И вот я снова в школе. В юбке и новых сапогах – и неважно, что они промокают. Сердце замирает и ликует одновременно. Миша моему возвращению безумно рад, как и многие в классе. Мы садимся с ним за свободную парту на среднем ряду, тем самым доказывая всем и каждому, что мы пара. Вдруг ещё не все знают об этом.
Когда в класс входит Волков, мы с Мишей уже сидим рядышком и воркуем как голубки. Вернее, это Миша нашёптывает мне на ушко кое-что приятное, держа за руку и переплетя наши пальцы. Моё же сердце вдруг обрывается, а в горле застревает комок – и ни туда, ни сюда. Но я от себя иной реакции и не ожидала.
Одновременно здороваясь с кем-то из одноклассников, Макс бросает на нас взгляд волка. (Ну а что ещё можно ожидать от человека с такой-то фамилией?) В это же время Миша что-то мне говорит, я не понимаю, что именно, и целует в висок. Волков отводит взгляд, подходит к своей (нашей бывшей) парте, снимает свой и мой (ой, уже не мой) стул со столешницы и садится на своё место. Я сглатываю, но противный ком так и остаётся торчать в пересохшем горле.
Слушая Мишу, краем глаза слежу за тем, как Макс, достав из своего рюкзака цвета хаки дневник и учебник с тетрадкой, водружает его туда, где я просидела несколько долгих лет.
Ничего, переживём как-нибудь…
По звонку в кабинет вошли и Даша с Антоном. Держась за руки. Глаза у Дашки сияют, будто изумруды. Не подозревала, что у них всё так далеко зашло. Она предпочитала не распространяться о своём первом в жизни свидании, лишь отмахнулась, мол, фильм они смотрели, ничего больше. Подруга называется. Но кто бы говорил…
Начался урок истории. Скука смертная, если бы не Миша.
– Такие тоненькие, – прошептал он, обхватив мои запястья, – не удивительно, что они так легко у тебя ломаются!
– А ты бы поймал меня, если б не прогуливал тогда физкультуру? – игриво спросила я.
Миша шумно выдохнул.
– Никогда себе этого не прощу.
– Да ладно! Всё уже прошло!
– Молодые люди, я вам общаться не мешаю? – вкрадчиво спросил историк.
Я даже и не поняла, к кому именно он обращался, пока не ощутила на себе взгляды абсолютно всех своих одноклассников. Раздались смешки. Чёрт. Держу пари, что покраснела как помидор. Пожала плечами и опустила взгляд, принявшись рисовать на полях тетради сердечки с цветочками. Пусть Мишка отдувается за двоих.
– Извините, пожалуйста, – сказал он.
Урок продолжился.
– Мне одному кажется, что наш старичок путает кельтов с Петром Первым? – вдруг сказал Миша, вновь наклоняясь ко мне и едва касаясь дыханием моей щеки.
Я не удержалась и хрюкнула. На весь класс. О Боже.
Сидеть с Мишкой было, конечно, классно, не то что с Волковым. Он шутил, причём всегда умело и вовремя. Вот как сейчас, например. На самом деле тема урока была совершенно иной, не связанной ни с кельтами, ни тем более с великим реформатором всея Руси, но Олег Ильич, дай Бог ему здоровья, умел говорить так неразборчиво, что слова, которые он произносил, не имели ничего общего с теми, которые слышались нам, они сливались в невообразимые рифмы, порождали странные ассоциации и разливались по аудитории подобно горной реке. В прошлом году на выпускном один парень так умело пародировал под гитару Олега Ильича, что Миша, снимавший его выступление на телефон, выложил видео на YouTube, где оно набрало тысячу с небольшим просмотров и три сотни лайков. Не миллион, конечно, но для того, чтобы стать звездой в каком-то там Мелкореченске, этого хватило с головой.
В общем, этот урок закончился для нас с Мишей неудами за поведение в дневнике. Ничего страшного. В своём «основном документе школьника» я уже давно сама расписываюсь в графе «подпись родителей» – бабушка доверяет мне и редко заглядывает в тетради и дневник, знает, что обычно у меня всё в порядке.
