Огромная вилла на побережье Атлантического океана находилась в достаточно живописной местности. Окружающий пейзаж настолько завораживал, что по договоренности некоторые экскурсионные агентства водили сюда группы туристов. Но это место славилось не только видами, но и виноградными плантациями, а семья, проживающая здесь, была виноделами, знаменитыми как на родине, так и за рубежом.
Однако в этот день было не до любования виноградниками. Яркие краски спрятались за трауром: умер глава семейства, любимый муж и отец. Его уважали многие и почитали в каждом доме провинции Минью. Его не боялись и к нему всегда приходили за советом. Он нес в себе внутренний свет и любовь, которыми стремился поделиться с нуждающимися.
Его смерть отозвалась неизбывным горем в сердце каждого, кто его знал, поэтому проводить усопшего в последний путь пришло достаточно много народу. Количество людей не уменьшилось после посещения церкви и даже крематория: все считали своим долгом поддержать вдову, следуя за ней буквально по пятам.
Однако ее сын желал тишины. Ему хотелось в полной мере отдаться своим чувствам, пробуя горький вкус потери, непролитых слез, и на данный момент его эти гости раздражали… Все смелее стали звучать вопросы о дальнейшей судьбе плантации. Нет ли в планах продажи дома или переезда в более скромное место? Каждый человек словно снял маску, выставляя напоказ истинное лицо. Лицемеры – вот кем они были в глазах молодого человека. Ему казалось, что их сочувствие наигранно, а в голове давно шел подсчет прибыли от покупки виноградников. Отец не заслужил себе такого окружения, получал от них всех только потребительское отношение, однако душа покойного Франко Мартинеса была настолько чиста, что он просто не замечал очевидного.
Кончина отца перевернула мировоззрение Мигеля, и теперь он на все смотрел под другим углом. Жизнь превратилась в черно-белое пятно, звук замедлился, реакция стала заторможенной, и теперь парень искренне ненавидел жить. Нужен был толчок, мотивирующий импульс, ибо все теряло смысл – с каждой минутой это ощущалось острее, ведь отец ему был и другом, и опорой, и утешением, и рукой помощи. Для сына он был всем…
Среди толпы Мигель заметил свою мать с незнакомцем в деловом костюме. Они стояли в дальнем угла гостиной и о чем-то разговаривали. Казалось бы, обычная ситуация: очередной гость успокаивал безутешную, убитую горем вдову, но взгляд парня уцепился за небольшой конверт, который тот вложил ей в руки.
Любопытство, как глоток свежего воздуха, побудило дернуться в их сторону, однако мать сама развернулась к сыну. Бледное безжизненное лицо, лишенное эмоций; пустой взгляд и тусклые глаза, в которых меркли даже блики света, – так выглядела боль от утраты любимого человека. Мигель прочувствовал эту боль собственной кожей еще в отпевальне, где они провели всю ночь перед службой. Лишь там пришло осознание, что отца больше нет. Но матери он не верил… много ли надо для игры на публике?
Женщина подошла к урне с прахом и положила в него конверт, после чего дрожащими руками закрыла крышку. Внимательно следя за действиями матери, Мигель поймал себя на мысли, что просто обязан узнать, о чем это письмо. А также узнать, кто этот мужчина, ведь он не раз встречал это лицо в газетных статьях.
В рабочем кабинете виллы словно остановилось время, и складывалось впечатление, будто старый хозяин только что покинул помещение. В воздухе до сих пор витала аура его присутствия, ведь сюда никто так ни разу и не осмелился войти за последние дни.
Франко Мартинес любил качественные сигары и хорошую музыку: на заднем фоне всегда играли виниловые пластинки знаменитых исполнителей двадцатого века, таких как Амалия Родригес, Жуан Жильберто или Карлуш Паредеш. Стены и мебель пропитались ароматом табака и дорогого парфюма, а дизайнерский шкафчик открытого типа с мини-баром все еще стоял на видном месте, демонстрируя гостям элитные напитки.
