Родные хотели, чтобы Том занимался с кобылой всю ночь.
– Надо ее хорошенько измотать. Самое верное средство, – говорили ему.
– Какой с этого толк? – возражал Том. – Как только отдохнет, снова станет сбрасывать с седла, разве не так?
– А тебе-то что? – сжимая кулачки, набросилась на него младшая из сестер. – Ты же свою сотню долларов уже получишь!
Чтобы не слушать этих разговоров, Том действительно ушел на всю ночь, но с лошадью не работал. Просто оставался с нею в сырой промозглой низине. Соорудил из зеленых сучьев постель и, расположившись на ней, урывками дремал. Один раз ему показалось, что к нему подкрался волк, но, открыв глаза, увидел перед собой лошадиную морду. Снова проснулся, когда серая улеглась рядом с ним. Он протянул руку и в свете звезд увидел, как кобыла, наклонив изящную голову, по-собачьи ее обнюхала. Очень довольный, Том уснул крепким сном и проспал до рассвета.
Проснулся окоченевшим, разбитым, с тяжелой головой, но, умывшись ледяной водой из речки, несколько взбодрился. Подвел напиться и кобылу. Затем пучком сухой травы насухо вытер ее от росы. Все это время Том не пытался оседлать лошадь, самое большее – стоял рядом, держась рукой за спину. Только теперь положил на нее седло, не сильно затянув подпруги, потому что по утрам эти животные очень не любят, если их туго утягивают. Потом сел в седло. Ни плетки, ни шпор у него не было. Свободно отпустил поводья. Кобыла повернула голову, обнюхала колено парня, покосилась на него блестящим глазом. Затем, грызя удила и встряхивая головой, двинулась вперед. Начни ее придерживать или понукать – взвилась бы тигрицей, безудержно, яростно, ибо самые кроткие, самые чуткие натуры борются за свою душу отчаяннее всего.
Том, однако, не докучал ей. Пустил свободно разгуливать из конца в конец ложбины. Хотела остановиться – останавливалась; хотела пуститься рысью – бежала рысью; хотела перейти на шаг – переходила на шаг. Но помаленьку брал бразды в свои руки. Сначала, когда он натягивал поводья, серая нетерпеливо сучила ногами, но вскоре начала понимать. Приучить лошадь слушаться узды – дело несложное, и уже через полчаса кобылка все понимала. Потом, лишь тихо всхрапнув, позволила натянуть удила потуже. Когда Том подъехал к дому, солнце едва взошло.
Поглазеть на них высыпало все семейство. Парень мало что от них услышал, но смотрели они на него со скрытым уважением. Один из братцев потом объяснял:
– Знаете, почему у него получается? Потому что он сам словно животина!
– Верно, недалеко от них ушел. Потому и понимает!
Все были очень рады сотне долларов, и у каждого появились виды на эти деньги, то есть у каждого, кроме Тома и матери. Правда, его плотно покормили завтраком, а отец, довольный, что сын сумел объездить лошадь, заявил, что тот до конца дня свободен от работы. Затем он вместе с Томом отправился в деревню, где они нашли того чужака, Капру.
Хозе Капра смотрел на серую сияющими от радости глазами. Подошел поглядеть, что получилось, и Хэнк Райли. Вообще-то на площади перед отелем собралось с полсотни человек.
Том Глостер коротко предупредил:
– Ни шпор, ни плетки!
Пристально посмотрев на парня, будто услышав что-то давно забытое, Капра кивнул. Затем проехал на кобылке из конца в конец улицы. Дважды, когда слишком сильно натянутые удила рвали чувствительный рот, она вставала как вкопанная, готовая причинить неприятности седоку, но Капра в конце концов понял ее нрав, и она пошла свободным размашистым шагом, какого не получишь никакой дрессировкой.
– А ты, видно, здорово продешевил, – сказал кто-то Хэнку Райли.
Тот, побледнев от злости, поглядел в сторону Тома Глостера:
– Родословная этой кобылы уходит ко временам Мафусаила. Да, я потерял на ней не менее двух тысяч, и только из-за того, что этот малый не захотел предложить свои услуги мне, а предпочел работать на чужака!
Том слышал его слова, но промолчал. За свою жизнь он наслушался столько неприятного в свой адрес, что давно научился не обращать на это внимания. Однако его старший братец не мог такого стерпеть. Все Глостеры, кроме Тома, были большими забияками. Джим немедленно высказался:
– Хотел надуть несчастного чужака, выудить у него и коня и монету, а надул самого себя. Так тебе и надо, Райли!
Не видя кругом себя дружественных лиц, Хэнк Райли повернулся и понуро побрел по улице. Капра, не слезая с седла, передал Тому Глостеру причитающиеся деньги. Мальчишка оказался рядом со своим спутником.