На перемене Волков, как обычно, принялся играть в телефон. (Интересно, на каком он уже уровне?) Я же, не в силах усидеть на месте, вышла с Мишей в коридор. Там, стоя у окна и прижавшись друг к другу, мы ловили взгляды проходивших мимо гимназистов и преподавателей. Кое-кто улыбался, кто-то поднимал брови вверх, некоторые равнодушно отворачивались, Любовь Леонидовна, преподававшая труд и рисование, шикнула, чтоб мы прекратили немедленно «это безобразие», а младшеклассники не обращали внимания вообще. Они сновали туда-сюда, устраивали потасовки, ползали по полу.
Как вдруг один малыш налетел на другого, покрепче, и был отброшен им к окошку, у которого стояли мы с Мишей. Глядя на его «полёт», я понимала, что через какую-то секунду голова мальчишки неминуемо столкнётся с чугунной батареей, и понимала также, что ничего не смогу сделать. Только вскрикнуть.
Но Мишка молниеносно – не знаю, как он так успел, может, предвидел траекторию падения – подставил руки и подхватил малыша.
– Ой! – сказали мы с первоклашкой одновременно.
– Всё в порядке? – спросил Миша, помогая мальчугану встать на ноги ровно. К его примятому пиджачку был прикреплён значок с логотипом нашей гимназии. Я тоже носила такой до восьмого класса.
– Д-да, – пробормотал малыш. – Спасибо!
– Будь поаккуратней в следующий раз! – ответил ему Миша. – Это школа, детка!
Мальчик кивнул, развернулся и побежал к своим друзьям.
– Миш, ты просто герой! – похвалила я.
– Это привычка, Мариш, – серьёзно сказал Михаил. – У меня младший брат и племянник. И оба гиперактивные.
На уроке химии Кристина Юрьевна, молодая и пока ещё бескомпромиссная особа, ни с того ни с сего организовала внеочередной срез знаний. Каждому достался листочек с тестами. Я тяжко вздохнула, не ожидая от этих вопросов ничего хорошего и заранее предвкушая полнейший провал.
Обвела взглядом одноклассников. Макс в своём листочке что-то там уже отмечал карандашом, Миша, почесав затылок, – тоже. И Лена, и Даша, и Соня Попова, и все-все-все. А мне хотелось плакать.
– Ну же, Мариш, возьми себя в руки, – шепнул Миша, – ничего сложного здесь нет. Всё это мы уже проходили.
– Сафина и Кравцов, я вас рассажу! – воскликнула Кристина Юрьевна, обрадовавшись, видимо, что можно кому-то сделать замечание, а не просто стоять столбом у доски.
– Извините, – сказал Миша и одарил меня ободряющей улыбкой.
Я поверила ему и принялась читать вопросы и варианты ответов к ним. Честно говоря, многие слова в них были знакомы, но…
Заглянула в Мишин листок. Вопросы у нас на удивление похожи, варианты ответов поставлены вразброс (Кристина Юрьевна просто гений в составлении тестов!), и я по старой привычке начала бессовестно списывать – авось получу хотя бы четвёрку.
С бывшим соседом по парте я больше не общалась. Мы даже не здоровались и вместо приветствия просто бросали друг на друга короткий взгляд исподлобья. Я понимала, что ему непросто сейчас. И продолжала ловить на себе его взгляды, которые он тут же отводил, едва завидев, что я тоже на него смотрю. Было до ужаса неловко и в то же самое время раздирало любопытство – любит ли он меня до сих пор?..
Иногда казалось, что нет, об этом говорило его красноречивое молчание и взгляд хищного зверя, то и дело бросаемый в сторону Миши. Иногда, напротив, казалось, что в его сердце ещё остались ко мне какие-то чувства, кроме обиды и разочарования. Были такие минуты, когда Макс задерживал на мне взгляд дольше, чем полагается однокласснику.