Всколыхнувшаяся занавеска легким прикосновением, словно возлюбленная, заключила в полуобъятия Мигеля, неподвижно стоявшего около рабочего стола отца. Проведя рукой по небольшим потертостям на бархатной поверхности, он прикрыл глаза, и его лицо исказилось в болезненной гримасе от нахлынувших воспоминаний. Непролитые слезы хлынули наружу, выпуская всю накопившуюся печаль, а от сильного стискивания челюстей начало сводить скулы. Сын не мог позволить себе оплакать смерть отца на людях, однако находясь в полном одиночестве, он все же дал волю чувствам.
Упав в кожаное кресло, Мигель долго собирался с мыслями, прислушиваясь к звенящей тишине. Гости разошлись, а мать была у себя в комнате, дом снова опустел… Просидев в полном отрешении, он вспомнил о документах, что держал в руке, ему их вчера передал семейный юрист. Мигель открыл плотную папку и вывалил все на стол. Взору сразу же предстали диски, фотографии, несколько белых конвертов и какие-то бумаги.
Молодой человек окинул брезгливым взглядом все это. Он не знал и даже не хотел задумываться, какую информацию они содержат. Мысль о том, что все богатство, убранство и бизнес перейдет к нему по наследству, претила. Ему ничего этого не нужно, он лишь хотел отмотать время назад в те годы, когда семья была счастлива…
Вскрыв первый попавшийся под руку конверт, Мигель вытянул из него лист бумаги. Это оказалось письмо, написанное рукой отца, однако казалось оно каким-то странным, словно в нем отсутствовала часть текста, так как две половинки листа были аккуратно склеены лентой скотча. Это смутило парня, прекрасно помнившего педантизм Франко, поэтому, нахмурив брови, Мигель стал внимательно вчитываться в текст.
«Здравствуй, дорогой Мигель.
Если ты читаешь это письмо, то меня, вероятно, нет в живых. Прошу, не стоит горевать обо мне, ведь я прожил очень счастливую жизнь – в ней были ты и Мануэла. Я хотел, чтобы и мой сын испытал это чувство любви, но все пошло не по плану. Скорее всего, у тебя уже возникли вопросы, поэтому поспешу рассказать обо всем по порядку.
Как ты уже знаешь, мое детство прошло в Америке, где я вырос и учился, пока не стал достаточно самостоятельным, чтобы вернуться на родину. В Штатах наш дом находился по соседству с домом прекрасной семьи, где жил мальчишка моего возраста. Вскоре мы подружились и со временем стали настолько близки, что считали друг друга братьями. Шли года, и чем взрослее мы становились, тем сложнее давался выбор. Особенно после того, как каждый из нас нашел свое призвание. В итоге я вернулся в Португалию, где женился на твоей матери и поднял винодельный бизнес с нуля, а Брендон остался там, в Америке, развивать свое дело, он начинал с уличных кафе. Но уже через несколько лет мы вместе перерезали ленту его нового ресторана. Дела Брендона стремительно взлетали в гору, одно заведение разрослось в сеть.
Однако не бывает все идеально в жизни, сынок. Бизнес – это грязь и, к сожалению, все мы были в ней по уши. Однажды друг попал в очень неприятную ситуацию, которая грозила ему потерей всего. Я не мог остаться в стороне и решил помочь. Благодаря моим связям он вышел на международный уровень, и дела снова наладились.
Доброта – мое проклятие, скажешь ты… знаю, что скажешь, ведь родственную душу не обманешь. И ты будешь абсолютно прав. Но я так воспитан, Мигель, и, надеюсь, частичка моей доброты до сих пор живет в тебе…
После тяжелых деловых переговоров он сказал мне, что я могу просить у него все что угодно. И даже как-то была брошена шутка о том, что было бы неплохо породниться. У него есть дочь, она чуть младше тебя, но быть такой красавицей – просто преступление. На тот момент вы были еще совсем детьми, и мы составили некий договор: в нем говорилось, что вы жених и невеста, и как только девушка получит высшее образование, вы поженитесь.
Конечно же, эта бумажка не имела никакой юридической силы, но наша вера была искренней. Мы хотели сблизить вас, подружить… Хотели, чтобы вы сами полюбили друг друга, не столкнувшись даже с языковым барьером. Знаешь, это словно желание, которое нужно написать на бумажке накануне Рождества, а потом сидеть и ждать чудо.