– А что достанется тебе, амиго? – заметив, как отец тут же выхватил из рук парня деньги, спросил Капра.
– Мне? – переспросил Том. – Конечно же удовольствие от работы с лошадкой.
Скептически хмыкнув, Капра вдруг задал вопрос:
– Можешь сегодня еще поработать?
Том посмотрел на отца.
– Чего еще не хватает? – насторожился тот. – Разве кобыла не объезжена?
Чужестранец спокойно поглядел на него:
– Я предлагаю другую работу. Плачу пять долларов.
– Можешь брать! – позволил отец. – Ступай с ним и делай, что попросит… не знаю, что там!
Том Глостер двинулся по улице, сопровождаемый едущими по бокам Капрой и не раскрывающим рта мальчишкой. До ушей Капры донеслось:
– Дай старому Глостеру еще пяток баксов, он шкуру с парня продаст!
Капра посмотрел на спокойное улыбающееся лицо Тома. Переглянулся с мальчишкой. Тот презрительно стрельнул глазами в сторону шагавшего между ними парня. Они свернули прямо в глубь длиннохвойного соснового леса. Когда-то здесь стоял еловый лес, пока по нему не прошелся огонь, оставив на месте пышной красоты черные скелеты. Среди уродливых стволов постепенно выросли длиннохвойные сосны – резерв и авангард леса, заполняющий бреши в его рядах и прокладывающий путь другим породам. Капра двинулся по мрачным зарослям, пока не выбрался на маленькую глухую поляну. Когда-то здесь стояла охотничья избушка – были все еще видны оставшиеся от фундамента и очага камни. Здесь Капра остановился.
– Стрелять умеешь? – поинтересовался у Тома.
– Стреляю немного.
Капра достал из висевшего у колена седельного чехла длинноствольную винтовку, непохожую на винчестер. Том Глостер открыл затвор, спокойно осмотрел оружие:
– Из этой смогу.
– Вон там, на верхушке, ворона, – показал Капра.
Поняв, чего от него хотят, Том посмотрел на птицу. Далековато. Уверенно поднял винтовку и выстрелил. Тяжело захлопав крыльями, птица с карканьем взлетела с дерева, но пара черных с прозеленью перышек, кружась, спустилась на землю.
– Когда он стрелял, ветром качнуло ветку, – заметил мальчуган.
– Люди крупнее ворон, – зевая, заметил Капра. – Так вот что, молодой человек. Я завернусь в одеяло и улягусь вон под тем деревом. Я по-настоящему не спал… наверно, год. Сегодня буду спать. А ты меня покарауль! – В его глазах стояла мучительная усталость.
– Покараулю, – заверил Том Глостер.
– Шевельнется лист, мелькнет тень, хрустнет ветка – сразу буди!
– Хорошо.
Завернувшись в одеяло, Капра улегся под деревом и мгновенно уснул. С каждым выдохом из его груди вырывался стон, будто от тела отлетала душа.
Мальчишка улегся под тем же деревом. На мгновение присел, внимательно глядя на Глостера, потом, распластавшись на земле, тоже моментально уснул.
Тому было очень странно наблюдать за ними, но теперь он понимал, почему у них такой измученный вид. Это была смертельная усталость, неодолимое желание спать.
Час тянулся за часом, тени от деревьев передвигались, спящие не шевелились, а Том сидел как изваяние. Находясь на посту, он словно читал раскрытую книгу. Отметил на молодой сосенке шрам от молнии, наблюдал, как ловко перелетают с дерева на дерево две белочки, одна из них свалилась вниз, но уцелела, распушив хвост, следил за распластавшейся на буром камне коричневой ящеркой, которая медленно, как часовая стрелка, передвигалась вслед за солнцем, слушал щебетание птиц, то слабое, отдаленное, то громкое, над самой головой. Но его ухо не уловило ни звука, который бы свидетельствовал о присутствии человека.
Понемногу сгущались сумерки, в лесу стало прохладнее. Зевнув, сел Капра. Тут же поднялся мальчишка. Затуманенными от сна глазами оба посмотрели на Глостера. Затем, не мешкая, поднялись на ноги и вскочили на коней. Глостер поймал в ладонь пятидолларовый золотой. Никогда еще он не держал в руках таких денег.
– Это тебе, а не твоим домашним, – уточнил Капра. Сверкнув глазами, мальчишка безжалостно добавил:
– Все равно не сохранишь! Отнимут! – и рассмеялся со злой издевкой в голосе.
– Ты подарил мне добрую лошадь, подарил хороший сон, – сказал Капра. – Да вознаградит тебя за это судьба!
И всадники скрылись в лесу.