Жаркое солнце раскидало раскаленные лучи над португальскими землями, наполняя виноградные плантации невероятным ароматом созревших спелых ягод. Каждый хозяин объезжал свои владения и лично проверял готовность к осеннему празднику – фестивалю в честь сбора урожая. Мартинесы были не исключением: оседлав двух коней, Франко и его пятнадцатилетний сын Мигель отправились смотреть, как обстоят дела в их виноградниках.
– Ты чувствуешь это, сынок? – вдыхая сладковатый запах, мужчина совершенно не обращал внимания на горячий воздух, неприятно обжигающий слизистую носа. – «Альваринью»[1]… Все-таки я сделал правильный выбор.
– Почему ты стал вести это хозяйство? Дед же не занимался ничем подобным.
– Мне всегда нравилось вино моей родины. У нашей страны превосходный потенциал и замечательное производство, а дед твой – ленивый по натуре и просто не хотел со всем этим возиться, – Франко усмехнулся, словно вспомнил какой-то забавный случай, но вскоре продолжил: – Когда я учился в Америке, то ужасно скучал по дому. Я смотрел на своего хорошего товарища, который делал первые шаги в большое будущее, и мое сердце подсказывало, что нужно тоже начинать собственное дело.
– И как ты пришел к таким результатам?
– Благодаря долгой и упорной работе, мальчик мой. Сначала я приобрел небольшой участок плантации у одной семьи, в которой, к сожалению, не осталось никого, кто мог ухаживать за виноградом. Делал вино для домашнего использования, однако всем, кто бывал у нас в гостях, хотелось купить бутылочку и увезти с собой как трофей. Выбранный мною сорт винограда позволил делать очень легкое вино, которое прекрасно сочеталось с морепродуктами. И я преуспел в этом деле. Через какое-то время расширил хозяйство, наладил производство и вышел на рынок. Не без труда, конечно… – Франко замолчал, а на лбу проявилась глубокая межбровная морщина. Он долго не говорил ни слова, словно впал в транс, что не на шутку встревожило подростка.
– Отец, что с тобой происходит? – мальчик объехал отца и остановил коня посередине дороги, перегораживая путь.
– Что ты имеешь в виду?
– В последнее время ты сам не свой, кажется, даже постарел немного. Это так сказался сердечный приступ?
– Все хорошо, сынок, – Франко слегка улыбнулся. – Просто иногда в жизни происходят события, которые навевают грусть, а иногда могут и растоптать.
– Кто посмел обидеть тебя? Скажи мне, и я обязательно отомщу…
– Месть – дело неблагородное, Мигель. Она подобна темной тени, которая следует за тобой повсюду, мешая видеть светлое будущее. Вот заставишь ты страдать человека, а дальше что? Поверь, это не принесет и толики облегчения, зато проблем прибавит с головой.
– Но если тебе сделали плохо, как поступить – простить?
– Именно, сынок. Простить и отпустить, стараясь жить дальше. На зло не стоит отвечать злом, иначе чем ты тогда лучше обидчика?
– Но и терпеть издевательства нельзя, и каждый должен отвечать за поступки! Где же тогда справедливость? – насупился подросток, всем видом показывая свое недовольство.
– Поверь мне, Мигель, все мы окажемся на Страшном Суде и каждый ответит перед Господом за содеянное, – Франко подмигнул сыну и дал лошади команду двигаться дальше, объезжая преграду.
– Ты просто очень добр, даже к тем, кто этого не заслуживает… – фыркнул мальчик, провожая взглядом удаляющегося отца.
– А ты знаешь, почему наше вино называется молодым? – Уходя от неприятной темы, Мартинес-старший решил вернуться к позитивному настрою, однако не уловив отклика, обернулся и столкнулся с выразительным взглядом сына, показывающим, что резкий переход ему не по нраву и разговор не окончен. – Потому что не выдерживается долго, ведь оно никогда не залеживается больше года. Мигель, в чем дело?
– Ты не ответил на вопрос: кто виноват в том, что тебе плохо?
– Виновата судьба, сын. Если и злиться, то только на нее…
Мужчине нравился внутренний стержень единственного отпрыска: взрывной характер, горячая кровь, борьба за справедливость – он всегда мог постоять за себя и защитить честь родителей. Несмотря на сложные отношения с матерью, Мигель даже ее никому не давал в обиду, хотя дома часто ругался с ней, показывая неприкрытую ненависть.
Сколько раз Франко пытался убедить подростка, что домыслы, блуждающие в его голове, – ложь, но Мигель всегда стоял на своем, свято веря, что найдет доказательства. И чем старше он становился, тем больше родители теряли над ним контроль. Но лишь одно оставалось неизменно – крепкая духовная связь между отцом и сыном.