Но ЕГЭ неуклонно приближался, и с математикой нужно было срочно что-то решать. Поэтому я предложила Мише делать уроки вместе, таким образом пытаясь одним выстрелом убить двух зайцев – и успеваемость подтянуть, и с любимым больше времени проводить.
Но поговорки не дураки выдумывают, верно? С математикой вышла, мягко выражаясь, ерунда полная. Во-первых, Миша – не Макс, котелок у него хоть и варит, но без помощи Интернета в развязывании задач он обходился лишь за редким исключением, во всяком случае, при мне. Во-вторых, вместо домашки мы занимались другими, более интересными делами. С моей стороны это было, безусловно, безумством. Но счастливым. И, наконец, в-третьих, за тесты по химии Кристина Юрьевна с особым злорадством, как мне показалось, влепила мне тройку. Прощай, серебряная медаль, и привет, швейное училище?..
В результате за неделю подобного времяпрепровождения моя успеваемость резко снизилась и, что удивительно, не только по точным наукам, но и по биологии с географией тоже, а в диктанте по русскому я вообще допустила глупейшую ошибку – написала слово «искусный» с двумя «с» по аналогии со словом «искусство»… Волков, кстати, получил за тот же диктант тройку. Наши с ним серебряные медали оказались под большим вопросом. Вера Павловна была в шоке и заставила меня вернуться обратно, пригрозив, мол, если я ещё хоть раз посмею отсесть от Волкова, моим бабушке с дедушкой не миновать вызова к директору.
Пришлось вернуться на своё старое место у окошка. Чувство было такое, будто меня раздели. Совсем. Но никто не пялится, чтоб меня не смущать. Уж лучше бы пялились…
А тут ещё едва ли не каждая вторая девчонка в классе посчитала за само собой разумеющееся поинтересоваться, было ли у нас с Мишей уже «то самое». Особо одарённые мозгами девицы не стеснялись спрашивать и при Максиме.
– Ну и как? – обернулась ко мне с первой парты Сонька, будь она неладна!..
– Что «как»?
– Миша горячий парень, да? – Она мечтательно закатила глаза.
– Не твоё дело! – процедила я.
– Значит, было! – непонятно чему обрадовалась Соня.
Я лишь открыла рот в немом вопросе.
– Если б ты сказала «нет» – значит, не было ничего, – пояснила «подруга». – А так…
Волков, готовясь к уроку, выпустил из рук хрестоматию по русской литературе. Полез доставать. Стукнулся головой о парту.
– Чёрт, – донеслось приглушённое.
Ну что тут скажешь? Полный абзац, если выражаться цензурно.
После уроков Вера Павловна оставила нас двоих переписывать диктант. Просто положила перед нами сборник диктантов и строгим тоном приказала Волкову сделать одну ошибку в тексте, а мне – ни одной. На что только не пойдёт классный руководитель ради повышения успеваемости учащихся!..
Пока мы писали, глазея в одну книгу, как раньше, Вера Павловна сидела за учительским столом и, то и дело цокая языком и качая головой, проверяла тетрадки.
Я писала быстро, желая поскорее закончить и уйти домой. С Мишей. Макс тоже усердно выводил в своей тетради каракули. У него не очень красивый почерк. Он сидел от меня на довольно-таки приличном расстоянии, если такое словосочетание вообще применимо к двум людям, сидящим за одной партой, лишь раз или два мы случайно задевали друг друга локтями, пока он не убрал свою руку под парту.
– Я поговорила насчёт тебя с Анжеликой Васильевной, – со вздохом сказала мне классная руководительница, когда я сдала ей тетрадь. – У неё очень плотный график и маленький ребёнок. Но она обещала выкроить для тебя по полчасика два раза в неделю. Подойди к ней, договорись о времени и прочем.
Анжелика Васильевна – учительница алгебры и геометрии, недавно вернувшаяся из декретного отпуска. Иван Петрович, который раньше преподавал у нас математику, вышел на пенсию и с головой ушёл в разведение коз и выращивание картофеля.
