Сны и явь

В этом году в День благодарения им как никогда было за что благодарить Мироздание – близкий для них человек был вне опасности и уверенно шёл на поправку…

Маргарита тоже благодарила Небеса за спасённую жизнь, но больше всего на свете она мечтала вспомнить тех, кто окружил её любовью, заботой и вниманием. Она дала себе слово приложить все усилия. Только в таком случае она сможет снова стать счастливой.


Время пролетело незаметно, декабрь уже давно вступил в свои законные права, и на Рождество компания посетила Швейцарию, где они обычно снимали большой деревянный дом на всех. Швейцария богата прекрасной природой, головокружительными железнодорожными путями и горнолыжными трассами, известна целебными курортами, ещё с позапрошлого века получившими популярность у тысячи туристов со всего мира. В этой стране современные достижения науки и техники соседствуют с нетронутой, девственной естественной красотой.


Спокойная обстановка и чистый горный воздух должны были всем пойти на пользу.

В то время как остальные ходили за покупками, брат помогал Маргарите собраться для прогулки:

– Сестрёнка, что с тобой? Ты какая-то подавленная. Что-то не так? Тебе здесь не нравится? – с беспокойством спросил он.

– Нет, на этот счёт всё в порядке! – поспешила уверить его девушка. – Пойми, я не хочу показаться неблагодарной, но всё ещё чувствую себя чужой и не могу достойно ответить на вашу любовь, пока ко мне полностью не вернётся память. Но дело даже не в этом… Мне так неудобно – вы столько для меня сделали, а я не могу дать вам то, что вы заслужили… Я не в силах разобраться даже в себе: мне снятся кошмары, мой мозг разрывается, я жажду найти себя. Мне всё тяжелее притворяться, что всё хорошо, когда всё просто ужасно… – её голос срывался на всхлип, а на глаза наворачивались слёзы, – прости, если что… Я не хотела тебя обидеть, честное слово… Извини, что я так разоткровенничалась. Думаю, что мы должны доверять друг другу и быть честными, ведь вы всё-таки остаётесь моими друзьями – я вас люблю очень-очень, и сейчас, как никогда, мне необходимы ваша поддержка и помощь.

– Не волнуйся, мы всегда с тобой. И ты уже, пожалуй, готова снова учиться ходить, – ответил мужчина, ласково погладив её напряжённые пальцы.

– А… как же… коляска?.. – девушка смотрела огромными от страха глазами.

– Кому она нужна, – отмахнулся молодой хирург. – Ты намного сильнее, чем думаешь. Ты только должна освободить свою силу. Давай, постарайся подняться.

– Но… я не могу… Я… боюсь… – замотала головой Маргарита.

– А я говорю – можешь, – заявил доктор тоном, не терпящим возражений. – Вставай. Надо работать над собой, стараться – под лежачий камень и вода не потечёт. Хватит дурочку валять, моя сестра не трусиха.

Девушка поднялась с инвалидного кресла шатаясь, с трудом опираясь о стену.

Мужчина откатил кресло и отошёл в другой конец комнаты…

– Ты что делаешь?! Что ты задумал?! – от страха Маргарита не могла пошевелиться.

– Иди ко мне, – почти приказал Джек.

– Я… не… – в панике она буквально вжалась в стену.

– Это страх. Только твой страх, не более. Давай, ты можешь. Я знаю, я верю – у тебя получится, – подбадривал он. – Постарайся, не ради меня, а ради себя, понимаешь? Ты знаешь, что практически всё моё тело покрыто шрамами? Думаешь, я не чувствую боли? Если бы я не прикладывал усилий, то не стоял сейчас перед тобой на своих ногах. А знаешь, какую боль в своё время мне пришлось превозмогать? Сколько раз я падал и снова поднимался, стирая колени в кровь? Но я поставил перед собой цель: встать на ноги, чтобы посвятить свою жизнь медицине. И знал, что каким бы болезненным ни был каждый мой шаг, он приближает меня к достижению этой цели, и я не имею права сдаваться, пока не достигну её.

