Прошел месяц. В очередное осенне-холодное воскресенье мы с Машкой сидели у меня на кухне за бутылочкой подаренной ей клиентом «Брунеллы» и в сотый раз перетирали невеселые новости.
Очередная волна кризиса мощно накрыла наши конторы и превратила двух успешных, уверенных в себе дам в нервных истеричек. Машкина пиар-служба сокращалась, и сотрудников уже предупредили, что со следующей недели их отправляют в неоплачиваемый отпуск. Моя элитная поликлиника, чудом избежавшая укрупнений и слияний, катастрофически теряла клиентов. Собственно, вся ее элитность состояла в расположении (тихий центр), дорогущем евроремонте и играющей у регистратуры лютни. На всем остальном – от зарплаты врачей до покупки лекарств – хозяин по-скупердяйски экономил. В результате прием вели вчерашние студенты по цене гарвардских профессоров. А главврач ходил за нами и ныл: «Зачем ты выписала ему но-шпу, это и в районной поликлинике могут сделать! Ты выпиши ему такое, о чем он сроду не слышал! Иначе за что он платит?»
Это был главный принцип лечения. И если в мирное время светские персонажи и политики охотно платили за понты, то теперь желающих поубавились. Первой жертвой пала лютня, но мы тоже ждали своего часа. За бокалом вина я уже исполнила свою арию: «Сволочь Павлин (так я звала лора, посягавшего на мой кабинет) опять накатал на меня телегу Главному!» Настала очередь Машки, и она уже приступила к традиционному запеву:
– Представляешь, я среди всего этого трындеца привожу та-акого клиента, а эта корова ему говорит…
Но что говорит эта корова, мне так и не удалось узнать. В дверь позвонили.