Все поспешили туда. Джим Глостер уже открывал ворота, чтобы впустить кобылу, но та, всхрапывая, убежала через дорогу.
– Взбесилась, – заключил Джим. – Попробуй-ка ты, Том!
Том, не переставая произносить успокаивающие слова, тихо подошел к лошади. Та, обнюхав его и несколько раз фыркнув, позволила ему сесть в седло. Из седельных сумок торчали два кольта, но длинноствольная винтовка, висевшая раньше в чехле с правой стороны, отсутствовала.
– Сбросила его. Я так и думал, – произнес отец.
– Если сбросила одного, сбросит и другого? – спросил, размышляя, Том.
– Смотрите-ка, Том снова думает! – съязвила старшая сестра. Но, чиркнув спичкой, подошла поближе к лошади и указала на поблескивающую серебром луку богато украшенного седла. – Эй! – крикнула она. – Взгляните сюда! – И показала на ярко-красное пятно, расплывшееся по холке и серебристой гриве лошади, блестевшее даже в свете спички, еще не высохшее. – Чужеземцу досталось, – без особых эмоций заключила девица. – Кто-то попал в сердце. Глядите, как хлынуло из раны, прежде чем он выскочил из стремян!
Спичка в ее руке погасла, и оживленное безжалостным любопытством лицо старшей сестры растворилось в ночной темноте.
– Слезай с лошади, веди ее в конюшню! – приказал отец. – Будет у меня, пока не объявится хозяин. Но, думаю, это вряд ли произойдет.
Том поудобнее устроился в седле, подобрал поводья. Кобылка вскинула изящную головку.
– Давай! – скомандовал отец. – Билли, открой пошире ворота. Похоже, что с Томом мне наконец немножко повезло!
Но Том, подав лошадь вперед, наклонился к матери:
– Я уезжаю, прямо сейчас.
– Похоже на судьбу… она вернулась за тобой, – согласилась мать. – Ой, Том, увидимся ли снова?
– Я вернусь, – заверил он, – когда у меня что-нибудь будет для тебя. Вернусь, когда смогу забрать тебя в свой дом.
– Тише, тише, – дрожа от страха, попросила она. – И возьми эти деньги, Том. Мне они не нужны. А теперь скорее уезжай!
Он отмахнулся от золотого, но наклонился и поцеловал мать. Затем, выбираясь из маленькой толпы, подал лошадь назад.
– О чем вы там перешептывались? – спросил отец.
– Прощался с матерью, – ответил Том. – Прощайте и все остальные!
Все с криком бросились к нему.
– Эта кобыла стоит две с половиной тысячи долларов. Хэнк Райли говорил! Том! Тебя за нее посадят! Слышишь, Том, стой, говорю!
Других слов Том на прощанье не услышал. Если и щемило сердце, то лишь о покидаемой матери. Она одна будет жалеть о чем-то большем, нежели о деньгах в облике кобылы. Он отпустил поводья, и лошадь пошла размашистым аллюром, оставляя позади огоньки родного дома.
Том Глостер скакал по дороге, пока вдруг между деревьями не замелькали огни городка. Тут он вспомнил, что в городе ему нет места. Ни работы, ни дома, ни гроша в кармане. Тогда он еще больше отпустил поводья, и кобыла сама свернула на уходившую влево и ведущую через лес тропу. Мимо, как и невеселые мысли о будущем в голове Тома, проплывали темные силуэты деревьев.
Дважды парень останавливал серую, искушаемый желанием вернуться домой к ожидавшим его насмешкам. Жалкий домишко, где он не видел ничего, кроме тяжелого труда да насмешек, теперь казался ему уютным пристанищем. Думалось, что в мире нет ничего прекраснее, чем вырисовывающиеся на фоне неба знакомые очертания крыши с трубой или высокого темного купола вяза. И пойма, где Том вложил столько труда, и таскавшие плуг старый мул и терпеливый, выносливый бычок тоже вроде глядели ему вслед, ожидая, когда он вернется. Кто же теперь закончит его работу? Наверное, никто, и все останется как есть, как открытый всем дождям недостроенный дом без крыши.
Однако стыд и обида были сильнее этих кратковременных искушений, и он продолжал путь, отдавшись на волю лошади. Та несла его, словно уже здесь бывала, не задерживаясь на развилках, уверенно выбирая тропу. Может, это какой-нибудь кружной путь к конюшне Хэнка Райли? Том Глостер над этим не задумывался – в голове и без того была полная неразбериха.