– Спасибо, – ответила я и хотела было сказать «до свидания», но Вера Павловна всем своим видом показывала, что разговор ещё не окончен.
Я не ошиблась. И учительница, невольно вгоняя меня в краску, принялась разглагольствовать о моём будущем и великой роли в нём математики, посетовала на то, что я часто и подолгу болею, припомнила, что у меня всегда были хорошие отношения с Волковым и выразила надежду, что он по старой дружбе поможет мне с подготовкой к ЕГЭ.
– Я надеюсь на тебя, Максим. Хоть дважды в неделю. Можете оставаться после уроков здесь. Мало ли, как там сложатся дополнительные занятия с Анжеликой Васильевной. Математики много не бывает, а в нашем случае лучше больше, чем меньше, – закончила Вера Павловна.
Я затаила дыхание, не смея поднять глаз ни на классную руководительницу, ни на Волкова. В эту минуту меня занимало вовсе не моё будущее, а фикус на окне, который не мешало бы пересадить в горшочек побольше.
– Я постараюсь помочь, – услышала я голос своего соседа по парте.
– Вот и договорились! – обрадовалась Вера Павловна. – Я знала, что на тебя можно положиться!
Да уж…
Схватив сумку и курточку, я пулей вылетела из класса в надежде, что Волков не станет меня догонять. Не думаю, что он будет настаивать на совместных занятиях математикой, а Вере Павловне вовсе не обязательно говорить правду.
Миша ожидал меня в холле.
– Заждался?
– Я с Юлией Константиновной программу на выпускной обсуждал.
Миша помог мне надеть куртку, поправил воротник. И когда в холле появился Волков, то наверняка увидел, как Мишины руки лежат у меня на плечах. Не сказав нам ни слова и застёгивая на ходу свою дутую чёрную куртку, Макс направился к выходу, по пути испепеляя нас взглядом, набросил на голову капюшон и сбежал с крыльца вниз. За окнами моросил дождь.
– Чего это Макс на нас так пялится? – спросил Миша. – У него что, недотрах?
– А ты разве не заметил, что на нас обычно все пялятся? – ответила я вопросом на вопрос. Как-то совершенно не хотелось рассказывать Мише о путанице с этими злополучными «М».
– Завидуют! – самодовольно улыбнулся Миша, а я подумала, что в случае с Максом так оно, наверное, и было. Маловероятно, чтобы все мальчишки в школе мечтали оказаться на Мишином месте рядом со мной. А вот каждая вторая девчонка на моём месте – это уж точно.
Дело вовсе не в том, что вся школа узнала: мы с Мишей пара, и моя популярность вмиг взлетела на самый верх, а в Волкове, чёрт его дери. Как-то неудобно обниматься с другим на глазах у того, который не так давно признался тебе в любви.
– А мне одно время казалось, будто он по тебе сохнет, – вдруг сказал Миша.
– Кто? Волков? – я натянуто хихикнула. – Да он, кроме своих цифр, ничего не видит вокруг. Он даже не в курсе, что я девушка!
– Хм, – Миша притянул меня к себе, – а с кем ты тогда танцевала на Дне Валентина?
– С тобой!
– И со мной тоже.
– Слушай, ты что, ревнуешь?
Мне было приятно сознавать, что меня любят, ценят и боятся потерять, а вот с ругой стороны…
– Есть немножко, – признался Миша, – ты же у меня такая красивая! Самая-самая!..
Я потянулась к нему за поцелуем.
– Уроки давно закончились! Ну-ка, марш по домам! – раздался звонкий голос директрисы где-то совсем рядом. – То Антона Тышкевича с Дашей Захаровой гоняла, теперь вас! Как будто мне больше нечем заняться!..
Действительно, лучше уж дома пообнимаемся.
И мы, взявшись за руки, покинули школьную территорию вместе. Над Школьной улицей висело хмурое небо, вдоль подтаявших сугробов вились грязные ручейки. Не прошло и пяти минут, как мои сапоги промокли.
