Восемнадцатого июля Ванде Шамборской должно было исполниться десять лет. Уже за две недели до этого дня все дети во дворе только и говорили что о Вандиных именинах. Говорили о том, что Ванде шьют шелковое платье, такое же, как у Ляли, только не белое, а голубое, что к именинам Шамборщиха сделает крендель, такой большой, что он не влезет в духовку и его придется отнести к дворничихе в русскую печь, а на сладкое приготовят мороженое «тутти-фрутти» – самое вкусное мороженое на свете (оно и с орехами, и с клубникой, и с апельсинными корочками).
Задолго до именин все дети начали беспокоиться, позовет ли их к себе Ванда или нет.
Толстый Мара и Володька из 35-го номера даже не собирались в гости. Они знали, что Ванда их терпеть не может, потому что они всегда дразнили ее «Ванда-веранда, белобрысая сметанда».
Больше всех волновались Катя и Лиза Макаровы. Мать их была телефонисткой, или, как говорили во дворе, служила «барышней» на телефонной станции.
Катя и Лиза ходили в стареньких, но очень чистеньких платьицах. У них были соломенные шляпки, как у богатых девочек, но летом, чтобы сберечь башмаки, они бегали босиком, как все подвальные, и поэтому боялись, что Ванда их не позовет. Она говорила, что пригласит к себе в гости только самых «приличных» детей.
Марийка была твердо уверена, что ее-то Ванда, уж конечно, не позовет на именины. Ведь там будет Ляля Геннинг, которой не позволяют играть с «девочкой из кухни».
Лора заранее приготовила для Ванды подарок. Докторша взяла ее в игрушечный магазин и вместе с ней выбрала фарфоровый кукольный сервиз. В большой розовой коробке лежали крохотные чашечки, сахарница, молочник, чайничек и даже стеклянная вазочка для варенья, завернутая в папиросную бумагу.
– Подумаешь, носятся с этими именинами, точно дурень с писаной торбой! – говорила Марийка Машке. – И пусть себе! Они пойдут на именины свои крендели трескать, а мы устроим воробьиные похороны. Верно, Машка?
– Верно, – отвечала Машка, вздыхая.
Ей больше хотелось попробовать именинного кренделя, чем хоронить дохлого воробья.
Вдруг в самый последний вечер перед именинами, когда Марийка уже укладывалась спать, в кухню прибежала Лора.
– Знаешь, – закричала она еще с порога, – Ванда пригласила тебя на именины! Она сначала не хотела, но я попросила и даже сказала, что одна не пойду. Именины начинаются завтра в шесть часов…
Марийка высунула голову из-за сатиновой занавески.
– Врешь, – сказала она Лоре.
– Честное слово!
– Ну побожись.
– Ей-богу!
Марийка вылезла из-под одеяла, схватила свое платьишко и стала скорей натягивать его через голову. Она хотела сейчас же бежать в сарай, где мать рубила дрова, и рассказать ей удивительную новость. Но тут дверь со стуком распахнулась, и Поля, согнувшись, вошла в кухню с вязанкой дров на плечах.
– Мама, а меня на именины позвали!
Поля бросила дрова на пол у печки, налила из-под крана кружку воды, напилась и с размаху поставила кружку на стол.
– Ну и жара!.. – Она обтерла рукой потный лоб.
– Мама, скорее выстирай мое полосатое платье. А носки я какие надену? Белые-то ведь с дыркой…
– А и вправду тебя позвали? – спросила Поля.
– Конечно вправду! – закричала Лора. – Ванда сперва не хотела приглашать, потому что у нее слишком много гостей и почти все девочки. Но я попросила, чтобы Марийку тоже позвали. Ванда и согласилась. И Мару позвали на именины. Он хоть и растяпа, но все-таки мальчик…
– Ну что ж, иди, если зовут, – сказала Поля и спокойно принялась щепать лучину. Марийка дернула ее за рукав:
– Мама, а подарок?
– Нужен Ванде твой подарок… У нее, наверно, полна комната разных цацок.
– Ну да!.. Все пойдут с подарками, а я безо всего. Лора, а если я подарю Ванде шелковую коробку?
