Утром, после завтрака, бабушка завела со мной какой-то странный разговор.
– Ты уж определись, кто тебе нужен, – сказала она, когда мы с ней затеяли печь пирожки.
– Ты о чём, бабуль? – Я сделала вид, будто не понимаю вопроса.
– А то, что, сдаётся мне, водишь ты обоих парней за нос.
Я как-то неуклюже фыркнула.
– Если мне нравится один мальчик, то с другими вообще общаться нельзя, что ли? Не разговаривать, не здороваться, не дружить? Может, лучше сразу паранджу надеть?
– Ну что ты сразу ёрничаешь! – обиделась бабушка. – Я тебе только добра желаю. Смотри, как бы не вышло чего.
– А что может выйти? – Я продолжала строить из себя дурочку.
– Всё в жизни бывает, – уклончиво ответила бабуля. – Можно даже замуж по любви выйти, а наутро обнаружить, что, оказывается, давно влюблена в другого!..
Я натянуто рассмеялась.
– Что ты такое говоришь, ба! Не бывает такого. Не может девушка не знать, кого на самом деле любит. Если любишь – то сразу понятно, кого. А все остальные – так, просто серая масса.
– Масса… – Бабушка вздохнула. – Что ты там с тестом возишься так долго? Готово? Перемесишь – резина получится.
Я отдала бабушке тесто. Она разделила его на две равные части. Одну отложила, со второй принялась катать длинную тонкую колбасу. Я грызла ногти и сгорала от стыда, вспоминая вчерашний вечер и нелепое прощание с Волковым: «Марин, я, наверное, пойду». – «Да, конечно, пока. Ой, ты учебник забыл…» – «Это твой учебник». – «Точно»…
– Не придёт он больше, ба, – тихо сказала я.
– Поссорились?
– Вроде того.
– А математика как же?
– Сама справлюсь.
– Смотри, Мариночка. Подумай. Тебе виднее, конечно. Я обе семьи хорошо знаю. И Кравцовы, и Волковы – вполне приличные люди…
– Бабуль, хватит! – перебила её я, взяла скалку и принялась яростно орудовать ею, превращая кругленькую лепёшечку в длинный рваный лоскут.
Бабушка цокнула языком, отобрала скалку и подвинула ко мне миску с начинкой. Я не могла поднять на неё глаз. Казалось, она прочтёт на моём лице нечто такое, о чём я сама имею весьма смутное представление.
Я полночи не могла уснуть, всё думала о Волкове и его внезапном признании. Пыталась представить, что оно не такое уж и внезапное, и вспоминала всякие моменты, что могли служить своеобразными маячками, на которые я в своё время не обратила должного внимания. И в то же самое время убеждала себя: если девушка ничего не заподозрила с её-то интуицией и прозорливостью в амурных делах, то, значит, ничего и не было! А что, собственно, было?..
Вот в памяти всплывает тот день, когда нас впервые посадили вместе. Русский язык. Итоговый диктант. Худой темноволосый мальчик робко заглядывает ко мне в тетрадь – у него всегда были нелады со знаками препинания. Меня это бесит, но, несмотря на это, в конце урока, когда Вера Павловна выделила нам время на самостоятельную проверку диктанта, я вдруг выхватываю у изумлённого Волкова тетрадь и ручку и сама проставляю все запятые, двоеточия и тире, а ещё исправляю пару-тройку грамматических ошибок. Макс просто заглядывает мне через плечо, а потом тихо говорит: «Спасибо». На следующий день у нас была итоговая контрольная по алгебре. Увидев, что я долго грызу ручку над задачей, он решил её за меня. Просто протянул листочек с решением и шепнул: «Теперь мы квиты». После этого я в него не влюбилась, конечно, но отношения мы завязали – чисто рыночного характера – «ты мне – я тебе» называются. И хотя диктанты и изложения по русскому отнюдь не были равнозначны алгебре, геометрии, физике и химии вместе взятым, меня это нисколько не волновало. В конце концов, Макс сам виноват, что меня разбаловал. Не давал бы мне списывать, больше бы думала своей головой, ведь от этого вреда никакого, польза одна. А там глядишь, не серебряная медаль маячила бы на горизонте, а золотая.
