Уворачиваюсь от Вани на этот раз уже вполне открыто, не стесняясь. Хватит прятать зубы, Валеева. Королева красоты ты или кто?
Безусловно, ЕГО прикосновения мне приятны, но будь рядом кто-то другой? Да тот же Макс, к примеру, я бы так обращаться с собой не позволила. Так зачем же делать скидки Соболеву? Просто потому, что я сохла по нему последние полтора года?
– Я не очень люблю, когда меня трогают чужие люди, – произношу с вежливой модельной улыбкой, при этом не замедляя шаг. – Прости, Ванечка.
– Окей, – отвечает Соболев иронично, убирая руку в карман шорт. – Не возражаешь, если я покурю?
– Кури, – пожимаю плечами.
Когда мы подходим к подъезду, в котором на втором этаже располагается мой номер, останавливаемся и в полумраке южной ночи смотрим друг на друга. Завороженно слежу за тлеющим угольком сигареты, резко очерченными мужскими губами, а потом сталкиваемся с Ваней взглядами.
Снова играюсь… С огнем. С Соболевым.
Яркие сверкающие глаза – облако выдуваемого из легких дыма – зона паха – и снова глаза.
Черт.
Обжигаю роговицу о пылающие расширенные зрачки. Отворачиваюсь. Вдруг понимаю… Я обожаю побеждать.
Просто не его…
Вообще, в этой тишине неожиданно приходит осознание. В чем смысл того, что я тут стою? Снова его жду? Просто стены университета и спортивного клуба сменились на более приятную картинку «ол инклюзив»?
– Я пойду, Вань, – разворачиваюсь на каблуках.
– Я тебя провожу, – слышу над ухом хриплое.
В нос проникает запах сигарет, смешанный с мужским парфюмом.
Не знаю почему, словно послушная девочка, поднимаюсь по лестнице. Не понимаю, почему снова молчу и слова ему сказать не могу. Мистика. Проклятые чудеса.
Открыв электронный замок картой, устанавливаю ее в специальную подставку, и номер озаряется мягким светом. Первым делом убираю с кровати любимую розовую пижаму под подушку.
– Мм, у тебя здесь даже чайник есть, – с иронией произносит Ваня. – И окно…
Закатываю глаза.
Это так глупо с его стороны – хейтить меня за родителей.
Ведь их не выбирают.
Я бы очень хотела иметь такую же семью, как у него. Родителей, которые арендуют целую виллу, чтобы провести время с детьми. Брата и сестру, которые всегда поддержат.
Но бессмысленно тратить свою жизнь на уныние и страдать из-за того, что для родителей ты всегда в лучшем случае на втором месте, а то и намного ниже. Мое одержимое желание все время доказывать на конкурсах, что я хоть в чем-то первая, пожалуй, связано именно с этим.
Первая!.. Значит, в чем-то единственная…
Усевшись на краешек кровати, скидываю босоножки и разминаю уставшие ступни. Украдкой наблюдаю, как Ваня садится на стул напротив.
Мой номер – стандартный двухместный. Сдвинутые в одну две кровати-полуторки, письменный стол и стул, небольшое кресло с торшером, стандартная ванная комната с душевой кабиной. На полу – светлый ковролин, на окнах – уютные шторы. Здесь довольно мило, но не настолько, чтобы двадцатидвухлетний мужчина так долго рассматривал обои.
Мы снова просто молчим.
Ровно за секунду до того, как рождается неловкость, Ваня спрашивает:
– Зачем тебе это?
Его глаза наконец-то находят успокоение на моем лице, а руки сцепляются в замок на груди.
– Что именно, Вань?
– Эти выставки собачьи… На хера?..
Внутри разливается разочарование. Мне ведь действительно это нравится, и никакая я не собака.
– Я же сказала… там, в беседке.
– Херня это все, что ты сказала.
Пожимаю плечами.
– Тебе виднее, Вань… Ты ведь меня сегодня в первый раз видишь? Я считаю, уже можно делать выводы.
– А мне, для того чтобы делать выводы, годами с тобой разговоры разговаривать не надо. Херня – она и в Африке херня, – отвечает он нагло.
Смотрим друг на друга в упор. Неуютно становится. Вдруг понимаю, что он действительно чужой.
Чужак из другого племени. Мой жизненный опыт не поймет и не оценит.
– Ну спасибо за мнение, – поднимаюсь с кровати и киваю на дверь. – Мы обязательно внесем его в базу…
«…и тут же забудем», – про себя договариваю. Мы – блондинки, нам можно.
– А сейчас я хочу спать, спокойной ночи, Вань, – отстраненно произношу, поправляя лямку на топе.
Опираюсь на стену и жду, пока Соболев поднимется.
– Спокойной ночи, – хрипит он, проходя мимо.
Мельком окидываю взглядом рельефное тело, снова зависая на тех частях, которые, как всегда, особо рады меня видеть.
– Блядь… – слышу рокот.
Рывок – и Ваня нависает надо мной. Не касаясь, но доминируя. Его нервное дыхание флюидами передается и мне.
– Ты что делаешь? – шепчу яростно.
Упираюсь ладонями в крепкие плечи и пытаюсь сдвинуть, но где там мне. Полгода, проведенные в тренажерке, нервно курят в сторонке в сравнении с десантной подготовкой.
– Че ты на него все смотришь? – спрашивает Соболев, опуская глаза вниз и делая еще шаг на меня. Облизывает обветренные губы. Расстояние между нами становится неприлично малым, а его выдающийся пах и вовсе практически касается моей юбки. – Если что-то предложить хочешь, говори прямо, Тая.
– Ничего я не хочу, – тяжело сглатываю слюну и вжимаюсь в стену, так что больно становится. – С чего ты взял?
Наконец-то отлепляю взгляд от кола в его шортах и смотрю прямо перед собой. Получается, ровно на выдающийся кадык. Снова сжимаю ладони, плавно перемещая их на покрытые короткими выгоревшими волосками предплечья, чтобы сдвинуть, но Соболевское восприятие фиксирует этот жест как фактическое согласие самки, поэтому мужское тело наваливается на меня всей тяжестью.
От него будто бы волны жара исходят, мне тут же хочется двух вещей: или свежего воздуха, или сгореть в этом пекле до самого остатка.
– Не начинай игру, если не готова к главному призу, – строго выговаривает Ваня мне на ухо.
Кружу взглядом по загорелой шее и воротнику футболки.
– А ты ведь не готова, Тая? – спрашивает он, подаваясь бедрами вперед.
Чувствую, что колени подгибаются. Тело лихорадит приятным возбуждением. Запретным. Странным. Первобытным.
Поднимаю подбородок и заглядываю в серо-зеленые глаза.
– Не-ет, не готова, – отвечаю сдавленно.
– Вот и отлично, – кивает Соболев, делая шаг назад. Мир мгновенно складывается обратно, пазл к пазлу. – Надеюсь, впредь ты будешь вести себя лучше.
Он отодвигается, окидывает меня быстрым, хищным взглядом. Линию груди, живот, бедра, пальцы на ногах. Потом снова смотрит в глаза. Мстит.
Моим же оружием бьет, и у него получается, потому что от будоражащего желания еле заметно ерзаю бедрами по стене. Тут же чувствую, что краснею от стыда.
Ваня удовлетворенно кивает. А потом, поправив шорты, покидает номер.