Тварей надо знать в лицо
В экипаж отбирали лучших спецов-космолетов. Профессионалы высшей пробы догадывались, что командировка может растянуться на годы, а жизнь коротка, и в почетную миссию толпами не ломились. Командованию пришлось срочно отыскивать изъяны в биографиях претендентов: «черные дыры», «скелеты в шкафах» и особо грязные места в запятнанных репутациях – точки давления и рычаги управления для строптивых.
Штурман Блэйд, айтишник по призванию и хакер по велению души, прославился, взломав расчетную банковскую систему на Грызофее-Планете Птиц, и вывел на виртуальные счета множество миллиардов баксов, за что заработал заочно от пернатых электрический стул, а от Грызомачехских олигархов кучу пряников и бесконечное уважение.
С птичьих вывел, но на крысиные не привел. Олигархи Грызомачехи богаче не стали. По каким виртуальным сетям бродили украденные бабосы, знал только Блейд, а на естественно родившийся вопрос: «Где деньги?» – ответил крылатой фразой: «Дурак может дать тысячу ответов на вопросы, которые умному не придет в голову задавать». Пока олигархи осмысляли сказанное, а потом готовили команду киллеров, чтобы «навешать люлей» строптивому айтишнику, Блейд занырнул в штурманскую кабинку корабля «Грызли», где и просидел под защитой космической брони и кураторством Царя-премьера до самого старта. Олигархи стонали и охали, но дотянуться до Блейда не могли.
– Командир, – засветился на экране внутренней связи смышленой мордочкой легкий на помине Блейд. – За нами наблюдают.
– Вижу. Поделись, если знаешь кто?
– Темный лес.
– А конкретнее?
– Ни в зуб толкнуть, ни хвостом отмахнуть: никак себя заразы не проявляют.
– Из виду не упускай и подключи оружейников на случай недружественных поползновений.
– Есть, Сэр.
Космические снайперы-оружейники, крупнотелый крыс Катрен и субтильный крысеныш Стинг, выбивали сто из ста в положении лежа, сидя, стоя, в кромешной темноте, при свете дня и в сумеречном, плывущем мареве вечерних и утренних зорь; но пока не могли определиться, кто стреляет лучше из ПТУРа в положениях «из-за угла» и «на бегу».
Трудность заключалась в том, что в лапах большого Катрена противотанковая ракета выглядела игрушкой, и он мог просто жонглировать оружием на бегу; зато миниатюрного Стинга, выглядывающего из-за угла, враг не мог разглядеть и, соответственно, поразить.
Соперничество не мешало сотрудничать в выполнении профессиональных, но «левых» заказов, что кратно увеличило количество желающих поквитаться с меткими стрелками и привело к необходимости временно «залечь на дно», пусть «дно» и будет располагаться в бесконечно высоком космосе.
– Зарплата в валюте, льготы разные. Армия, братан, – убеждал друга Стинг. – Пайковые, сорок баксов в день.
– Это сколько же тогда в неделю? – ошарашенно басил не склонный к наукам Катрен.
– Ну, перемножь семь на сорок, – не упустил возможности подшутить Стинг.
– Сорокью семь, – напряг мозги и тут же сдался Катрен. – Сам свои заморочки распутывай, я лучше наган лишний раз почищу.
– Почти триста зеленых. In The Army Now (Англ.) Ты теперь в армии, френд, – Смешливый малыш Стинг в прыжке хлопнул большого Катрена по плечу. Оба дружно заржали.
Миссия «Грызли» подвернулась друзьям очень и очень кстати.
Механик-«золотые лапы» Свазилыч, успешно отучившийся в родной Крысотеевке на тракториста-машиниста широкого профиля, волей случая – помог отремонтировать приземлившийся на вынужденную в кукурузное поле гравилет – расширил профиль до лучшего механика военно-космических сил.
Из рассказа Свазилыча.
– К семнадцати я ловко управлялся с любой сельхозтехникой и должен был повторить путь всех деревенских парней. Судьба известная и незавидная. К семнадцати становишься трактористом-машинистом широкого профиля, к восемнадцати вырастаешь до мастера-комбайнера и женишься. Дальше просто: вспашка посевная, уборка – сорок раз, и тихая смерть, если раньше не спился и не повесился от скуки. Быстрые похороны и пьяные поминки. Ни счастья, ни радости в жизни. Самки в городе, а мне уже невтерпеж: жениться-то мне не случилось. Прихожу к бате: «В хуторе три самки, у всех по четыре любовника, и на пятого меня они по времени не успевают. Поумерь пыл, батя, и дай дорогу молодым.» Батя возбудился мгновенно. Дал подзатыльник, пинками загнал в кабину комбайна и побежал метить территорию. По жизни меня успокаивает только напряженная работа. Поехал косить кукурузу. Спасибо бате: отправил в нужное время, в правильное место, на которое и свалился голубенький гравилет с пьяным академиком на борту. – Свазилыч вздохнул ностальгически. – С благодарностью вспоминает родителей только поротое дитя.
Свазилыч даже по прошествии лет расплывался блаженной улыбой, вспоминая, как сначала вытолкнул из грязной лужи гравилет, очистил свечи зажигания, вовремя доставил академика к его законной половине, и помог не «спалиться», высадив любовницу ученого за квартал до комфортабельной норы-особняка, где пожал и долго тряс испачканную мазутом натруженную лапу Свазилыча настоящий космический академик Будулай.
– Всего лишь случай, а определил жизнь, – мимоходом хвастался Свазилыч, к мнению которого теперь прислушивались инженеры-конструкторы новой техники. – Судьба перемигнулась с фортуной и показали юноше правильную дорогу.
С той замечательной поры Свазилыч при каждом удобном, равно и неудобном случае вставлял в разговор фразу: «Как однажды шепнул мне академик Будулай». Далее следовал так себе афоризм, например: «Жизнь – это последовательное расстройство изначально здоровой психики,» – или еще смешнее: «Лучшему нет предела, – этим оно похоже на худшее». Банальности выдавал академик Будулай устами механика Свазилыча.
В качестве дополнительного обременения по настоянию спецслужб добавили в экипаж нашпигованную до модельных параметров силиконом красотку Грету, обозвали «научным руководителем миссии», но, чем конкретно будет заниматься в экспедиции крыска с блудливо-хитрыми зелеными глазками и поминутно выпадающими из декольте титьками, не объяснили.
Привыкший к единоначалию и субординации Денс скрипел зубами, внутренне напрягался, но отбиться от напора высокопоставленных крысунов не смог. Злобно отслеживал на экранах шныряющую по отсекам и принюхивающуюся к запахам юркую крыску и ощупывал в кобуре старый надежный «маузер».
По странной ассоциации всплывали из глубин генетической памяти слова: «Комиссарша» и «Сука», иногда выговаривалось почти слитно, но всегда в одной последовательности: «Комиссарша-сука».
– Ладно. Не последний день у бога, не крайняя ночь у черта, – Денс поморщился и сплюнул. – Рано или поздно вылезет скрытая сущность, тогда и пободаемся с крысоткой-красоткой. Благо, остальная команда – мужики-самцы, красавцы брутальные. Выстоим каждый за себя и друг за друга.