Вспоминаю дальше. Весенние каникулы, восьмой или девятый класс. Мы едем на экскурсию в музей авиации. Лена и Даша сели вместе, мне же досталось место впереди них, рядом с Волковым, но всю дорогу я сижу задом наперёд, оборачиваясь к подругам, мы хохочем и болтаем о том о сём. Иногда ловлю на себе взгляды Миши, сидевшего наискосок от моих подруг. Но не только его – поскольку мы шумим в автобусе больше всех, на нас то и дело шикают Вера Павловна или несносная Олька Дубчук. Но мы не обращаем ни на кого внимания, продолжаем смеяться и получать замечания. И лишь почувствовав, что мне нехорошо и вот-вот стошнит (укачалась, должно быть), я разворачиваюсь и затихаю на своём сидении, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не опозориться перед всем классом. Волков тихо спрашивает, всё ли у меня в порядке. А я не могу и слова вымолвить, лишь опускаю большой палец вниз, давая ему понять, что мне совсем хреново и пусть не достаёт своими вопросами. Макс лезет к себе в карман и молча протягивает мне «Барбариску». Полегчало, правда. Но с тех пор перед длительными поездками я всегда принимаю таблетки от укачивания.
А вот ещё один неловкий момент, тот самый, когда я упала на физкультуре с бревна и вывихнула запястье. Я всегда боялась этого снаряда спортивной гимнастики, а тут ещё Игоря Сергеевича, физрука, кто-то отвлёк, в результате чего отвлеклась и я, сразу почувствовав собственную незащищённость, потеряла равновесие и плюхнулась на пол. Боли именно в запястье на тот момент я как-то даже не чувствовала, наверное, из-за шока. Помню лишь, как мигом все мои одноклассники притихли, и лишь испуганный вопль Игоря Сергеевича прорезает звенящую тишину спортзала: «Са́фина, да как же ты так, а?» Лена с Дашей, как и все остальные, ошарашенно глядят на меня – мой мозг выхватывает из толпы только их раскрасневшиеся лица, – но это длится недолго. Из притихшей группы одиннадцатиклассников кто-то отделяется – сперва один, потом другой, третий, и вот я вижу несколько протянутых ко мне рук, левой рукой я выхватываю первую попавшуюся из них, меня тянут вверх, и я сталкиваюсь лицом к лицу с Волковым.
Нет, это не судьба. Это не может быть судьбой. Потому что несколько таких же случайно-неслучайных моментов я могу вспомнить не только с Максом, но и с Мишей. Например, он писал мне «ВКонтакте», и не раз, во время моего длительного больничного, когда я сидела дома с лангетой на правой руке. Писал, конечно, и Макс, и Лена с Дашей, и Соня Попова, и многие другие, ведь я не последний человек в гимназии. И не только писали, но и звонили, и приходили домой проведать. Несколько раз. А в первом классе мы с Мишей играли дедку и бабку в сказке про Колобка, во втором Кравцов катал меня на санках, в третьем – одолжил в столовке два рубля, которых мне не хватало на покупку пирожного, в пятом мы с ним вместе сидели, вместе дежурили после уроков, и, как правило, после дежурства он провожал меня домой и по пути развлекал всякими смешными историями, в том же году позвал на свой День рождения, а в девятом, когда нам уже официально разрешили присутствовать на школьной дискотеке, пригласил на танец – мой первый медленный танец: мы наступали друг другу на ноги, смеялись, нечаянно сталкивались лбами во время смеха, отчего хохотали ещё сильнее…
В четырнадцать, когда мы с Дашей отправились фотографироваться на паспорт, встретили по дороге Мишу с Данилой. Мальчишки провели нас до фотосалона и так насмешили, рассказывая анекдоты, что от веселья у нас раскраснелись щёчки и заблестели глазки, в результате чего в моём паспорте теперь красуется такая фотка, которую и на конкурс красоты послать не стыдно.
А получала я паспорт вместе с Волковым и ещё двумя десятками лучших учеников Мелкореченска, в день города, в торжественной обстановке, из рук самого мэра. Волновалась страшно. Специально к этому случаю туфли на высоких каблуках купила, а платье одолжила у Дашки, бордовое, в пол, ей от старшей сестры досталось. Волосы мне в парикмахерской укладывали. Почти две тысячи рублей отвалила, но причёска того стоила. Волков пришёл в костюме, я его даже сразу и не узнала. И теперь у нас с ним одинаковые фотки «ВКонтакте», где мы стоим рядом и «пробуем на зуб» свои паспорта. Реально клёвая фотка. На моей страничке она набрала двести три лайка, на его – девяносто с хвостиком. Учитывая то, что эти фотки никогда не стояли у нас на аве, это, как по мне, довольно неплохой результат. А ещё нас по местным новостям показывали. Жаль, мама с папой этого не видели…
Итак, я уверена, если бы было что-то важное, знаковое, судьбоносное, отчего сердце замирает в груди, а мир вокруг окрашивается во все цвета радуги, я бы не пропустила. Такое пропустить невозможно.
