Когда Клара представляла себе Мэрилин Адамс, мать ее погибшего жениха Майкла, та виделась ей то маленькой старушкой вроде бабушки из детской книжки «Маленький домик в прериях», то старухой с длинными-предлинными седыми волосами, вьющимися, как река Миссисипи.
Они переписывались – но не слишком часто, примерно раз в полгода; хотя, похоже, были инстинктивно расположены друг к другу, и порой их письма как бы встречались над океаном. Когда Клара разорвала свою помолвку с Джулианом, то первой, кому она об этом сообщила, была Мэрилин. И именно от Мэрилин она получила самый лучший ответ, что было странно – ведь Мэрилин была матерью Майкла. Впрочем, в тот момент у Клары не возникло ощущения, что это странно.
«Ты стоишь пятисот таких, как он, – писала ей Мэрилин. – Спорить готова, он сейчас с досады сам себя в одно место лягнуть готов». И еще: «Нет ничего хуже, чем старый дурак».
И хотя лишь одно из этих высказываний – последнее – было справедливым, письмо Мэрилин невероятно развеселило и подбодрило Клару. Оно было как теплый плед на плечах, качалка у камина и чашка горячего бульона «Боврил» в морозный день.
Так что Клара никак не ожидала увидеть на пороге Шиллинг-Грейнджа молодую красотку – Мэрилин было 54 года, – настоящую «бомбу», стройную блондинку в модных широких брюках и узком, облегающем фигуру жакете. Именно такой предстала перед ней Мэрилин Адамс однажды утром в конце октября через несколько дней после визита Клары в Совет графства.
Мэрилин обняла ее, поцеловала, но Клара застыла, точно аршин проглотив. Такой неожиданный поворот сюжета бывает только в книгах, думала она, пока Мэрилин, отодвинув ее на расстояние вытянутой руки, не посмотрела ей внимательно в глаза – что произвело на Клару почти угнетающее впечатление – и не заявила, что приехала, чтобы наконец познакомиться со своей дочерью, которую так ни разу и не видела, и с детьми этой дочери.
– Но это не мои…
– Ах, ты же понимаешь, что я имею в виду! – сказала Мэрилин.
И тут же сообщила, что является «настоящей англофилкой» – Клара, впрочем, не была уверена, что правильно поняла значение этого слова. На шее у Мэрилин болтался фотоаппарат, на ногах красовались туфли с бантами на высоком каблуке. А с собой у нее был большой чемодан. И еще маленький саквояж.
– Как вы сказали? Вы надолго в Англию?
Мэрилин рассмеялась и громко – слишком громко, ее, должно быть, слышала половина жителей центральной улицы – сказала:
– Да не смотри ты на меня так испуганно! Я уже сняла номер в отеле «Шиллинг-Армз».
И тут Клара тоже не выдержала и засмеялась. Мэрилин оказалась такой веселой, такой замечательной, и у нее были такие ясные глаза и столько иных потрясающих качеств, что Кларе хватило бы и малой их части. Дети тогда очень хорошо, правильно отреагировали на новости о Грейндже и на ее планы по ужесточению бюджета (хотя Клара и не была уверена, что младшие все поняли). «До тех пор, пока мы вместе» – так она тогда сказала детям, сознавая все же, какая это опасная комбинация – дети, не уверенные в своем будущем, и общая ненадежность их положения.
А в тот день, вернувшись домой из школы, дети так уставились на Мэрилин, словно перед ними была Бетти Грейбл[9] собственной персоной. Мэрилин еще и подыграла им: «Жаль, я не могу всех вас рассовать по карманам и увезти с собой в Штаты!»
– Мне всегда хотелось подняться на Эйфелеву башню! – «блеснул эрудицией» Барри, как раз собиравшийся пойти на футбол. Хотя вряд ли кто-то сумел бы догадаться, почему колени у него разбиты до крови еще до игры, а не после нее.
– Дорогой, это во Франции, – терпеливо объяснила Мэрилин, – а у нас в Америке есть статуя Свободы. – Она встала и, драматическим жестом воздев руку со стаканом воды, провозгласила: – «Дайте мне ваш усталый, бедный, забитый народ, который так хочет дышать свободно!»