Сквозь деревья, постепенно светлея, стал просвечивать золотистый туман. Затем, в следующей прогалине, Том увидел низко висевшую на востоке полную луну. Казалось, продираясь сквозь верхушки деревьев, она стремительно мчится к земле. Глядя на нее, парень печально вздохнул – как равнодушна и как далека она от человека и его невзгод!
Лес редел, только в болотистых низинах оставались густые островки ивы. Залитый лунным светом, он походил на этюд художника, пораженного контрастом глубоких теней и ярких серебристых красок. Тропа перешла в слегка извилистую дорогу, поднимающуюся к видневшемуся в паре сотен ярдов мосту. Серую остановили неожиданно раздавшиеся оглушительные выстрелы. Затем донеслись громкие крики. На мосту появился всадник, коротко простучали конские копыта.
Кобыла шарахнулась в кустарник. Том Глостер понял, что всадник уходит от погони, ибо вскоре по мосту прогрохотали копыта мчавшихся следом еще трех коней. Преследователи, стреляя на ходу, неслись во всю мочь. Беглец казался слишком ничтожным для такого яростного преследования. Судя по силуэту – мальчишка или женщина. Когда всадник приблизился, Том в щедром свете луны разглядел маленького спутника Капры.
Глостер испуганно вздрогнул, и тут же им овладела злость – ибо не требовалось большого ума, чтобы связать воедино страх, заставивший Капру искать охрану на время сна, красное пятно на примчавшейся под пустым седлом лошади и эту погоню за мальчиком. За странной парой охотились по крайней мере эти трое, и когда мальчик, ловко, словно жокей, сидя в седле, промчался мимо, Том достал револьвер и выстрелил в направлении троих преследователей. Промахнуться было просто невозможно. Средняя лошадь, всхрапнув, рухнула на землю, седок пролетел далеко вперед. Оставшиеся двое, осадив коней, скрылись в зарослях, а Глостер, удивляясь, зачем он, рискуя собственной шкурой, влез в это дело, выехал на дорогу и поскакал вдогонку за мальчишкой.
На следующем повороте, глянув влево, он различил сквозь редкие деревья мелькающую вдали фигуру. Звуков погони позади не было слышно, и Том, продравшись сквозь заросли на опушку, отчетливо увидел скачущего вдали наездника.
Судя по посадке и росту, это был мальчишка. Том отпустил поводья, и кобылка стремительно рванула вперед. Гонка была что надо, но в отношении победителя сомнений не оставалось – кобылка быстро нагоняла соперника. На вершине холма беглец вдруг остановился и развернул скакуна. Серая без команды встала рядом.
Мальчишка заговорил на безупречном английском языке:
– Я догадывался, что серая, возможно, доставит именно тебя!
Молодого Глостера удивили в сказанном три вещи. Во-первых, язык; во-вторых, спокойный голос; в-третьих, утверждение, что не сам он прискакал, а его доставила кобыла.
– Позади пара парней, – напомнил Том, – которые, весьма вероятно, сегодня снова попытаются тебя достать. Куда собираешься ехать и что у них против тебя?
– Во мне течет кровь моего отца, – все так же спокойно ответил мальчуган. – Одного уложил?
– Подстрелил одного коня, а всадник крепко приложился.
– Надеюсь, сломал себе шею, – заметил малыш, – хотя бы этим частично заплатит за Капру.
– Капра пострадал?
– Нет, не пострадал, – ответил мальчик. – Более того, теперь уже не пострадает. Не больше, чем вон тот круглый камень.
– Хочешь сказать, его убили? – воскликнул Том.
– Убили? Конечно убили! И наверно, вернулись, чтобы убедиться.
– Как тебя зовут? – спросил Глостер, все больше поражаясь взрослому языку и, пожалуй, более чем взрослым мыслям мальчугана.
– Дэвид Пэрри-младший. Это что-нибудь тебе говорит?
– Кажись, у меня довольно плохая память. Не припоминаю.
– Если бы ты жил в Уругвае или в Чили, Аргентине, Парагвае или даже в Бразилии, тогда бы много слыхал о нем… правда, главным образом сплетни!
– Чем он знаменит?
– Скотом. Чем еще там бывают знамениты? Разве еще тем, что умеют делать революции.
– Значит, он богатый скотопромышленник, так, что ли?
– Нет. Не богатый, потому что деньги утекают у него как вода; и не промышленник, потому что он джентльмен.
Том задумался. И решил, что наконец-то встретил выдающийся ум.