И я могу точно сказать, что до этого февраля не была влюблена ни в Мишу, ни – тем более – в Максима.
Нет, я вовсе не бесчувственное бревно, которому неведомо чувство под названием любовь. В шестом классе я влюбилась в новенького – Костю Белозёрова, влюбилась до такой степени, что даже начала писать стихи, но Костя пробыл в нашем классе недолго, всего лишь месяцев пять, а потом его семья переехала в Питер. Я страдала из-за этого всё лето и начало первой четверти седьмого класса, жгла посвящённые ему стихи, плакала по ночам и мало ела, отчего сильно похудела и приобрела под глазами стойкую синеву. Меня спасла лишь новая любовь – к Саше Акимову, с которым нас поставили в пару готовить стенгазету ко Дню учителя. Саша хорошо рисует, я неплохо пишу, и мне показалось, что из нас вышла бы отличная пара, как в один ужасный день я вдруг обнаружила на его страничке в соцсети в графе «Семейное положение», что он влюблён… в Олю Дубчук. С тех самых пор я её и возненавидела. Странно. Потому что Сашу я вовсе не возненавидела. Просто моё внимание переключилось с одноклассников на рок-звёзд: так, среди объектов моих сновидений успели побывать Билл Каулитц, Джаред Лето и Брендон Ури.
Вторая ночь прошла так же отвратительно, как и первая. Если днём я могла хоть как-то отвлечься от мыслей, крутившихся вокруг Миши и Макса, помогая бабушке по хозяйству, беседуя с дедушкой о политике или просто отдыхая в своей комнате и делая музыку громче, то ночью, когда половинка луны назойливо заглядывала сквозь прореху между занавесками, а медвежонок, подаренный Кравцовым и примостившийся на столе около глобуса, безмолвно вопрошал, отчего я вторую ночь не беру его с собой спать, то сейчас, когда время давно перевалило за полночь, в голову лезли всякие странные мысли.
Например, эта: если бы Макс не изъяснялся ребусами и написал прямо, что валентинка от него, был бы у него шанс?.. Ведь тогда я бы не подумала на Мишу, не намечтала бы себе всего, не пригласила бы того на белый танец…
Мне не хотелось мусолить этот вопрос. Я сама выбрала Мишу. Моё сердце это сделало за меня. Всё, Волков, ты в пролёте. Влюбился – твои проблемы, я тебе ничего не должна.
– Ну что ты там скучаешь, бедненький? – спросила я мишку и притянула к себе.
Прижимая к себе подарок Кравцова, я уснула с мыслями о Волкове. Они сами заполнили мою голову, я тут совершенно ни при чём – просто настолько морально устала за день, что не было никаких сил прогонять их.
О том, как мы будем общаться с Максом после моего возвращения в школу и будем ли общаться вообще, я не думала. Меня посещали совершенно иные мысли. Наутро, прихорашиваясь перед зеркалом и маскируя тональным кремом следы двух полубессонных ночей, я поздравляла себя с тем, что смогла внушить двум парням романтические чувства к своей особе. Это же так здорово на самом деле! Раньше я на такое даже надеяться не могла. Всё, чего я добилась за семнадцать лет – лишь один невинный поцелуй в щёчку, и то в детском саду, и то от мальчика, который мне абсолютно не нравился. И, несмотря на синеву под глазами, моя самооценка стремительно взлетела вверх. Хотелось петь, танцевать и вскружить голову кому-нибудь ещё. Когда на глаза попался мешочек с «новогодним желанием», я не удержалась и поцеловала его.
– Спасибо, – сказала ему я и рассмеялась.
Весь день, пока за окном сияло февральское солнце, я удивляла бабушку и дедушку своим приподнятым настроением, удостоила своим драгоценным вниманием младшую сестрёнку и даже помогла ей с домашкой. Затеяла битву подушками с Леной и Дашей, заглянувшими меня навестить. Мы веселились до изнеможения, пока не пришла бабушка и не сказала, что внизу, в гостиной, трясётся и грозится упасть с потолка люстра. Но как только сумерки стали сгущаться, а в комнатах пришлось зажечь свет, я внезапно загрустила, и сама удивлялась – отчего.