Выдыхая плотный сизый дым от прикуренной сигары, Мигель медленно приоткрыл опухшие веки, пытаясь рассмотреть пространство сквозь никотиновое облако. Внезапные воспоминания десятилетней давности напомнили парню о самом первом порыве, который сменило чувство страха за отца, – отомстить… Будучи ребенком, он ничего не мог предпринять, да и правды добиться тоже было невозможно, однако сейчас он вырос и у него под рукой огромные ресурсы на осуществление задуманных планов. Гнев ослепил Мигеля, и желание, подобно крепленому красному вину, опьяняло и подталкивало к действиям – найти и наказать виновных в смерти самого дорогого человека.
Развалившись в кресле и удерживая на коленях перевернутую рамку с фотографией, отобранной несколько минут назад, Мигель осматривал кабинет отрешенным взглядом, бездумно крутя сигару в свободной руке. Глаза покраснели, их слегка пекло, но это было далеко не от въевшегося дыма, а от напряжения, которое пришлось пережить за такой короткий промежуток времени. Отсутствие полноценного сна негативно отразилось на самочувствии, однако выбросившийся в кровь адреналин не давал сидеть на месте спокойно.
Взору предстал семейный портрет, на котором все были счастливы. Улыбающийся глава семьи, широко расставив ноги, удерживал на колене смеющегося мальчика лет восьми, который излучал неподдельное детское счастье, а за мужской спиной стояла молодая женщина, придерживая супруга за плечи. На снимке запечатлены искренние эмоции, ведь тогда еще все было хорошо.
«Пока ты все не испортила…» – мысленно фыркнул парень, представляя красный крест на лице матери.
Откинув голову назад, Мигель поднес сигару ко рту и вдохнул тягучий дым. Продержав его пару секунд, позволяя никотину проникнуть в организм, медленно выпустил изо рта, наслаждаясь приятным послевкусием. В голове не было ни единой здравой мысли о том, как жить дальше, однако воображение назойливо рисовало яркую картинку прошлого, когда семья для мальчика еще существовала как единое целое.
Плохая компания засасывала, подобно топкому болоту, протягивала свои липкие лапы, подталкивая доверчивого ребенка совершать одну ошибку за другой, и позволяла постепенно увязать в серьезных проблемах. Мальчишка боялся рассказывать о них родителям, опасаясь разочаровать людей, которые вложили в него душу, которые отдали частичку себя и воспитывали его достойным человеком. Он пытался сам разобраться в накопившихся вопросах, не понимая, что закапывался только глубже.
Вылезти из этой ямы Мигель смог лишь тогда, когда принял руку помощи дона Арлана Баталау – главы мафиозного клана. Он предложил свое покровительство взамен на мелкую и непыльную работенку с возможностью хорошо подзаработать. Мигель слепо доверился ему, так как знал этого человека, ведь он был знакомым его семьи.
Подросток уважал мужчину, несмотря на беззаконие, которым тот промышлял, восхищался его спокойствием и хладнокровностью при принятии решений, поражался серьезности в одних вещах и удивлялся несерьезности в других. Мигель работал на него многие годы, но сеньор так и остался для него загадкой.
Родителей совершенно не радовали такие связи их сына: они знали того человека намного лучше и опасались за будущее Мигеля. Но разговоры с ним ни к чему не приводили, а уговорить дона Баталау, чтобы он не втягивал ребенка в преступный мир, никогда не удавалось. Отношения между взрослыми стали портиться, и мальчик начинал подозревать, что его удерживали в «семье» лишь по какой-то причине, накидывая новые задания, от которых он не имел права отказываться.
Возвращаясь однажды с одного дела, Мигель отправился к Арлану, чтобы доложить о результатах. Парня сильно удивило, что у дверей босса никого не оказалось, и на секунду мальчишка замедлил шаг, подумав, что дона Баталау внутри нет. Однако вопреки этому предположению Мигель подошел ближе и услышал приглушенные голоса из кабинета. Значит, он не зря тащился сюда. Тихонечко постучав и не дождавшись ответа, подросток открыл дверь и просунул голову, чтобы босс понял, кто за дверью, – вдруг он был на совещании. Но то, что Мигель увидел, разбило ему сердце.
С того дня он потерял уважение к матери и главе мафиозного клана…
Усмехнувшись, Мигель положил рамочку на стол и наклонился, чтобы снять с рамки картонку, под которой сразу же заметил сложенный лист бумаги.