Дети смотрели на нее с ужасом и восторгом – и только Ивлин все старалась незаметно прокрасться к задней двери.
– Эй, вы там, юная леди!
Ивлин что-то проворчала.
– Ивлин, к тебе обращаются, – одернула ее Клара.
Иногда от этой девчонки можно просто в отчаяние прийти.
Мэрилин подмигнула Кларе.
– Значит, Ивлин? Ну, так это же одно из моих самых любимых имен!
Тут наконец-то Ивлин на нее посмотрела, но глаза у нее были какие-то остекленевшие.
– Спасибо.
– А ты чем интересуешься? – Похоже, Мэрилин, как и Клара, всей душой верила в восстановительную силу различных хобби.
– Ничем.
– Ничем? Но ведь так не бывает!
Ивлин надула щеки. И впервые в жизни призналась:
– На самом деле я очень люблю маленьких детей. Младенцев.
– Младенцев? – изумленно повторила Клара. Разве могут младенцы стать чьим-то хобби? Но в данный момент необходимо было подбодрить девочку, и она сказала: – Как интересно… Я не уверена, можно ли, например, коллекционировать младенцев, но мы определенно могли бы… – Она еще не успела придумать, что говорить дальше, и подумала: «А что тут и впрямь можно было бы сделать?» – и закончила так: – Например, мы могли бы считать, скольких младенцев мы увидели на улице.
А Мэрилин приподняла красиво прорисованную карандашом бровь и посмотрела на Клару, словно говоря: «Ну, с этой девочкой ты точно не соскучишься!»
Зато при виде Питера глаза Мэрилин мгновенно вспыхнули, как Лондон во время Блица[10]. Тот вошел, стащил крекер и явно был намерен снова смыться наверх, но Мэрилин успела схватить его за плечо.
– А этот вскоре разобьет немало сердец, – заявила она.
Питер покраснел, как помидор.
– Та-ак, – сказала Клара, чувствуя, что не сумела сдержать раздражение. – Питер – мальчик добрый, и вряд ли он станет кого-то сознательно обижать, а потому…
Но Мэрилин, словно не замечая ее слов, уже переключилась на Риту:
– Кто этот персик?
Рита ненавидела любые прозвища и резко ответила:
– Сами вы персик! А меня зовут Рита! – Она повернулась на каблуках и пошла прочь.
– Назови меня так еще разок, детка, и я буду шлепать тебя, пока ты не отправишься прямиком на тот свет! – смеясь, крикнула ей вслед Мэрилин.
– Мэрилин! – попыталась остеречь ее Клара.
И, как только дети вышли из комнаты, откашлялась и сказала, хотя обижать Мэрилин ей совсем не хотелось:
– Я понимаю, что это была шутка, но мне все же кажется, что не следует разговаривать с детьми подобным образом.
– Подобным – это каким, дорогая?
– Раздавая обещания отшлепать до смерти, – сказала Клара, чувствуя себя несколько неуверенно.
Разве могла она выразить словами, что довелось пережить ее детям? Рассказать, как Барри избивали до потери сознания, а маленькую Пег запирали в темной кладовой? Как детей лупили домашними шлепанцами и секли розгами? Последняя управляющая Грейнджем, сестра Юнис, любила такие варварские наказания. И до сих пор ее имя пробуждает страх в сердцах этих детей. При ней здесь правил террор, и понадобилось немало времени, чтобы дети привыкли к тому, что их не собираются избивать, едва они нарушат какое-нибудь правило. И уж меньше всего им были нужны сейчас какие-то угрозы, как бы шутливо они ни были преподнесены.
Клару очень удивило то, что Мэрилин так внимательно ее выслушала, а потом сказала: «Ну, тебе лучше знать, тут ты эксперт», и, похоже, в этих ее словах не было ни капли сарказма, хотя Клара долго и пристально всматривалась в ее лицо, пытаясь понять, не издевается ли над ней Мэрилин.
– Я, конечно, еще не совсем понимаю, через что прошли эти дети, – продолжала Мэрилин, – но хочу попробовать это понять.
Клара просто ушам своим не верила. Ведь когда она сама выражала какое-то несогласие с родителями – по любому поводу, – те могли воевать с ней по нескольку дней, даже если и были в душе с ней согласны; и очень не любили, когда она выдвигала какие-то собственные идеи.