Когда подруги ушли, позвонила Мише – он уже должен быть в пути домой.
– Привет! Ты где? – стандартный вопрос.
– В машине. Еду в Мелкореченск.
– Мишка, я так соскучилась!
– Я тоже.
– Как всё прошло?
– Весело.
– М-м-м, здорово. Хоть развеялся. А мне так одиноко без тебя. Я так хочу в школу! К тебе!
– И я.
Я слегка обиделась. Почему он так немногословен? Но ревность не успела ослепить меня. Мы сухо попрощались, но не прошло и минуты, как я уже читала эсэмэс от Миши: «Мариш, прости! Не мог же я при родителях говорить о том, куда именно мне хочется тебя поцеловать! Я просто умираю без тебя!» Мне стало стыдно. Конечно, как я могла не подумать об этом!.. И я быстро набрала ответ: «Я тоже! Увидимся завтра?» – «Конечно! Люблю тебя!» – «И я тебя! Очень!» – ответила я и, счастливая, упала на постель.
Я надеялась проспать до утра без мыслей о соседе по парте. Не получилось. Мне стало любопытно, как давно я ему нравлюсь, как он фантазирует обо мне перед сном, как бы сложились наши отношения, если бы я не встречалась с Мишей…
Почему я вообще подумала, что автор признания именно Миша, а не Максим?..
– Привет, – поздоровался тогда Волков. Голос сорвался. От волнения, должно быть.
– Привет, – отвечала я.
Макс принялся вынимать из рюкзака дневник, учебник, тетрадь. Руки слегка дрожали. Я подумала, он приболел.
– Марин, ты… – он сглотнул, – сделала уже домашку по русскому?
– Нет, а что?
– А, да так, просто…
Он на меня не смотрел, щёки покрылись лёгким румянцем. Хотелось спросить, не болен ли он, но я отвлеклась на Мишу, который в этот момент уж слишком громко смеялся, стоя у окна около учительского стола в компании Дениса и Данилы. Мне удалось разобрать, что разговор касался предстоящих танцев. Переживания о здоровье Волкова тут же отскочили на задний план.
Миша перехватил мой взгляд.
– Марин, идёшь?
– Куда? – пробормотала я, чувствуя, что заливаюсь краской. Тем более, и Самохвалов с Голубкиным разом на меня воззрились, словно ожидая ответа.
– На дискотеку. В пятницу, – уточнил Миша.
– Конечно, – ответила я и улыбнулась.
Это ли не подтверждение того, что валентинка пришла именно от Миши?..
Оказывается, я ошиблась.
Но сейчас уже ничего не исправишь. Да и не хочется.
Я обхватила медвежонка и крепче прижала к себе. Сон упорно обходил меня стороной.
А когда я всё же умудрилась провалиться в забытие, мне снились престранные сны. Поначалу казалось, будто я целуюсь с Мишей и таю в его руках. После, когда я отстранилась, чтобы взглянуть ему в глаза и сказать что-то приятное, вдруг обнаружила себя в объятиях Максима. Нет бы вскричать и отпрянуть, так я восприняла эту трансформацию как должное, и, признавшись в любви Максу (не Мише!), продолжила прерванный поцелуй. Что самое интересное, во сне парни то и дело сменялись, превращаясь один в другого, причём иногда даже прямо у меня на глазах, а я целовала и того, и другого, как так и надо было.
То, что происходит во сне, никогда не вызывает чувства, будто всё идёт не так, как нужно, по крайней мере у меня. Уже когда я проснулась, то подивилась собственной непоследовательности и неразборчивости. Хотя мало ли что девушке может присниться!.. Нельзя же её в этом винить.
Несмотря на неопределённость, возникшую в наших отношениях с Волковым и страх из разряда «как же мне вести себя с ним дальше и у кого списывать», я изнемогала изо дня в день сидеть дома. И я была несказанно рада, когда Миша сам предложил сопровождать меня на приём к участковому терапевту. Я повисла у него на шее и готова была его съесть. Всё же расставание с любимым на целых три дня – невероятно большой срок.
– Больше никуда без тебя не уеду, – обещал Мишка, целуя меня и обдавая свежим мятным дыханием. На сигаретный запах и намёка нет. Это радует.
– А я больше тебя никуда и не отпущу! – улыбалась я. – Поеду с тобой!
– Договорились.
