работал в Мидлсбро, и мы узнали о его существовании от нашей районной медсестры. Она упомянула его имя в связи с лечением колик. Поначалу мы относились к такого рода вещам очень скептично, но на тот момент уже были готовы жрать дерьмо, если бы кто-то сказал, что у дерьма есть шанс.
Натан осмотрел Робина и разъяснил ситуацию. Он разложил всё по полочкам.
Когда младенец появляется на свет, у него на голове есть две мягкие пустотные области, которые со временем срастаются. Все знают о существовании верхней области, о большом родничке. Но не всем известно про задний, малый родничок, который расположен недалеко от шеи младенца и окружён четырьмя костными пластинами. Его часто трудно нащупать, и он обычно полностью закрывается в шесть недель в процессе роста черепных костей. Когда младенец проходит через родовой канал, эти пластины сдвигаются и перехлёстываются. При затяжных родах, как это было в нашем случае, младенец надолго застревает в родовом канале. При длительном сжатии, костные пластины могут защемить окружающие ткани и впоследствии продолжать срастаться вместе с ними.
Именно так и случилось с Робином. Поскольку у меня были затяжные роды, и я родила, по словам врачей, с недораскрытой шейкой матки, его задние пластины долго находились в перехлёсте и защемили центральную нервную систему, пока он торчал вниз головой в тесном родовом канале. Это привело к серьёзному нарушению продвижения пищи по желудочно-кишечному тракту и повлекло за собой спазмы, мышечную зажатость и, до какой-то степени, неправильную выработку пищеварительных ферментов.
Если бы роды случились, скажем, во Франции, тамошние врачи обязательно проверили бы состояние обоих родничков. Но по британскому протоколу такая проверка необязательна и почти нигде не практикуется.
Но Робину уже было более четырёх месяцев, оба родничка уже давно срослись, и теперь его центральная нервная система была прочно зажата в костной ткани.
Если бы мы знали всё это раньше! Если бы хоть один врач от официальной медицины хоть вскользь упомянул об этом, мы бы горы свернули и не попали бы в эту ужасную ситуацию…
Натан положил нашего орущего ребёнка на стол и произвёл какие-то манипуляции на его затылке. И мы в изумлении и неверии, абсолютно офигевшие, стояли рядом с ним и смотрели, как наш зажатый орущий сын внезапно замолчал и начал расслабляться прямо у нас на глазах, как будто у него камень с души упал…
В тот день Натан всего за двадцать минут продемонстрировал, каким мог быть наш сын с момента рождения.
На самом деле, Натан сделал гораздо больше. Он вернул нам уверенность в том, что всё это время мы были в здравом уме.
Но так как черепные пластины Робина к тому времени срослись, наш поезд, увы, уже ушёл. Если бы эту процедуру сделали непосредственно после рождения, Робину было бы достаточно одного корректирующего сеанса. Но этот шанс был давно упущен, положительный эффект постепенно сходил на нет и пропадал в течение трёх недель, и нам приходилось возвращаться в клинику снова и снова. И в какой-то момент Натан сказал, что сделал всё, что мог. И что мы, как родители, должны убедиться, что когда наступит время ползать, Робин не будет ездить по полу на заднице, как некоторые малыши, а будет перемещаться на всех четырёх, чтобы физически разработать мышцы спины и нервную систему. И ещё Натан сказал, что со временем у Робина появятся какие-то новые симптомы и, скорее всего, это будут проблемы поведения. Он написал нам заключение, чтобы мы могли показать его любому врачу, который захочет принять это к сведению. И на этом мы расстались. Натан до сих пор помнит Робина и всю нашу семью.
Мы показали это заключение педиатру, к которому пришли по направлению из поликлиники. Он взглянул на него мельком и сказал, что официальная медицина не доверяет шарлатанам, практикующим нетрадиционные методы лечения, и что это заключение – филькина грамота, и в глазах настоящего врача оно вообще ничего не значит.
И это было Ося всё.
А по поводу лактозы педиатр сказал нам дежурным голосом: "Наверное, вы правы. Судя по симптомам, у вашего сына действительно может быть непереносимость". И он написал это в своем заключении. И это тоже было Ося всё.
Ни помощи, ни совета, ни профессионального мнения, ни даже рецепта на дорогие ферментные капли для младенцев, которые я уже какое-то время покупала сама. Я добавляла их в своё грудное молоко. Его нужно было постоянно сцеживать и разливать в бутылочки перед кормлением, чтобы фермент успел сработать.
Специалист-педиатр оказался просто мистером Маки из "Южного парка"…
И у меня появилось убеждение, что современная западная медицина не имеет никакого представления о работе человеческого организма как системы. Официальная медицина работает по нелогичному протоколу, диагностирует по разрозненным симптомам и пытается с переменным успехом чинить отдельные органы, не вникая в корни проблемы и не понимая причинно-следственных связей.
А это значит, что мне придётся самой докопаться до этих корней. Методом научного тыка и заката солнца вручную.
Робину исполнилось шесть месяцев.