Потрясенная его признанием, набравшись сил, мелкими неуверенными шагами Маргарита прошла пару метров…

– Так, так… Замечательно, – удовлетворённо улыбнулся молодой хирург. – А теперь ты сможешь дойти до меня.

– Я таки смогу. Думаешь, нет? – подмигнула Маргарита.

Неуверенной походкой, пару раз чуть не упав, она дошла до дверей и, обессилев, рухнула в объятия брата…

– Молодец! Хорошая работа, – похвалил Джек сестру, поправив растрепавшуюся чёлку. – Мы обязательно должны показать это ребятам: они, словно малые дети, сейчас играют в снежки во дворе. Думаю, теперь белый чистый снег и благотворный горный воздух произведут на тебя совсем другое впечатление, и ты сможешь присоединиться к ним в развлечениях, – улыбнулся он, глядя в окно, как друзья не удержались от незатейливых зимних забав, подавая ей верхнюю одежду.


Брат с сестрой вышли во двор, сверкавший от ослепительно белого снега:

– Ребята, а у нас для вас хорошие новости! – с достоинством заявил Джек.

Из-за его спины вышла Маргарита, одетая по-зимнему. Свежий снег приятно скрипел под ногами, в воздухе пахло свежестью, а лёгкий мороз игриво пощипывал раскрасневшиеся щёки, придавая милому девичьему лицу природный румянец.

Далее последовала немая сцена…

– Маргарита! Дорогая! – Джанъян обнял девушку за талию и несколько раз прокружил, а потом поставил на землю и поцеловал. – Это будет самое счастливое Рождество в моей жизни!

Даниэлла дружески похлопала Маргариту по плечу:

– Молодец, сестрёнка, ты делаешь успехи. Теперь всё пойдёт на лад. Ты у нас просто волшебник, милый. Ты заслужил поцелуй, – и в доказательство своих слов она прильнула к его губам.

– Мы верили в тебя, детка, – обняла маленькую подругу Джастина.

– Молодчина, котёнок, – нежно улыбнулась Эллен в своей особой, плавной манере, неспешно растягивая слова и дополняя их такими же гладкими движениями.

– Oj! Teraz rozliczę się od radości! («Я сейчас расплачусь от радости», пол.) – глаза Евы опять стали светло-салатовыми…

Маргарита улыбнулась:

– Спасибо! Спасибо вам всем – вы поверили в меня, поддержали. Ну да и я сама не промах. Но без вас ничего бы не было, – лицо её осветила лёгкая улыбка.


Не успели они оглянуться, как уже подошли рождественские праздники, которые всегда с большим размахом отмечали в этом доме. И этот Сочельник не стал исключением.

Девушки спустились в холл, и они были прекрасны, как античные богини – в длинных атласных платьях, струящихся по стройным телам.

Златовласая была безупречна в платье голубого цвета, который заставлял её глаза сиять ещё ярче, в тон платью. На ней были украшения с бирюзой, локоны светлых волос словно сияющим нимбом обрамляли её лицо.

На Маргарите было платье винного цвета, то самое, которое подарили ей Джон с Даниэллой. Её короткую стрижку подчёркивали крупные серьги с рубинами.

Джастина выбрала серое платье, удачно гармонировавшее с цветом глаз; на ней были серебряные украшения. Волосы были нарочито небрежно скреплены заколкой.

Не менее эффектно выглядели Эллен и Ева – их рыжие волосы и зелёные глаза идеально сочетались с платьями цвета морской волны и украшениями с изумрудами.

В это время в дверь дома, который наша компания сняла на рождественские каникулы, позвонили. Даниэлла пошла открывать.

– Здравствуйте! Здравствуйте, мои дорогие! Санта поздравляет вас с Рождеством! Я принёс вам подарки.

– Наш любимый Санта! – одновременно воскликнули Даниэлла и Розалинда при виде брата и бросились ему на шею. – Какой бы ты ни надел костюм, свои озорные глаза, Питти, не спрячешь.