Год спустя мы полетели в Америку на день рождения маленькой Джессики. Думаю, ты догадался для чего. Да, нам не терпелось вас познакомить. На тот момент девочке было пять лет, а тебе семь. Ты, скорее всего, мало что помнишь о той поездке. И, казалось бы, все просто идеально: красивые дети, обеспеченные семьи, но…
Парень прекрасно понимал, что здесь явно отсутствовал важный фрагмент. Смотря на аккуратно склеенный срез, Мигель не сомневался, что до письма добрались руки матери…
Постоянно лезет куда не надо…
К сожалению, будучи подростком, мальчик перестал доверять Мануэле, подозревая ее в неверности Франко. Единственным человеком, который мог хоть как-то повлиять на сына, был отец, к которому Мигель всегда испытывал глубокое уважение.
Опустив взгляд ниже, парень решил дочитать письмо, а потом отправиться на поиски недостающего фрагмента:
«Мигель, не стоит искать виноватых в случившемся. Значит, так предписано небесами, и только Господу Богу известны пути нашей жизни. Мести не должно быть в твоем сердце, заполни его любовью. Найди себе невесту и порадуй мать внуками наконец-таки.
Весь наш бизнес, дом и хозяйство ложатся на твои плечи. Теперь ты – глава семьи, позаботься о матери. Я люблю тебя, Мигель.
Твой отец, Франко Байо Мартинес».
– А теперь мне нужны ответы… – хмыкнул молодой человек и, резко подскочив на ноги, покинул кабинет.
Он не мог смириться со смертью отца, не мог его отпустить, а тут еще и тон письма говорил о том, что все не просто так. К чему ему информация об этих людях? Ну, не сложилось, и что? Тем более, они живут на разных континентах. Да и кто в наше время женит людей по договоренности? Возможно, в каких-то странах до сих пор практикуют это в рамках традиций, но как на это согласился американец?
Не церемонясь, без стука и предупреждения, Мигель вошел в комнату матери. В помещении было темно из-за отсутствия дневного света, лишь огонек одинокой свечи освещал заплаканное лицо женщины, сидящей у трельяжа с фотографией мужа в руках. Она подняла голову и встретилась с полным презрения взглядом сына. За много лет она уже смирилась, что Мигель так на нее смотрит.
Ей сейчас меньше всего на свете хотелось вступать в конфликт, но она чувствовала, что данный визит добром не кончится.
– Мигель, пожалуйста, – безжизненно проговорила Мануэла, прижимая рамку к груди, – давай хоть сегодня обойдемся без ссор. Перестань уже ненавидеть меня…
– Я уйду, если ты вернешь то, что предназначалось мне, а еще ответишь на вопрос.
В глазах матери отразилось явное беспокойство. Она понимала, за чем пожаловал ее сын, и миллион раз отругала себя за содеянное. От письма надо было избавиться при первой же возможности, ведь его даже не подделать: Мигель знал почерк отца как свои пять пальцев.
«Ложь во благо?» – проскочило в голове женщины, и она мысленно попросила прощения у покойного мужа за дальнейшие слова.
– Я тебя слушаю…
– Тот мужчина, сегодня в гостиной, тот самый Брендон Милтон? – Мигель встал около матери и сложил руки на груди.
– Да, Франко рассказывал о нем, и не раз, – ответила женщина безразличным тоном, ожидая главного.
– Что за конверт он тебе дал? – не успокаивался парень, оглядывая урну с прахом отца.
– Ты говорил про вопрос, Мигель, а не вопросы. Больше я не намерена тебе отвечать.
– Не зли меня еще больше, мама, иначе будет хуже, – наклонившись к ней, прорычал парень сквозь зубы, выказывая раздражение. – Где часть письма?
– Мигель, последние дни были очень тяжелыми, но прошу, не сходи с ума. – Мануэла постаралась сделать вид, что не понимает о чем речь. Но тщетно.