– А ты не хочешь выступить, Мариш? – Миша вернулся к разговору о выпускном, который занимал его больше, чем подготовка к Единому государственному экзамену.
– Что-нибудь спеть под гитару? – удивилась я. – На выпускном?
– Да-да, – заулыбался он, – можем вместе, если не хочешь одна. Переделаем какую-нибудь песню. Про наш класс и учителей. У меня уже кое-какие мысли имеются…
И он принялся излагать свои наполеоновские планы. Честно говоря, мне ужасно не хотелось во всём этом участвовать – я не Миша, блистать на сцене не особо люблю, особенно тогда, когда больше всего на свете хочется затаиться и не вылезать из своей норки, пока учебный год не закончится, и я не получу, наконец, свой аттестат.
– Я подумаю, Миш, – ответила я, – всё же я пять месяцев не прикасалась к гитаре.
– М-м-м, ладно, – согласился он, – но представь, какой клёвый будет номер! Кроме тебя, у нас только Кирилл когда-то на баяне играл. Но раз баян и козе не нужен, то нам и подавно.
– Вика Морозова на скрипке играет, – вспомнила я.
Миша на миг задумался.
– А было бы неплохо включить в программу что-то из классики, да?
– Наверное.
– Я поговорю с Викой. Но всё же номер с гитарой никакие скрипки не заменят.
– Миш!..
– Окей, если у тебя не получится, попрошу Витьку из десятого. – Мы обошли огромную лужу, разлившуюся на пол-улицы. – Слушай, Мариш, научи и меня играть, а? Это же не очень трудно? Как думаешь, у меня получится?
Я улыбнулась.
– Конечно, я в тебе не сомневаюсь.
Дома, пока Миша в гостиной развлекал бабушку разговорами о том о сём, я переоделась у себя в комнате в сухие шерстяные носки, домашние спортивные штанишки с низкой посадкой и любимую футболку с надписями «YES» и «NO» спереди и сзади соответственно. Она открывала мои поясницу и пупок, и пусть в начале марта в ней было ещё немного прохладно, я пребывала в уверенности, что Миша не даст мне замёрзнуть.
Вниз я спустилась с гитарой и учебником алгебры. Миша при моём появлении, широко распахнув глаза, поднялся с дивана, шагнул навстречу, а бабушка пробормотала, чтобы мы сперва покушали, у неё, мол, борщ с пылу с жару. И каша гречневая с тефтелями.
– Вот, смотри, Миш… Главное, садись так, чтобы тебе было удобно. Клади ногу на ногу. Ага. Левой рукой прижимай струны. Подушечками пальцев. Перпендикулярно грифу. Вот так…
Я сидела с ним рядышком, близко-близко, моя рука накрывала его руку, ту, которой он прижимал струны, а мои волосы лежали у него на плече.
– Попробуй прижать указательным пальцем первую струну на пятом ладу…
– Где это?
– Вот.
– Так?
– Да ты всё схватываешь на лету! Молодец!
– С такой учительницей это немудрено.
Я улыбнулась, залюбовавшись его красивым профилем.
– Что дальше?
– Средний палец сюда, безымянный – сюда…
У него тёплые руки. И вообще он весь большой, любимый и тёплый, мне в своей не по сезону лёгкой футболочке было рядом с ним жарко.
– Попробуй сделать перебор. Ого! Ты точно первый раз держишь в руках гитару?
– С тобой – первый.
– Вот хитрец!.. Давай разучим комбинацию аккордов? Или попробуем сыграть на одной струне песенку? Можно «В лесу родилась ёлочка» или «В траве сидел кузнечик». Нет, давай «Во поле берёзка стояла»?
– Давай, что ли, аккорды…
Незабываемые минуты моей жизни. С Мишей мне всё интересно. Предложи он мне, к примеру, чинить отцовские «Жигули», я бы и тогда получала не меньшее удовольствие.