– Я ведь здесь для того, чтобы помочь тебе, девочка, – весело сказала ей Мэрилин, – а вовсе не для того, чтобы навредить. Не забывай об этом. И в случае необходимости спокойно ставь меня на место.
До чего же легко будет привязаться к этой женщине, поняла Клара. Как поняла и то, что заблуждалась, считая невозможным, чтобы такая великолепная светская дама пожелала стать одомашненной, прирученной. Вот сейчас, например, Мэрилин сидела и преспокойно подшивала подол на Ритиной зимней юбочке, а рядом в пепельнице дымилась ее сигарета.
– Тебе Майкл рассказывал, как он в шесть лет потерялся на пляже? – спросила Мэрилин. – Когда я его отыскала, он ел мороженое и вообще прекрасно проводил время. Такой уж он был, мой Майкл.
Клара рассмеялась, ибо с легкостью могла себе представить подобную сцену. Майкл никогда не чувствовал себя ни потерявшимся, ни растерянным – и это в нем, как и многое другое, всегда ее восхищало.
После чая Мэрилин собрала детей в кружок и сказала, что хочет им что-то показать. Порывшись в своей сумке, она извлекла оттуда какую-то фотографию, и на лицах детей отразилось разочарование – они, как всегда, надеялись на сладости.
– Вот это мисс Ньютон в 1943 году – всего шесть лет назад, – сказала Мэрилин. – А это мой мальчик, мой сын, Майкл.
Клара и Майкл были сфотографированы у ворот Букингемского дворца; они приняли величественные позы, притворяясь членами королевской семьи. Майкл был прирожденным туристом. Ему хотелось посетить все места, о которых он хоть что-то слышал. А в тот раз, помнится, Клара долго сопротивлялась: «Какой смысл в таком снимке, ведь мы же все равно внутрь войти не сможем?» – однако ей никогда не удавалось слишком долго сопротивляться предложениям Майкла, что бы он ни предлагал.
– Я помню, кто сделал этот снимок, – сказала она.
Это была очень похожая на них пара – американский военнослужащий и его британская подруга. Клара помнила и то, как сильно тогда смутилась. Порой в обществе Майкла она казалась себе совершенно особенной, однако в такие вот моменты, встретившись с точно такой же парой американца и англичанки, она чувствовала себя настолько обычной, заурядной, словно вся ее жизненная история, словно и сама ее жизнь двух грошей не стоит. Интересно, вдруг подумала она, а как сложилась жизнь у той пары? Может, и он тоже погиб? А может, им все-таки удалось сорвать джек-пот? Может, они – как, например, Руби с ее американцем – благополучно пережили войну, а потом, уже в мирное время, расстались?
Вот он, Майкл: тщательно подогнанная военная форма, очень коротко подстриженные волосы и улыбка во весь рот. Она однажды даже спросила у него: «Неужели ты всегда улыбаешься?» – и он ответил: «Когда я с такой девушкой, как ты, то уж точно! Да и почему бы мне не улыбаться?»
Сама Клара на фотографии выглядела наивной молодой девушкой в облегающем белом свитере. Неужели она и впрямь была такой наивной? Как же сильно она с тех пор изменилась! Порой она даже себе самой кажется испорченной. Она хорошо помнила, как смотрели ей вслед женщины постарше – с некой смесью снисходительности и, нет, не зависти, а тоски. Видно, вспоминали собственную юность и то затишье перед бурей.
Забавно, но сейчас она сама себя воспринимала как совершенно другого человека, живущего совершенно иной жизнью.
Вечером перед тем, как отправиться в гостиницу, Мэрилин крепко обняла Клару и долго не выпускала из объятий. Потом слегка отстранила ее от себя и, с улыбкой глядя ей в глаза, сказала:
– Ты только глянь! Теперь я хорошо понимаю, почему Майкл в тебя влюбился!
Клара моментально вспыхнула, а Мэрилин продолжала:
– А ведь он был действительно в тебя влюблен. Я помню каждое слово из того письма, где он впервые написал мне о тебе: «Ма, эта английская девушка заставляет мое сердце петь. Мы, может, и находимся в состоянии войны, но при ней я всегда чувствую себя королем». Пять лет уже прошло. Иной раз кажется, будто целая жизнь и одновременно всего лишь одно мгновение.