Теперь настала очередь Евы обнять Питера и поцеловать:

– Drogi, ja tak za tobie stęskniła się! («Дорогой, я так скучала по тебе», пол.)

– Я тоже очень скучал, родная! – обнял девушку Пит.

Рози мечтательно закатила глазки:

– Как же мне хочется увидеть подарки – вон их сколько под ёлкой, наверняка и для меня что-нибудь есть. Так хочется, чтобы утро наступило поскорее.

– Этому весьма легко помочь, юная леди, – заметил Джек, – сейчас ты идёшь в свою комнату и ложишься в постельку – и утро наступит даже скорее, чем ты думаешь.

Розалинда сперва надула губки и скорчила недовольную рожицу, но потом личико девчушки просветлело:

– Джонни, Мэгги, вы стоите под омелой – по-моему, вы должны поцеловаться, – многозначительно улыбнулась она.

Поцелуй Джона показался Маргарите таким знакомым… Перед глазами всё поплыло – девушка хотела опереться о перила лестницы, что вела на второй этаж, но Джон поддержал её под руку. Она лишь отвела взгляд – посмотреть ему в глаза было невыносимо. Откровенность его чувств причиняла ей боль, ибо сейчас она не могла на них ответить в той мере, в какой он того заслуживал.

Как дотошный археолог, она старалась аккуратно извлечь сокровища из глубин своей памяти. Как усердный рыболов, пыталась выловить из туманных отголосков прошлых ощущений своё истинное я, свои истинные чувства, но они пока лишь робкими ростками только начинали прорастать в её сердце.

– А мы чего ждём, милый? – златовласая запечатала губы молодого хирурга поцелуем.

Ева взяла Питера за руку:

– Przyjaciele, a w tym domu jestem jeszcze ŕěĺëŕ? («В этом доме ещё есть омела», пол.)


Маргарита изо всех сил старалась вернуться к прежней жизни, но что-то неуловимое надломилось в ней, и она уже не могла быть самой собой. Далеко не все пробелы в памяти восстановились, но друзья окружили её невероятной нежностью и заботой, за что девушка была им бесконечно благодарна. В особенности Джанъяну – ему пришлось тяжелее всех, но он не бросил её, не давил, продолжая ждать, когда она сможет принять его чувства. Только у неё пока всё не получалось – она ещё не смогла разобраться даже в себе.


Приступы головной боли усилились, а голоса в голове пугающе перешёптывались. Она страшилась и не желала их слышать. И никогда ещё прежде с ней не случалось такого, чтобы картины зловещих видений приходили вот так – посредине белого дня, когда она находится на лекции и нужно сосредоточиться на занятиях, и были до панической дрожи и мурашек на кончиках пальцев реальными и пугающими.


Август 1572 года…

В то лето в Париже стояла сильная жара. Было невероятно душно, сам воздух казался тяжёлым от запахов человеческих тел, пота, резких парфюмов и нечистот, смешивавшихся в удушающий коктейль.


В тяжёлом расшитом платье алого цвета с воротником под горло Маргарите было трудно дышать, голова кружилась, казалось, ещё чуть-чуть, и она упадёт в обморок. Бледная, что ещё более оттенялось её тёмными волосами и тёмными глазами, она стояла, преклонив колени, на паперти собора Нотр Дам (поскольку новобрачные принадлежали к разным конфессиям, венчание происходило не внутри храма). Огромный шлейф её платья всей своей тяжестью давил на хрупкие плечи. Маргарита ни разу даже не взглянула на своего будущего мужа, коленопреклонённого рядом. Господь свидетель – ей его навязали, она его совсем не знает, да и хочет ли узнать? Но она – Валуа. Она исполнит волю семьи и свой долг перед страной, но продолжит жить так же, как и жила – в её жизни ничего не изменится. Сейчас ей хотелось только скинуть душившие её одежды и забыться в объятиях возлюбленного Генриха де Гиза.