Кабинет семейного доктора Могилевской Антонины Викторовны находился на втором этаже, где, кроме нас, никого больше не было. Только стулья с откидными сиденьями и огромные кадки с гибискусами и драценами. В детском отделении намного уютней, хотя бы потому, что там стены разукрашены персонажами из диснеевских и отечественных мультфильмов. В кабинете у доктора были на приёме женщина с ребёнком, и я в ожидании своей очереди подошла к окну и уставилась на противоположное крыло, где у входа красовалась табличка «Педиатрическое отделение» и стояла карета скорой помощи. Во дворе была огромная лужа, прям целое озеро, по краям окаймлённое грязными сугробами. Я цеплялась взглядом за куривших у крыльца санитаров, за проходившую по двору толстую тётку в фуфайке поверх белого халата и с огромной кастрюлей в руках, за замёрзшую дворнягу, жавшуюся к колёсам скорой. Из щелей сильно дуло – в мелкореченской больнице и слыхом не слыхивали о существовании пластиковых дверей и окон. Миша подошёл сзади и обнял меня. Ужасно хотелось провести в его объятиях вечность, несмотря на унылый пейзаж за окном и больничную обстановку.
– Я ещё с детства мечтала работать в детском отделении медсестрой, – поделилась я с Мишей, – помогать детям. Помнишь, как там красиво? И кормили хорошо. И медсёстры все такие добрые и приветливые, меня всегда яблоками угощали…
– Марин, ты что? – в его голосе слышалось неприкрытое удивление. – Реально хочешь похоронить себя в Мелкореченске?
– А что? – смутилась я.
– Ты способна на большее, чем ставить детям капельницы в каком-то там депрессивном городишке, из которого все нормальные люди бегут без оглядки. Я в тебе не сомневаюсь, Мариш. Ты и Москву покоришь.
– Вот ещё!.. Скажешь тоже. А ты? Не собираешься возвращаться домой после универа?..
– Не хотелось бы.
Тут дверь кабинета открылась, выпустив полную раскрасневшуюся женщину с вертлявым мальчуганом лет пяти, и я, сбросив на Мишины руки свою курточку, вошла с твёрдым намерением попросить меня выписать. Однако Антонина Викторовна, послушав меня и посмотрев горло, хотела продлить мне справку до конца недели, мол, я ещё слишком слабенькая и бледненькая, чтобы справляться со школьной нагрузкой. (Она-то ведь не в курсе, что это из-за недосыпа по вине одного из моих одноклассников!)
– Ну пожа-а-алуйста! – взмолилась я. – Всё-таки выпускной класс, подготовка к ЕГЭ!..
– Хорошо, уговорила, – согласилась добрая женщина, – выпишу тебя с завтрашнего дня. Только зайди в аптеку и купи «Гематоген». Гемоглобинчик-то поднимать нужно!
– Хорошо, обещаю! – просияла я и выпорхнула из кабинета прямо в Мишины объятия. – Всё! Меня выписали!
– Здорово! Теперь больше времени будем проводить вместе!
– Да, – прошептала я, нежась в его тёплых руках и… вспоминая о Максиме. – Слушай, там моё место ещё никто не занял?
– Свято место пусто не бывает! – усмехнулся Миша. – Когда писали лабораторную по химии, Олька подсела к Максу списывать. Так и просидела там два дня – то по геометрии контрольная, то по алгебре самостоятельная…
Мой рот открылся уже, чтобы низвергнуть поток бранных слов в адрес бессовестной Ольки Дубчук, которая только и занята тем, что отбивать у меня парней, но Миша не дал мне этого сделать.
– Марин, а давай вместе сядем, а? – Он поцеловал меня в щёку.
– Давай, – расцвела я.
– Вот и отлично, – заулыбался он. – А теперь, может, покинем это кишащее вирусами место?
Мы отправились ко мне домой и провели прекрасный вечер – хотелось бы сказать «вдвоём», но увы. Наше уединение постоянно прерывали то дедушка, забывший в гостиной газету, то Аннушка, вознамерившаяся полить цветы и бросающая на моего парня странные взгляды, то бабушка, которая пришла накормить нас пирожками с капустой и задержалась, битый час расспрашивая Мишу, как поживает его мама, какие успехи у сестры и братьев, каковы его планы на будущее… Но всё равно вечер был прекрасен, потому что провела я его вместе с любимым человеком.
Хотя я решила не влюбляться в Макса, а просто наслаждаться своей популярностью, четвёртую ночь подряд я засыпала с мыслями о нём. Мне было его жаль. «Ты давно мне нравишься, Марин». Чёрт. Не могу же я разорваться!..