Глаза Мэрилин были полны слез. А Клара была настолько потрясена, что даже говорить не могла.
– Спасибо тебе, – сказала Мэрилин, – за то, что сделала последние месяцы жизни моего мальчика такими драгоценными. О большем я, его мать, и просить бы не могла.
А на следующее утро Мэрилин уже стучалась в дверь Грейнджа, одетая словно для вечеринки в саду. Она даже немного покружилась и спросила:
– Похожа я на принцессу Элизабет, а?
Ничуть она не была похожа ни на принцессу Элизабет, ни на любую другую англичанку, хотя Клара так и не сумела понять, что именно делает ее такой непохожей на них: может, яркое живое лицо? Или обаяние? Или потрясающая внешность?
– А что, это нормально – есть по утрам копченую селедку? И хоть я знала, как вы, англичане, любите чай, но понятия не имела, что здесь это всеобщая одержимость!
Они пошли прогуляться по главной улице Лавенхэма, и Мэрилин там восхищало буквально все, даже какой-то пьяница, чего-то требовавший у дверей почтового отделения. У Клары этот тип как раз ни малейшего восторга не вызвал, ей казалось, что он попросту портит пейзаж, который без него был бы весьма привлекательным.
– Я, пожалуй, дам ему немного мелочи, – сказала Мэрилин. – Пусть купит себе выпивку.
– Не-ет, не надо, – Клара даже немного растерялась. – Или, если уж вам так хочется, купите ему лучше эклсскую слойку или… – Ей так хотелось показать Мэрилин Лавенхэм в самом лучшем виде, а он представал перед ней в весьма неприглядном обличье. Но у Мэрилин, похоже, подобные сцены не вызывали ни капли раздражения. Ей легко доставить удовольствие, думала Клара, но дело не только в этом. Просто Мэрилин, как и ее сын, обладает щедрой благородной душой.
Они как раз наслаждались тюдоровским стилем, в котором была некогда построена старинная прядильная фабрика, когда Клара краем глаза заметила змеей крадущегося к ним Джулиана Уайта. «О нет!» – только и успела подумать она, а он уже оказался рядом и моментально завоевал внимание Мэрилин, демонстрируя свои великолепные «английские» манеры. Это было похоже на некий сеанс гипноза. Они обсудили достоинства гостиницы «Шиллинг Армз», а потом, склонившись к Мэрилин, Джулиан заговорщическим тоном спросил:
– А как вам наш Шиллинг-Грейндж?
Наш?
– Ну, сам дом, конечно, весьма обветшал, однако я легко могу себе представить, что, если потратить на него некую сумму и превратить его в отель, туристы с удовольствием сюда поедут. Во всяком случае, мы, американцы, были бы в восторге. Хотя подобный проект, разумеется, потребует немалых вложений.
– Неужели вы думаете, что об этом никто не помышлял?
– Кто? – тут же вмешалась Клара, которая, навострив уши, слушала их разговор. – Кто же помышляет об этом? – «Брауни, конечно! – думала она. – “Богатый юрист из дома с колоннами”. Именно он за всем этим стоит».
Но Джулиан, игнорируя ее вопрос, предложил:
– У меня в следующий уик-энд состоится суаре, не желаете ли и вы, милые дамы, к нам присоединиться?
Раньше он Клару никогда на свои «суаре» не приглашал – во всяком случае, с тех пор, как она разорвала с ним помолвку.
– У меня дети, – сказала Клара.
Как тебе известно.
– Мне очень жаль, – сказала Мэрилин, – но я приехала всего на несколько дней. Однако вскоре я вновь сюда приеду и уж тогда непременно прихвачу с собой туфли для танцев, так что не оставляйте надежды!
Джулиан пообещал, что не оставит, и, ликуя, поцеловал Мэрилин обе руки – свои руки Клара решила упорно держать в карманах.