– Генрих де Бурбон, король Наваррский, согласен ли ты взять в жёны Маргариту де Валуа? – королеве Екатерине стоило огромных усилий уговорить кардинала Шарля де Бурбона (единственного католика в семье) поженить пару.

– Согласен, – голос жениха прозвучал настолько обречённо для новобрачного, что в глубине души Маргарите даже стало жаль его: возможно, его тоже совсем не радует перспектива этого брака, тогда они могли бы полюбовно договориться между собой.

– Маргарита де Валуа, согласна ли ты стать женой Генриха де Бурбона, короля Наваррского? – Маргарита не отвечала. Ни один мускул не дрогнул на её застывшем лице.


По толпе, собравшейся на соборной площади посмотреть на празднество, прокатилась волна недоумения.

Адмирал Гаспар де Колиньи, королева-мать, Анжу и сам Карл несколько раз переглянулись.


Морщины покрывают землистое лицо ещё совсем юного короля, слабого здоровьем, почти блаженного. Однако его лицо красиво. Глаза Карла, настороженные и умные, в промежутках между всё учащающимися приступами безумия кажутся добрыми. Это глаза сильного человека, но с каждым днём ему всё труднее управлять своим разумом.


Королева-мать Екатерина Медичи была ещё молода, но все прожитые ею годы паутиной морщин легли на лицо. С тех пор как она четырнадцатилетней приехала в Париж, где мечтала обрести своё счастье, ей приходилось постоянно бороться – сначала за мужа, теперь – за детей. По иронии судьбы её дети не отличались сильным здоровьем: старший сын скончался на семнадцатом году жизни, трое других (сын Луи и близнецы Жанна и Виктория) умерли в младенчестве. Сколько Господь отвёл ещё лет жизни болезненному Шарлю – неизвестно, её младший сын был изуродован перенесённой в детстве оспой. Она любой ценой сохранит престол для своих детей.


Кардинал повторил вопрос. Принцесса молчала.

Не выдержав, сам король подошёл к Маргарите, резким жестом схватил её за волосы и уткнул головой в Святое писание.

– Она согласна, – ответил за сестру Карл.

– Именем Отца, и Сына, и Святого духа, объявляю вас мужем и женой, – закончил обряд кардинал де Бурбон.

– Брат мой Анри, вручая тебе мою возлюбленную сестру, я отдаю своё сердце всем гугенотам моего королевства, – с приветливой улыбкой на бледных губах Карл положил руку на плечо короля Наваррского.

– Ты стал частью нашей семьи, Генрих. Особой семьи. Ты сам скоро в этом убедишься, – вкрадчиво заметил Анжуйский.


Королева-мать облегчённо вздохнула.


Церковный хор исполнил хвалебную песнь в честь Господа и новобрачных, и вся процессия покинула площадь перед собором Парижской богоматери.


* * *


– Не стоит ненавидеть меня, – пронизывающий взгляд серых глаз короля Наваррского, его мягкий голос при других обстоятельствах могли бы даже вызвать симпатию его молодой супруги. Несколько грубоватые черты лица – большие ясные глаза, крупный нос и крупные губы на загорелом под южным солнцем лице в обрамлении тёмных кудрей – придавали ему особый мужской шарм. – Меня и так теперь многие презирают: ваши братья, ваш любовник де Гиз, разумеется. Ваша королева-мать, и та меня не жалует.

– Ваша мать меня тоже не любила, – спокойно ответила Марго, даже не посмотрев в сторону мужа.

– Ваша мать убила мою, – Генрих сжал её руку.

– Это не доказано, – тихо возразила Маргарита, больше пытаясь убедить в этом саму себя: она слишком хорошо знала свою мать, которая не остановится ни перед чем для достижения своих целей, и жизнь человеческая для неё в этом смысле не была помехой. Теперь, когда Жанна д’Альбре мертва, королева Екатерина могла полностью подчинить своей власти её молодого сына.

– Xрабритесь? – Генрих сильнее сжал изящную руку жены. – Поддержите же меня, признайте, что и вас тоже одолевает страх.

– Чего мне бояться? – Маргарита испытующе посмотрела на него. – Все, кто вас ненавидят, меня любят.