– Если его сердце не выдержало из-за вас… убью обоих, – Мигель развернул остаток письма и приложил к верхнему клочку, освежая в памяти последние строчки:
«Год спустя мы полетели в Америку на день рождения маленькой Джессики. Думаю, ты догадался для чего. Да, нам не терпелось вас познакомить. На тот момент девочке было пять лет, а тебе семь. Ты, скорее всего, мало что помнишь о той поездке. И, казалось бы, все просто идеально: красивые дети, обеспеченные семьи, но жизнь сложная штука, и никогда не знаешь, куда она повернет…
Однажды для нашей семьи настали тяжелые времена: твоя плохая компания и проблема с наркотиками. Я никогда не понимал, чего тебе не хватало, почему ты обратился к Арлану при живом отце, ведь я мог решить любые твои проблемы, я мог жизнь за тебя отдать, ведь ты – мой сын, моя кровь… Но ты связался с мафией. Плюс ко всему Брендон решил уйти с европейского рынка, разорвав со мной какие-либо отношения вплоть до шуточного договора. Проблемы нарастали как снежный ком, наслаиваясь друг на друга, и мое здоровье в итоге подкачало: тогда я впервые попал в больницу, если помнишь.
Ты часто спрашивал меня о нем, но я молчал, чтобы не теребить зажившие раны. На самом деле Брендон прекрасный человек, и семья у него замечательная. Я жалею лишь об одном: что не успел познакомить вас в осознанном возрасте. Думаю, вы бы поладили с Джессикой. Она была здесь, приезжала с друзьями на экскурсию, но, к сожалению, ничего обо мне не знала. Да это и не важно, я был счастлив увидеть ее настоящую. В папке с документами лежит фотография девушки. Есть даже флешка, на которой небольшие видео из ее жизни, которые прислал мне сеньор Доминдо, ведь я до последнего надеялся… Что касается брачного договора, он в сейфе. Я так и не смог его уничтожить, оставив на память о приятных моментах, но очень прошу тебя это сделать, так как я обещал Брендону… Нужный документ ты найдешь за сердцем Португалии.
Даже после смерти я не хотел, чтобы между нами, Мигель, были секреты, поэтому в этом письме я наконец-таки смог рассказать о человеке, к которому до сих пор отношусь как к брату. С годами у него дел становилось все больше и больше, и наше общение практически сошло на нет, ведь бизнес не стоял на месте, а мое сердце, подобно червивому яблоку, увядало от жуткой тоски по другу. Поэтому, сын, я тебя очень прошу – не привязывайся к людям. Не совершай моих ошибок.
Я очень сильно люблю Мануэлу и тебя, сынок. Это чувство позволило мне прожить довольно долго, поэтому еще раз хочу сказать спасибо за то, что вы появились в моей жизни. Ты прости маму, Мигель, ведь я еще раз повторю: она ни в чем не виновата перед семьей».
Отложив письмо, парень долго сидел и смотрел в одну точку. Он никак не мог смириться со смертью отца и винил всех вокруг в его кончине, начиная с себя и заканчивая проклятым другом из Америки. И чем больше Мартинес о нем думал, тем сильнее начинал ненавидеть, ведь лучшие друзья должны поддерживать друг друга в сложный период жизни, а не бежать с тонущего корабля как крысы, прикрываясь собственными проблемами.
Мигель отчетливо помнил, как впервые увидел слезы Франко. Как отец подолгу закрывался в своем кабинете, а потом выходил разбитый, лишенный каких-либо жизненных сил. Постепенно Мигель стал осознавать, что именно тот период выпал на спад общения отца и Брендона. Понимал, что именно то время и стало началом конца…
– Ты… – Сжимая в кулаке бумагу, Мигель чувствовал, как по набухшим венам течет леденящая кровь ярость, от чего тело била мелкая дрожь. – Так это все из-за тебя!!! – В порыве чувств Мигель смел документы со стола, от чего некоторые листы хаотично разлетелись в разные стороны.
По крайней мере, теперь он знал кого винить…
Опустив взгляд и присев на корточки, Мигель вытащил фотографию из-под завалов на полу и с полным презрением осмотрел запечатленную на ней девушку. Белокурый ангел с глазами цвета расплавленного серебра, имеющими легкий небесный оттенок, смотрела на него, слегка улыбаясь. Она была действительно красива, и в обычной жизни можно было бы легко потерять голову, но сейчас сердце парня словно прижгли раскаленным металлом. Затянувшись сигарой, он плюхнулся в кресло, решая, как поступить дальше.
Франко всегда говорил правильные слова, которые, к сожалению, иногда не доходили до сознания подростка, но отец любил свою семью и никогда не осуждал никого. Если и была в душе обида, то Мартинес-старший запирал ее глубоко в сердце, не выпуская наружу, и, по всей видимости, оно не выдержало «ценного» груза.
Нервы были натянуты, как тетива на охотничьем луке, стоило лишь прикоснуться к ним, и они бы с треском лопнули. Взглянув на фотографию еще раз, Мигель небрежно швырнул ее на стол, не желая больше марать руки.
– Как скажешь, отец, – сквозь зубы проговорил парень, – но боюсь, твоя просьба невыполнима…
Прожигая окурком лицо девушки, Мигель Мартинес перевел взгляд на картину с изображением Лиссабона, за которой был спрятан сейф с договором.