«Господи, да он даже со спины выглядит до отвращения самодовольным! – думала Клара, презрительно глядя вслед удаляющемуся Джулиану. – Интересно, как ему удается даже походку свою сделать настолько привилегированной?» – недоумевала она. И тут Мэрилин нежно проворковала:
– Да он же настоящий чаровник, ты не находишь?
– Это Джулиан… – осторожно заметила Клара. – Помните, я вам о нем писала?
Мэрилин была потрясена.
– Твой бывший жених? Господи, какая же я недогадливая!
Клара даже губу прикусила: ее вроде бы и не должно было раздражать, что Мэрилин ни о чем не догадалась, но почему-то раздражало.
– И с тех пор ты больше никого не встретила?
Это было еще одно свойство Мэрилин, которое сейчас начинало проявляться: она была невероятно, бесконечно любопытна. И, похоже, была не против, чтобы у Клары кто-то появился и она начала новую жизнь, а Майкл так и остался навсегда в 1944-м. Нет, тут же передумала Клара, ей, конечно, гибель Майкла далеко не безразлична, но она ее приняла. Она реалистка.
– Да нет, пожалуй, встретила, – осторожно начала Клара. – Во всяком случае, мне так казалось. Но он что-то не горит желанием со мной встречаться.
Никаких дальнейших шагов Виктор Брейтуэйт с тех пор действительно не предпринимал. Мне, должно быть, просто показалось, думала Клара, что он смотрел на меня как-то по-особому. Никакое это было не восхищение, а элементарная воспитанность. А если капелька восхищения в его взгляде и была, то восхищался он, скорее всего, дивным морским пейзажем, а вовсе не ею. Она была абсолютно уверена, что он непременно ей позвонит, но он так и не позвонил, и это мучило ее почти так же сильно, как и досада на себя за столь неправильную оценку ситуации.
– Он что, женат?
– Я… нет, его жена умерла.
– Хммм… – протянула Мэрилин. – Ты в одном из писем упоминала еще о каком-то особенном соседе? Его, кажется, Айвен зовут? Почти как русского царя Ивана Грозного?
– Нет, его зовут Айвор. – Клара притворилась, будто не понимает, что Мэрилин имеет в виду. Хотя ее определение особенный сосед практически сразу все расставило по своим местам. – Н-ну…
– А он женат?
– Полагаю, что да.
– Ну так забудь о нем!
Мэрилин, конечно, мало что известно, но, может, и впрямь вся эта история, полная бесконечных неясностей и осложнений, просто выдумана самой Кларой? И как бы она ее для себя ни приукрашивала, Айвор сейчас со своей женой, а не с ней.
– Тебе ведь когда-нибудь захочется завести и собственных детей, верно?
Нет, вот детей заводить Клара как раз совсем не хотела. Понимание этого возникло у нее уже давно и постепенно росло – примерно так, по ее представлениям, растет и ребенок в чреве матери. Что-то вроде короткого замыкания произошло, когда Джуди сказала ей, что хочет детей, и Клара вдруг очень ясно поняла, что всей душой ей сочувствует, но ей самой это чуждо. Ей совершенно не хотелось иметь своих детей. Все вокруг были уверены, что и она захочет родить ребенка – да она и сама так раньше считала, однако ей все чаще стало казаться, что подобного желания у нее нет. И это не имело никакого отношения ни к окружающим, ни к Майклу, ни к Айвору, ни к каким-то надоедливым поклонникам. Это имело отношение только к ней самой.
Она не хотела рожать детей.
Она хотела получать их такими, какими они были у нее сейчас – дети, рожденные другими людьми. Ей хотелось растить их и воспитывать. Работать воспитательницей.
Иногда Кларе было любопытно: а что, если подобные чувства испытывают миссис Гаррард и мисс Купер, ведь они примерно одного с ней возраста? Мисс Купер была этакой богемной особой, и Кларе казалось, что ей бы в самый раз иметь хоть пятерых детей, хоть наоборот – ни одного.
– Я пока не знаю, не уверена, – солгала Клара, и Мэрилин ей улыбнулась, только вот было неясно, что же в действительности означала эта улыбка.
Но до чего же манеры Мэрилин были похожи на манеры Майкла! Она, как и он, могла внезапно остановиться и некоторое время постоять, неуклюже ссутулившись, а потом выпрямиться и продолжать путь. Благодаря всем этим мелочам Клара чувствовала все большую близость к Мэрилин – и через нее к Майклу.
