Предгорный Угол встречал путников осенним багрянцем и противно моросящим дождем. Ночь успела вступить в свои права, разбросав по темному куполу мириады звезд, так заблаговременно подсветивших размокшую дорогу.
Двое, завернувшись в дорожные плащи, снарядившись лишь одним небольшим чемоданом, вышли из моторного кэба, не забыв расплатиться с нанятым водителем.
Мотор загудел, оставляя путников на пустой улочке, недалеко от центра спящего города.
Высокий светловолосый мужчина сверился с адресом, написанным на клочке бумаги, переводя глаза на прямоугольную табличку, прибитую к стене одного из домов.
– «Бакалейная 5», – прочитал он, расплываясь в улыбке.
Ветер трепал белье, развешанное на натянутых веревках за невысоким забором. Белые простыни, подобно призракам прошлого, что гналось за ними по пятам, изгибались в причудливом танце. Но в отличие от других страхов они оставались на месте, не спеша накинуться и растерзать, утаскивая в свое логово.
Детский плач огласил округу, и женщина, поправив край своего плаща, прикоснулась к пухлой щечке нежным поцелуем. Ребенок засопел, удобнее устраиваясь в теплых объятиях и притих, но на щечках остались блестящие дорожки от недавних слез.
– Она совсем замерзла. – Забеспокоилась женщина, поглаживая детские кудряшки.
Мужчина отворил калитку, пропуская спутницу с ребенком вперед.
– Мы на месте, Глоя, больше не о чем переживать. Все тревоги остались в Радисе, – заверил он, направляясь к входной двери.
Небольшой дом встречал холодным камином и пылью, осевшей толстым слоем повсюду, куда доставал взгляд. Давно немытые окна в разводах, лишенные даже самых простых занавесей, сиротливо выглядывали на обветшалый садик внутреннего двора. Слишком скромно по тем меркам, к которым они привыкли. Слишком тоскливо.
Глоя, опустившись на край закрытого сероватой простыней кресла с протяжным стоном скинула успевшие причинить дискомфорт туфли. Собираться в дальнюю дорогу в спешке, было не лучшим решением. Но судьба не предоставила выбора. Ни им, ни Империи.
– Пилай, что нам делать дальше? – Неуверенность, граничащая с обреченностью от утраченной ранее размеренной и такой спокойной жизни, делала взгляд молодой женщины тусклым. Она следила за мужчиной, суетливо сдергивающим старые простыни с мебели, и не находила в себе сил, чтобы подняться и помочь ему. Все время, проведенное ими в пути, Глоя приказывала себе сохранять стойкость духа. Шепотки заговорщиков гнали их в спину, вселяя четкую уверенность в необходимости побега. Но сейчас, оказавшись на финише в этой гонке с пустотой, женщина вдруг поняла, что силы давно на исходе, и даже природное упрямство с долей безумства, – а ничем другим она и не могла объяснить свое согласие на эту авантюру, – начали таять. Теперь есть только она, ее муж и малышка, доверчиво свернувшаяся клубочком на ее руках. И этот пустой, чужой дом, который им придется сделать своим. Получится ли?
Мужчина остановился, скинув чемодан на длинную тахту. Рука погладила короткую бородку, и Глоя заметила, что его пальцы едва различимо подрагивали, хоть он и пытался казаться собранным и спокойным.
– Все, что могли, мы уже сделали, – произнес он. – Теперь нужно просто жить. Так, будто ничего и не было до этого городка. Благо, нам помогли, даже сделку на покупку дома провернули быстро и без личного присутствия. Мои сбережения помогут нам продержаться достаточно времени… Что-нибудь придумаем, не пропадем.
– А она? – Глоя указала на заснувшую малышку. Ребенку было не больше месяца отроду, но то количество испытаний, что выпало на крошечную головку, могло хватить на половину Империи. – Что мы скажем ей?
Пилай потер переносицу. Тонкие борозды первых морщинок сильнее обозначились на широком мужском лбу. Конечно, он понимал, на какие риски пошел, потянув в след за собой и любимую женщину, но… ребенок. Если бы не эта малышка, мирно сопящая своим вздернутым носиком, то он до сих пор служил бы в охране своего господина, не помышляя о большем. Но судьба посмеялась над его планами, переворачивая всю Империю Горгон с ног на голову.
– Запомни, Глоя, она – наша дочь. – Голос мужчины был тверд, но кадык дрогнул, выдавая нервное напряжение.
Женщина вскинулась, чуть не разбудив своим возмущением ребенка:
– Медея из Дома Горгон? Наша дочь? – Опомнившись под недовольное кряхтение из-под пеленок, женщина понизила голос до шепота, принявшись укачивать малышку на руках. – Рано или поздно о ее существовании станет известно. Тогда они придут за ней. За нами, Пилай. Ты это понимаешь?
– Понимаю… – выдохнул мужчина. – Но оставить ее умирать, там, в Радисе, я не мог. Ты знаешь меня, Глоя. Я бы сам умер, защищая ее и господина Кростуса, но никогда бы не позволил лишить невинного младенца жизни.
Та роковая ночь все еще яркими вспышками боли и страха отзывалась в их общих воспоминаниях.
Сидя на веранде небольшого кафе, Глоя сжимала пальцы Пилая, с всевозрастающим ужасом наблюдая, как занимается огнем императорский дворец.
Горгоны многие столетия стояли у власти, держа другие Дома под неусыпным контролем. Как могло получиться, что сейчас, от их величия не осталось ничего? Долгие дни дороги и почти неделя, которую они провели, скрываясь за стенами особняка последних верных Горгонам людей, дали возможность обдумать крах Империи множество раз. Но сердце отказывалось признавать то, что давно узрел разум. Но все могло быть намного ужаснее, если бы кто-то прознал о том, что Императрица Оливия разродилась в тот вечер… Скрывая наличие беременности из-за страха за собственную жизнь, Императрица упустила возможность предательства приближенных по другим причинам. Их не интересовал ребенок. Пока что. Они просто устали делить те крохи власти, что будто объедки, кидали им с венценосного стола. Дом Солнца всегда славился горячим нравом. Вот он и опалил змей, оставив после себя руины и хаос.
Страна выдержит. Простым людям нет дело до того, чей лик чеканят на монетах. Но что будет с ней и с Пилаем? – Она не знала… – Если бы не господин ее мужа, принимавший роды Оливии, а после, успевший тайно вынести сверток с младенцем из пытающего дворца, обойдя предателей, то род Горгон навечно прервал свое существование, а жизнь простого охранника и подавальщицы, осталась неизменной. Но все произошло именно так, как того желали Боги…
– Знаю, – наконец подтвердила женщина. – И господин Кростус не нашел лучшего решения, как избавиться от неугодной ноши, скинув ее на чужие плечи. Что ж… – Малышка сонно заморгала глазками, вцепившись в женский палец. Глоя наклонилась над пеленками, чтобы оставить еще один поцелуй на детской щечке. Что бы она не выговаривала мужу, как бы не сокрушалась из-за последствий переворота, но эта кроха, доверчиво льнущая к ее руке, заполняла душу всеобъемлющей любовью. – Что ж, – повторила она, – я всегда хотела дочку. – Губы женщины расплылись в улыбке. – Медди… – Переправленное на простой манер имя приятно легло на языке, а глазки малышки, будто в ответ на обращение к ней, посмотрели прямо на Глою, отчего женщина просияла. – Мы будем звать тебя Медди, – доверительным шепотом поведала она малышке. – И пусть Боги, во главе с Единым смилостивятся над нами.