– Тогда зачем они навязали свадьбу? – Генрих старался прочесть ответ в глубине её пленительных тёмных глаз.

– Эта свадьба принесёт мир, – произнесла Маргарита, глядя ему в глаза. – Никто не заставляет меня спать с вами, – добавила она, переведя взгляд с мужа на Генриха де Гиза, шедшего под руку с королевой Екатериной. Судя по их озабоченным лицам, они беседовали о чём-то, имевшем для них ощутимую важность. – А вы что-то не похожи на счастливого новобрачного, Генрих, – Маргарита снова повернулась к мужу.

– О каком счастье вы говорите? О яде в бокале, кинжале в спину? – горько усмехнулся Наваррский.

– Ну же, улыбнитесь, взгляните, сколько людей собралось посмотреть на нас – все они жаждут зрелища. Весь королевский двор – один большой театр. Старайтесь хорошо, Генрих. Улыбайтесь – дайте им то, что они хотят видеть.


* * *


– К вам, гугенотам5, я испытываю симпатию. Вы храните веру в Бога, которую мы потеряли, – благостно улыбнулся Анжу.

– Я тоже испытываю огромную симпатию к вам, католикам, – сдержанно ответил Беарнец.

– Это правда, что вас две тысячи? – поинтересовался Генрих Гиз.

– А вы сами посчитайте, – парировал Наваррский. – Они все приехали на свадьбу.

– Наверное, для Франции это праздник, – в сердцах воскликнул де Гиз, – а для меня день этой свадьбы – день траура!

– А для меня день моей свадьбы – день великого позора, – в ярости закричал Наваррский. – В приданое я получил гроб с телом моей матери и блудницу из твоей постели!


* * *


Маргарита присела в глубоком реверансе, стараясь скрыть волнение.

– Мне кажется, я оторвался от шпионок королевы Катрин, – выдохнул Генрих. – Они думают, что я у баронессы. У итальянки. Прелестная особа.

– Так ступайте. Чего вы ждёте? – как можно непринужденнее поинтересовалась Маргарита, присев на край кровати спиной к Генриху. – Почему вы ещё не у неё?

– Так было угодно Богу. Мне надо с вами поговорить. Наедине. Мне надо вас убедить, – серьёзно произнёс Генрих.

– В вашем семействе всякий раз ссылаются на Бога? – Маргарита повернулась к нему и смерила оценивающим взглядом.

– На Бога. Или на предчувствие, – сдержанно произнёс Наваррский.

– Какое предчувствие? – заинтересованно спросила Марго.

– Крестьян из Пиреней. Так говорит ваша матушка. Если я останусь жив… то стану королём Франции.

Маргарита вздрогнула – такая мысль в самом деле приходила и ей в голову.

– Король Франции – мой брат, – совладав с собой, спокойно заметила она. – Если же у него не будет детей, два других брата унаследуют престол. А потом их дети. Ваши шансы ничтожны.

– Ваши тоже. Считаете, что вас защитит семья? – красноречиво продолжал Генрих. – Кем вы являетесь для них? Вы – предмет, разменная монета. Вы – заложница у братьев.

– Мои братья меня обожают! – воскликнула молодая женщина, ошеломлённая такой откровенной наглостью собеседника.

– Братья готовы продать вас кому угодно за мирный договор, – невозмутимо добавил супруг, – и мать с ними заодно.

– Мать меня любит! – горячо возразила Маргарита.

– Она готова продать вас первому встречному, если ей это будет выгодно! – упорствовал Генрих.

– Мать меня обожает! – твердила она.

– Она ненавидит вас. И вашего любовника, герцога Гиза. А он использует вас ради власти и денег, – продолжал король Наваррский.

– Замолчите! Не смейте! – в сердцах воскликнула оскорблённая королева.

– Да, использует, – повторил Наваррский.

– Я не желаю это слышать! – вскрикнула Марго.

– Отчего же? – Генрих вопросительно посмотрел на жену.