В тот вечер Клара рассказала Мэрилин о том, что их детскому дому, возможно, грозит переезд, и объяснила, что Совет графства воспринимает Грейндж как некоего «белого слона» или как «финансовую дыру».
Мэрилин слегка поскребла подбородок (в точности как это сделал бы Майкл) и сказала:
– И что ты думаешь делать?
– Я собираюсь этому помешать, – решительно заявила Клара. Такие женщины, как Мэрилин, почему-то внушают решимость. – Я считаю, что это неправильно, и хочу это им доказать.
Мэрилин протянула руку и ласково, но с силой сжала колено Клары, даже нейлоновый чулок на нем собрался складочками. А потом сказала:
– Вот и еще одна причина, почему Майкл сразу так сильно тебя полюбил.
Мэрилин утверждала, что к девочкам не привыкла и с мальчиками у нее «как-то опыта больше». И лишь по таким вот брошенным мимоходом замечаниям Клара могла понять, сколь глубок колодец ее горя, и каждый раз, услышав от Мэрилин что-нибудь в этом роде, чувствовала комок в горле.
В субботу Мэрилин вошла на кухню через заднюю дверь, когда большинство детей еще только доедали завтрак и только Рита успела проглотить свою порцию и улизнуть в сарай – разучивать очередную фортепианную пьесу. Ивлин, как всегда, следила, не останется ли чего на тарелках.
– Я хочу сделать несколько фотографий на память, и мне нужен помощник, – сказала Мэрилин. – Нужно же привезти в Штаты картинки из английской жизни. Вот ты, например, мне вполне подошла бы. – И она указала на Джойс. Та испуганно съежилась под этим указующим перстом с наманикюренным ногтем.
– Только не я… – пролепетала Джойс. – Я не могу.
– А почему? Что с тобой такое? – спросила Мэрилин.
– Я же едва хожу! – насупилась Джойс.
– Пожалуйста, веди себя как следует! – тут же шепнула ей Клара.
– И что же с тобой приключилось? – Вопрос звучал участливо, но Клара вспыхнула: ей стало жалко Джойс, ведь она так не любила разговоров о своей болезни.
– Полиомиелит.
– Ужасная болезнь! – искренне посочувствовала Мэрилин. – Помнится, когда Майкл был маленький, я все время боялась, что он заразится. Но сейчас-то ты, детка, выглядишь вполне крепкой и сильной.
– Ничего я не сильная! – возразила Джойс с выражением крайнего упрямства на лице и так крепко стиснула зубы, что желваки заходили.
Клара внимательно за обеими наблюдала: ей было интересно, чем закончится столкновение этих сильных характеров.
– Так ты можешь мне помочь или не можешь? – снова спросила Мэрилин.
– Могу, наверное, но только с тележкой или с палкой.
– Ну так идем!
И Джойс послушно встала. Мэрилин победила. Джойс надела свой ортопедический башмак, а волосы свободно распустила по плечам. Клара только удивлялась, глядя на нее.
Лишь заметив, что Джойс полностью готова, а личико у нее теперь застенчиво-испуганное, как у крысенка, Мэрилин смягчилась и с грустью обронила:
– Жаль, что у меня так мало фотографий моего Майкла…
Мэрилин и Джойс ушли и где-то бродили большую часть дня, так что Клара занялась своими бухгалтерскими расчетами. Она не сомневалась, что отныне они должны как можно больше экономить буквально на всем. Пег сидела у нее под столом, играла в шарики и вела себя так тихо, что Клара попросту забыла о ее существовании. Время от времени, выглядывая в окно, она видела, как мимо проезжает тележка Джойс, которую стоически толкает Мэрилин, покачиваясь на высоченных каблуках, а Джойс при этом лежит на спине и что-то фотографирует. А несколько позже, когда она уже развешивала на заднем дворе выстиранное белье, то заметила, как Джойс гоняется за Мэрилин, размахивая своей палкой, а фотоаппарат болтается у нее на шее из стороны в сторону, явно нарушая ее равновесие.