– Не делай из меня идиота, мама! – Мигель сорвался на крик, громко хлопнув ладонью по поверхности трельяжа. – Если ты не отдашь мне этот фрагмент по-хорошему, я разнесу полдома и начну с твоей комнаты! – Наклонившись к ней еще ближе, Мигель смерил ее гневным взглядом. – Или ты думала, что я слабоумный и не пойму, кто вырезал часть из послания отца? И раз он хотел рассказать мне что-то, я любой ценой узнаю эту информацию… Где он?
Выпрямившись, парень отправился к погребальной урне, чтобы переставить в более безопасное место.
– Мигель, Франко сам попросил это сделать, – голос матери задрожал, она чувствовала, что разум сына уже пошатнулся и может произойти непоправимое, – он был совсем плох в последние дни, и не осталось времени переписывать письмо.
– Где он? – Холодный тон заставил вздрогнуть ее и без того озябшее от волнения тело.
– Мигель, – Мануэла обернулась, чтобы встретиться с сыном глазами и попытаться хоть как-то достучаться до него.
– Повторяю в последний раз. – Аккуратно установив урну с прахом в отдаленном углу, парень выпрямился и двинулся в сторону матери. – Где письмо?
Весь его вид наводил ужас: враждебный взгляд, ожесточенное лицо, дышащее агрессией, и сжатые кулаки. Медленная походка говорила о надвигающейся угрозе, не хватало только искрящихся молний за окном и раската грома.
– Я все здесь разнесу, мама, клянусь Богом. Отдай по-хорошему.
– Мигель, ты не в себе! Не сходи с ума, я тебя умоляю! Успокойся! – Женщина встала перед сыном в надежде остановить его безумный порыв.
– Отдай мне это гребаное письмо! – Крик словно остроконечной стрелой проткнул сердце вдовы. Она понимала, что нет больше ее ребенка, того жизнерадостного мальчика, который был на все готов ради семьи, а точнее – ради отца… – Не доводи до греха, я уже на грани!
Мощным рывком Мигель смел содержимое с поверхности туалетного столика. Тяжелые предметы с грохотом упали на пол, разнося по всей комнате страшный шум. Однако это не остановило молодого человека: открывая каждый шкафчик, он вываливал все наружу, создавая жуткий бардак. Не найдя искомого, Мигель в ярости опрокинул трельяж. Зеркала разбились вдребезги.
Разворошив всю кровать и разломав картины, а также обшарив плинтуса по периметру комнаты, но так и не найдя заветной бумаги, парень угрожающе метнулся в сторону матери, но резко остановился. Казалось, он готов был убить, но женщина отказывалась верить, что ее сын способен на это.
– Оно там, да? – усмехнулся молодой мужчина. – Ты засунула его туда, куда, думала, мне совесть не позволит залезть? Открой глаза, мама, этого могло бы и не быть…
Мигель развернулся и направился в сторону праха отца. В отчаянии Мануэла звала единственного сына, который выстроил непробиваемую стену. Она умоляла не трогать урну и клялась, что там нет того, что он ищет. Пообещав отдать кусочек письма, она смогла привлечь внимание парня, не давая ему совершить еще большую катастрофу, чем он сейчас устроил: все же вдова хотела отнести прах на кладбище в их семейный склеп.
Мать упала на колени, продолжая горестно выть, не жалея слез. Рыдать до хрипоты и боли в горле. Ей теперь было все равно – сына уже не вернуть… Мигель подошел к ней, властно возвышаясь. Смотря с высоты своего роста на женщину в ногах, он удивлялся, как она могла играть на два фронта? Ему абсолютно было плевать на нее, он думал, что через пару дней она закончит этот спектакль и уйдет к своему любовнику…
Присев на корточки перед ней, Мигель оглядел мать гневным взглядом. Протянув руку, он без слов потребовал отдать обещанное. Мануэле больше ничего не оставалось, как смириться. Она протянула рамку с фотографией мужа, которую все время прижимала к сердцу, и сказала, что письмо внутри.
Мигель, не проронив ни слова, покинул комнату, оставляя родную мать среди разгромленного помещения, а та, в свою очередь, проводила сына пустым взглядом, понимая, что беды не избежать.