– Ты же не ходил в музыкальную школу! Признавайся, кто тебя учил играть?
– У меня отец играет. И старший брат. Они пытались и меня научить, но я, если честно, не особо вникал.
– Вот оно что!.. У меня папа тоже раньше играл. В молодости у них с друзьями даже что-то вроде своей группы было. «Меломаны» называлась.
– Не слышал. Распалась группа?
– Распалась.
– Мариш, сыграй что-нибудь. Пожалуйста.
– М-м-м, я попробую, но не обещаю, что будет прям супер.
– Не преуменьшай своих способностей. – Миша передал мне гитару.
– Я просто констатирую факт!
– Нет. Ты необъективна. В любом случае лучше переоценивать себя, чем недооценивать.
– Ну, не знаю… Ладно. Земфиру любишь?
– В твоём исполнении я хоть Стаса Михайлова слушать готов.
– А кто это? – прищурилась я.
Мы дружно захохотали, хотя шутка так себе получилась, и я чуть гитару из рук не выпустила.
Немного волнуясь в самом начале и сдерживая смущённую улыбку, запела «Я искала тебя годами долгими…» Голос у меня был далеко не такой сильный и красивый, как у Земфиры (куда уж мне!), но пела я с чувством. Конечно. Песня – это всегда откровение, признание. И пусть мы с Мишей знакомы тысячу лет, тот факт, что мы неожиданно «открыли» друг в друге свою долгожданную половинку, вполне оправдывает слова выбранной мною песни. Миша смотрел на меня так… так особенно.
Потом, войдя во вкус и не останавливаясь, я спела ему «Хочешь?» Миша придвинулся ближе и – я не глядела на него, но чувствовала – просто поедал меня взглядом. Приятное чувство.
Как только отзвучал последний аккорд, моя гитара куда-то делась, а Мишины губы тут же слились с моими, и крыша моя по привычной траектории тут же взмыла в небеса. Пусть Миша пока не позволял себе ничего, кроме поцелуя, я вовсе была бы не против перейти с ним, как говорится, на новый уровень отношений.
– Маринка, я тебя так люблю, ты даже не представляешь!.. Всё для тебя сделаю, хоть на край света за тобой пойду!..
У меня нет оснований ему не верить. Миша и так бросил курить ради меня. Это ли не доказательство его любви?..
– И я за тобой на край света!..
– А я всё равно люблю тебя больше! – Обнял, заставив склонить голову ему на плечо, поцеловал в лоб.
– Нет, это невозможно! Больше, чем я тебя, любить уже некуда!..
– Каким же я болваном был, Мариш, что тебя раньше не замечал!.. Ты уж меня прости!
– Что за глупости ты говоришь!.. Я ведь тебя до Дня Валентина, можно сказать, не замечала тоже.
– Тебе не кажется, что это судьба?
– Я в этом не сомневаюсь!
Несколько хаотичных коротких поцелуев – и мы возобновляем свой странный диалог снова, как будто соревнуемся друг с другом в том, кто кого больше любит, хотя это совершенно неважно. Мы с Мишей любим друг друга до безумия – это главное. И ничего в жизни важнее этого нет. Математика, деньги, карьера, общественное мнение – всё это второстепенно. Или я уже совсем ничего не понимаю в жизни!..
Шли минуты за минутой, рядом с Мишей в этой погружающейся в сумерки гостиной, где не так давно мне признался в любви другой парень, я чувствовала себя самой любимой и счастливой на свете, и, признавшись в своих чувствах по сотому кругу, мы стали строить планы на будущее. О том, что неплохо было бы поступить если не в один вуз, то хотя бы в один город, если не будет проблем с деньгами, снять однокомнатную квартирку и жить вместе. Я бы каждый день пела ему песни и пекла пироги…
А учебник по алгебре я открыла только лишь после Мишиного ухода, часов в девять вечера, и абсолютно всё, что было в нём написано, показалось мне такой китайской грамотой, что у меня просто не хватило ни сил, ни желания расшифровывать эти иероглифы.