Они вернулись только к вечеру, когда стало темнеть. Клара уже начала беспокоиться. А что, если у Мэрилин все-таки не хватило терпения? Что, если Джойс так отвратительно себя вела, что Мэрилин не сдержалась? Однако обе вошли в дом, оживленно болтая.
– Ну, как ваши успехи?
– Неплохо, – сказала Мэрилин, – но некоторые почему-то очень не любят фотографировать ни цветы, ни дома, – Джойс тут же скривила рожу: «Вот еще, скука какая!» – Хотя мы сделали отличный снимок памятника Первой мировой войне – того, что на углу. И кошек ей фотографировать тоже неинтересно, хотя собачка мистера Уайта у нас очень удачно получилась. Как там его зовут? Пират?
– Бандит.
– А в следующий раз мы еще и людей фотографировать попробуем.
– Вот люди – это как раз по мне, – с готовностью заявила Джойс.
Клара решила, что даже бровью не шевельнет, хоть и была страшно удивлена, слушая все это. Что ж, если Джойс сама с таким энтузиазмом к этому отнеслась, то ей-то с какой стати возражать?
На следующее утро Джойс, к великому удивлению Клары (она прекрасно знала, что Джойс терпеть не может рано вставать), не только сама встала, но даже свои ботинки надела задолго до прихода Мэрилин, которой еще нужно было до них добраться из «Шиллинг Армз». Они сделали серию снимков в саду и выразили желание непременно сфотографировать Клару, когда она развешивает выстиранное белье.
– Вы это серьезно? – Вообще-то Клара считала, что выглядит более достойно во время какого-нибудь иного занятия – например, с важным видом сидит в гостиной, точно принцесса Маргарет.
– Нам нужно, чтобы ты выглядела естественно! – крикнула ей Мэрилин. – И занималась своими обычными делами. Как этот стиль называется? – спросила она, повернувшись к Джойс, и та мгновенно ответила, точно на строевых учениях:
– Стиль репортажа. – А Кларе сказала: – Вы просто не обращайте на нас внимания, и все. – И Клара подумала, насколько эти слова противоречат тем командам, которые она сама обычно подает детям.
Значит, выглядеть естественно? Клара тщательно причесалась и затянула передник так, чтобы четко обозначить талию. Она вспомнила, как однажды ходила с родителями в фотостудию – это было как раз перед их отъездом в Африку, – хотя впоследствии ей так и не удалось увидеть те фотографии, для которых они так старательно позировали. Это было какое-то странное ателье в Килбурне. И молодой неловкий фотограф зачем-то прятался под одеялом, а потом раздался хлопок, и она все ожидала, что вот теперь-то случится чудо.
– А что вы сейчас будете делать? – каждую минуту спрашивала Джойс, следуя за Кларой по пятам.
– Буду накрывать на стол – ланч скоро, – сказала Клара.
И фотографы потащились за ней в дом. Клара заметила, как Мэрилин выразительно посмотрела на Джойс: мол, увы, ничего не поделаешь.
Возник небольшой спор насчет того, хорошо ли падает свет, и в итоге Кларе пришлось три раза собирать и снова расставлять тарелки. Жаль, что у меня нет помады, думала она, неплохо было бы слегка подкрасить губы.
– А в следующий раз вам захочется меня сфотографировать, когда я мою ванну? – спросила она.
Джойс расхохоталась. К счастью, Билли и Барри уже успели встать и даже облачиться в спортивные костюмы для похода на футбольное поле, так что Мэрилин предложила:
– Давай-ка, Джойс, выйдем наружу и поймаем их на крыльце. – Она подмигнула Кларе. – Спортивная фотография – это вообще прекрасное поле деятельности!
На следующий день, когда Клара на кухне гладила белье, к ней подошла Джойс. Другие дети часто туда забегали, но Джойс раньше никогда этого не делала. Она была мрачна, нижняя губа оттопырена, словно хлебная корка.
– Вот так всегда – все, кого я люблю, меня бросают!
Кларе еще нужно было перегладить целую гору белья, но она отставила утюг в сторону.
– Почему тебе так кажется, Джойс?
И девочка, помолчав, ответила:
– Но ведь так и есть.