У Марийки ничего не было красивее шелковой коробки. Эту коробку подарила ей соседка-чиновница. Как-то раз у чиновницы сбежал белый ангорский кот, он пропадал трое суток, и его искали по всем соседним дворам, но нигде не могли найти. Марийка развешивала с матерью белье на чердаке и увидела там ангорского кота, который выскочил из-за печной трубы, весь испачканный сажей… Марийка поймала беглеца, отнесла его чиновнице и получила в подарок пустую коробку, обтянутую желтым шелком. Когда-то в этой коробке лежало дорогое печенье «Сильвия». Сладкие крошки застряли в уголках коробки и в дырочках бумажной кружевной салфеточки. Марийка крошки съела, а в коробку сложила все свои богатства: белую фарфоровую баночку из-под цинковой мази, пустой флакон, синее стеклышко, большую черную пуговицу, несколько пробок и узкий листок блестящей глянцевой бумаги, где наверху стоял штамп: «Доктор медицины Г. И. Мануйлов, прием от 7 часов вечера». Этот листок Марийка нашла в кабинете под столом.
На углах коробки висели шелковые кисточки, а на крышке топорщился желтый бант.
– Лора, так ничего, если я подарю Ванде коробку?
– Пустые коробки никто не дарит…
– А если с кисточками?
– Все равно нельзя.
Марийка снова улеглась в постель, но долго не могла заснуть. Она все думала, что бы такое подарить Ванде, и ничего не могла придумать.
– Разве ж можно без подарка, – вздыхала она. – Шамборщиха-то небось рассердится…
Шамборский был жандармский полковник.
Все дети во дворе боялись его. А еще больше они боялись его толстой крикливой жены. Шамборщиха вмешивалась во все: как хозяйка, ругала дворников за плохо подметенную панель, отчитывала чужих нянек за то, что плохо смотрят за детьми, горничным запрещала во дворе вытряхивать ковры.
Полковник Шамборский, белокурый, худой, с длинным носом, был очень молчаливый человек и ни с кем во дворе не разговаривал.
– Мой папа все может сделать!.. – хвасталась Ванда. – Он кого захочет, того и посадит в тюрьму. Даже Сутницкого может посадить.
Но ребята Ванде не верили. Они все-таки считали, что Сутницкий важней Шамборского.
Поля давно уже храпела, а Марийка лежала рядом и все никак не могла заснуть.
Простыня и тюфяк сбились в сторону, у Марийки болели бока от холодной железной рамки кровати.
«Ну что бы это подарить?.. – думала она. – Что бы это подарить? Уж если шелковая коробка не годится, так и думать нечего про стеклышки, пробки да пуговицы. Вот разве еще боярышня?»
Марийка приподнялась, спрыгнула с кровати и подбежала к печке. Вытянув руку вперед, она нащупала на заслонке коробок спичек, чиркнула спичкой и зажгла маленький огарок. По стенам запрыгали тени, блеснула медная кастрюля на полке, осветился кусок потолка с темным сырым пятном, похожим на собаку.
Заслонив ладонью огонь, Марийка подошла к шкафчику и выдвинула ящик. Там среди просыпанной соли валялись истрепанные карты, несколько гвоздей и пестрая открытка с боярышней. На голове у боярышни был надет кокошник, разукрашенный самоцветами, на шее в несколько рядов висели яркие бусы. Марийка вынула открытку и поднесла к ней огарок. Тут только стало заметно, что розовое лицо боярышни все засижено мухами, а по кокошнику расплылось жирное пятно. Нет, не годится такой подарок! Эх, жалко, что бабушки нет в городе! Уж конечно, бабушка отыскала бы в своем сундуке какой-нибудь подарок для Ванды. Но бабушка и дедушка уехали в Минск к своей дочке и, наверно, вернутся не скоро. А может быть, и совсем не вернутся. Марийка вздохнула, задула свечу и полезла на кровать. Долго она лежала, прислушиваясь к тиканью ходиков, и только под самое утро спохватилась: – Вот дура я! Надо будет к Саше-переплетчику сходить. Уж он-то наверняка что-нибудь придумает…
И Марийка сейчас же заснула.