– Замолчите! Так это Господь подсказал вам явиться и меня оскорблять? – с упрёком произнесла она.

– Нет, что вы, Марго, – с жаром ответил Генрих, подойдя совсем близко к жене и проведя рукой по её волосам. – Я пришёл не оскорблять. Я хочу предложить союз. Этот брак для меня спасение, но на какой срок? Помогите мне сегодня, а завтра благодаря мне у вас будет всё.

– Мы же договорились, – вздохнула Маргарита, мягко отстранившись от него. – Вы не придёте сегодня ко мне. Ни сегодня и никогда.

– Да, это правда, – согласился Генрих, – мы договорились. Но дайте мне вашу руку, Марго, – он взял её похолодевшую дрожащую ладонь в свою. – Научите меня, я способный ученик. Ведите меня, я здесь как слепец. Эти коридоры приведут к пропасти, из которой живым мне не выбраться. Ваши братья наверняка меня убьют.

– Вы заблуждаетесь, – пыталась уверить его Маргарита, хотя сама не была уже ни в чём уверена.

– Они всё равно убьют меня. А вы станете для них лишь обременительной вдовой, – не останавливался Генрих.

– Мои родственники не желают вам зла, – вполголоса произнесла она.

– Вы сильнее их всех. Ваша мать встанет перед вами на колени. Вы станете королевой, Марго, – веско заявил Наваррский.

– Замолчите, – взволнованно прошептала Маргарита, приложив палец к его губам. – Даже разговоры с глазу на глаз могут быть опасны.

Генрих подошёл настолько близко, что она могла слышать его дыхание, и поцеловал молодой женщине руку:

– Наш брак политический. Пусть таким и будет. Мы лишь пешки в хитросплетении их интриг, так давайте разрушим их планы. Будьте моим союзником! Заключим пакт, тайный пакт! Не будьте мне врагом…

– Замолчите, – чуть слышно вымолвила Маргарита.

– Я вам не враг. Я – ваш друг! Станьте и вы моим другом, моим союзником. Вы будете моим союзником? – взгляд Наваррского, равно как и его прикосновения, обжигали своей искренностью и проникновенностью.

– Может быть. А теперь уходите. Уходите, – бессильно выдохнула она.

– Ваш брат? Любовник? Или оба вместе? – Генрих указал на дверь кабинета. – Не говорите, я не хочу знать. Если бы вы хотели предать меня, вы бы дали мне договорить. Я не прошу вас быть мне любовницей, но вижу, что вы честны со мной, а в данном положении мне гораздо важнее ваша преданность, чем пылкая страсть, – с чувством проговорил Беарнец.

Маргарита стыдливо покраснела.

– Возможно, когда-нибудь я смогу познать вашу признательность другого рода, а пока мне вполне достаточно вашей дружбы. Вы – истинная жемчужина Франции.


* * *


– Гугеноты будут мстить за Колиньи. Они готовят резню. Я это знаю, – говорила Екатерина, и непроницаемое неподвижное лицо королевы-матери было похоже на восковую маску: история запомнит её как зловещую убийцу и интриганку, что распростёрла свои адские чёрные крылья над французским королевством, а не как королеву-миротворицу, всеми силами старавшуюся сберечь для своих потомков страну, сгоравшую в пламени религиозных и межклановых войн, ознаменовавших период правления её сыновей. Недовольства вспыхивали по всей стране всё чаще, принимая масштабы стихийного бедствия и угрожая жизням самих представителей двора, и только решительные меры и выдержка могли сохранить им жизнь и укрепить влияние и авторитет правящей семьи.

– Расследуйте всё. Мне нужен убийца, – требовал король.

– Ты их видел? Глаза их горят ненавистью. Они оскорбляют нас. Сначала они пойдут на Лувр. Они нас всех убьют. Перебьют, понимаешь? В последнее время, слышал, были заняты сбором людей и оружия.

– У меня тоже есть оружие, и у меня есть люди! – возразил Карл.

– Их тысячи, этих свадебных гостей. Они хотят показать свою силу и теперь не остановятся.