Клара задумалась. Прекрасно, когда люди приезжают в гости. Нетрудно заехать ненадолго или зайти мимоходом и сунуть нос в чужую жизнь – куда сложнее и важнее в этой чужой жизни остаться. Да, имеют значение только те, кто остается в твоей жизни.
– Хочешь немного погладить? – Клара осторожно передала девочке утюг и показала, как им пользоваться. Они гладили хлопковую блузку Морин, бывшую Кларину, и Кларе вдруг пришло в голову, что Джойс может нарочно сжечь блузку. И она тут же одернула себя: да нет, Джойс, конечно, может быть вредной, но такой гадости никогда не сделает!
– Вот так? – уточнила Джойс.
– Мне очень жаль, что тебя одолевают такие мрачные мысли, – вернулась к началу разговора Клара.
– Спорить готова: как только я тут ко всему привыкну и буду считать это своим домом, все сразу и кончится.
– Ничего не кончится, маленькая моя. Ну, может, только если найдутся подходящие приемные родители.
– Никто меня такую взять не захочет. – И Джойс указала на свою больную ногу.
– Кто-нибудь обязательно полюбит тебя такой, какая ты есть, и станет о тебе заботиться, – сказала Клара и храбро прибавила: – Ведь мы здесь все именно так к тебе и относимся. Да и вообще не бывает людей без недостатков, и у каждого они свои.
– Это я знаю, – кивнула Джойс.
И она продолжала гладить вместе с Кларой до тех пор, пока вся гора белья не была выглажена.
В последнее утро перед отъездом Мэрилин кое-кто из детей даже расплакался, прощаясь с ней. Но потом дети все же ушли в школу. У Клары было такое ощущение, словно подошел к концу веселый праздник. Жизнь стала совсем иной, пока с ними была Мэрилин. А ведь впереди маячили большие трудности, с которыми Кларе предстояло как-то справляться. Приезд Мэрилин несколько отвлек ее от необходимости решать всякие неприятные вопросы, но сами эти вопросы никуда не делись.
– Что же нам с тобой-то делать? – спросила Мэрилин и ласково накрыла руку Клары своей рукой с крупными перстнями.
– Что вы имеете в виду?
– Ты слишком молода, чтобы вести жизнь старой девы. Ты не намного старше кое-кого из твоих воспитанников.
Клара внутренне вздрогнула. Неужели Мэрилин приезжала только ради этого?
– В мире полно симпатичных мужчин…
Клара гордо вздернула подбородок, но выговорила с трудом:
– И одним из них был Майкл.
– Да, Майкл был хорошим мальчиком, – вздохнула Мэрилин, вытирая глаза, – и мне очень жаль, что вам с ним не удалось построить совместную жизнь.
Клара судорожно вздохнула. Ее жизнь… Такие большие и важные куски этой жизни были украдены у нее войной. Какую боль каждый раз причиняют ей мысли об этом, хотя она так старается не думать, не вспоминать. Если уж ветер войны сдул ее с намеченного пути, но все же оставил в живых, то что говорить о тех, от кого этот ветер попросту и следа на земле не оставил?
Приезд Мэрилин пробудил так много воспоминаний о прошлом, но ведь как-то нужно жить дальше.
– Не отказывайся от любви, дорогая, не сдавайся. Нельзя жить без любви, – сказала Мэрилин и снова обняла Клару, обдав ее чудным ароматом своих духов. Клара не раз восхищалась этими духами, а когда Мэрилин сказала, что «каждая женщина должна иметь свой собственный запах – это как личная подпись», Клара рассмеялась и заявила, что в таком случае ее собственный запах – это «овсянка на воде».
– И насчет Грейнджа тоже не сдавайся, – продолжала Мэрилин. – Только ты, дорогая, можешь его спасти.
Когда она, волоча за собой чемодан на колесиках, спустилась с крыльца к поджидавшему ее такси, Клара вновь почувствовала себя одинокой. Взрослой одинокой женщиной. Но внутри у нее сохранилось все же неопределенное теплое чувство – как после удачного путешествия. Ведь Мэрилин помогла не только Джойс; она каждого одарила каким-нибудь маленьким чудом. Вот и Клара теперь была уверена, что сумеет со всем справиться. Сама. И никто ей не нужен.