– Колиньи мне как отец, – твердил Карл. – Я поклялся разобраться с этим.

– Не называй его так! – закричала оскорблённая Екатерина. – И не надо взывать к отцу! Если бы твой отец был сейчас здесь, он знал бы, что делать. Твой отец знал, что, какой бы ни был король, его надо уважать.

– Учись у де Гиза. Он понял, что надо первым наносить удар, а не ждать, когда нападут на тебя.

– Это обвинение? – поднял бровь от удивления Гиз.

– Нашли твой пистолет, – пожал плечами Анжу.

– Тем лучше, – губы Гиза искривились в ухмылке. – Я жаждал совершить это преступление.

– Тебя ни в чём не упрекают, – Анжу убрал непослушный локон с лица. – Надо было стрелять точнее.

– Тот, кто покушался на Колиньи, хотел обвинить в этом меня, – задумчиво произнёс Гиз.

– Тогда начинай расследование, защити Колиньи, Гиз! – запротестовала Екатерина. – Если бросишь все силы короля на это расследование, то погубишь королевство, которое я отчаянно пытаюсь возродить. После смерти вашего отца вся грязная работа на мне! И меня это не страшит! Я спасу своих детей. Я готова жизнь положить ради вас.

– Это вы приказали убить адмирала Колиньи? – Карл ужаснулся от своей догадки.

– Да, я! – вскричала королева-мать. – Я одна. Не надо было промахиваться. Твой брат прав. Теперь нужно идти до конца. Надо убрать лидеров, и немедленно – это заставит остальных успокоиться и сделает сговорчивее. Сегодня вечером, ночью. Конде, потом Добинье… Телиньи, Бовуа, Морне…

– Дюбортаса, Ларошфуко.

– Миосенса и других.

– Крюсоля, Арманьяка.

– И конечно, Генриха.

– Нет, его не надо! – захрипел король, задыхаясь от очередного приступа удушья, – не трогайте Генриха!

– Колиньи.

– Колиньи, – Карл теребил завязки на своей рубашке, лицо его было влажным от пота, глаза лихорадочно блестели, в уголках рта выступила пена. – Вы хотите смерти адмирала? Я – тоже. Тоже. Он меня подавляет – думает, что может править вместо меня. Но пока ещё я король Франции… – ему уже трудно было говорить, речь стала походить на бульканье, губы посинели, зрачки были расширены. – И всех остальных гугенотов Франции вместе с ним! Ни один из них не останется в живых. Ни один, кто мог бы потом меня упрекнуть, – уже почти скулил он.

– Так сколько… надлежит убить?

– Всех! Всех! – в исступлении выкрикивал король, корчась от боли.


* * *


Звон колоколов церкви Сен-Жермен страшным гулом разносился по галереям Лувра, заглушая истошные крики и предсмертные стоны, доносившиеся из-за двери.

Со стороны коридора раздался отчаянный стук.

– Кто там? – спросил женский голос.

– Спасите! – взывал мужской голос с той стороны.

Дверь тотчас же открыли. Окровавленный мужчина, не замечая служанок, шатаясь и оставляя алые следы на стенах и коврах, бросился к ногам потрясённой Маргариты. На обагрённом до неузнаваемости своей и чужой кровью лице она узнала эти расширенные от ужаса глаза, которые ещё вчера смотрели на неё с преданностью и восхищением.


В эту минуту в двери вломились восемь человек – запыхавшиеся, разъярённые, с факелами, шпагами и аркебузами, их лица и одежды были перепачканы грязью и кровью. Один из них был особенно страшен – растрёпанные рыжие волосы, кровавый рубец через переносицу и дьявольский огонь в глазах.

– Вы в покоях королевы Наваррской, принцессы крови! Он под моей защитой, – воскликнула Маргарита.

– Это Божья кара! Он должен умереть вместе со всеми, – нападающий шагнул вперёд и нанёс удар по извивающемуся телу, но попал в плечо, второй удар пришёлся в бедро.

Загрузка...