Она вошла, с опаской ступая на негнущихся конечностях. После чего, брякнулась на табуретку. Вопреки опасениям гостьи, не промахнувшись. Сиденье, будучи колченогим, устояло.
Казалось, что тётка от души приложилась к бутылке. Но на самом деле она была трезва, как стёклышко. Просто манеры персонажа под мухой стали свойством её поведения.
– Простите за вторжение… – начала было визитёрша, но хозяйка прервала её нетерпеливым жестом:
– Кофе хотите?
Тамара Аркадьевна на мгновение задумалась, а не ввергнет ли она хозяйку в непредвиденные расходы? Но похоже, что женщина не нуждалась в ответе.
– Там! – махнула она в сторону резного буфета родом даже не из советского, а царского прошлого.
Сотрудник полиции расценила это как руководство к действию и распахнула дверцы. Золотистый пакет с этикеткой " Кофе Малонго" окончательно убедил её в том, что обитательница пепелища не бедствует.
Посуда оказалась разномастной, но чисто вымытой. Главный вопрос – на чём варить напиток, оставался без ответа до той секунды, пока содержимое золотистого пакета не пересыпалось в обнаруженную на полке турку. Как выяснилось, для процесса кофеварения здесь годилась только одноконфорочная электроплитка. По мере того, как аромат отвоёвывал всё новые кубические сантиметры, утонувшие в складках глазки приняли осмысленное выражение. А хлебнув из чашки, хозяйка созрела и до резонного вопроса:
– А кто вы такая будете?
– Меня зовут Тамара Аркадьевна, а фамилия моя – Затопец.
– Будем знакомы,– последовал несколько церемонный наклон туловища,– а я -Агаша. И без всякого перехода: – Мне ваша личность кого-то напоминает…
– Я вела ваше дело.
В ответ старушка лишь подвигала щеками, поудобнее пристраивая зубной протез.
– Агаша, вы были знакомы с Горожанкиной?
– А кто это?
– Хозяйка соседнего коттеджа.
– Алёнка?
– Эти вещи от неё? – Капитан Затопец обвела рукой бытовую технику.
– Алёнка – моя благодетельница.
– Вы виделись с Горожанкиной 13 августа этого года?
Агаша поскребла мизинцем по брови.
– Это была пятница, – уточнила Тамара Аркадьевна в надежде, что это оживит память женщины.
– Да мне без разницы!– пожала плечами та:– У меня каждый день – мусорка.
– Картон, металл?
– Я специализируюсь на макулатуре! А в пятницу приёмка работает до шести.
«Сколько ей лет? Во времена неопознанного ангела она уже считалась старухой».
И именно госпожа Горожанкина наняла ей ушлого адвоката, доказавшего, что абортированный плод не является человеком, а лишь следствием медицинской операции. Типа удалённого аппендицита или гланд.
Нет, никогда не забудет капитан Затопец того адвоката. А что он, кстати, вещал о цели акции у магазина?– Кажется, привлечь внимание граждан к деятельности городского абортария. Но сама ли старушка додумалась до этого?– Ответить на этот вопрос следствию не удалось.
И вот спустя время Тамара Аркадьевна увидела связь между завёрнутыми в одеяло останками и смертью Агашиной благодетельницы.
– Я бы хотела уточнить некоторые детали,– капитан Затопец постаралась вложить в голос максимум металла.
– Уточняйте!– вздохнула Агаша не то равнодушно, не то обречённо.
– Где вы взяли тело?
И без того складчатое лицо женщины пошло дополнительными волнами.
– А я всё в ментовке сказала.
«А что же, по-вашему, было положено в детскую коляску?»– донёсся до слуха Затопец голос судьи из прошлого. Голос адвоката ответил с готовностью: «Биологический материал. И заметьте – над ним невозможно надругаться».
– Скажите, Аграфена Спиридоновна, а для чего всё это… ну, коляска, замороженные в холодильнике останки?
– Да просто так!– Ответ выдан незамедлительно. По всей видимости, времени на его обдумывание не требовалось.
– А на суде вы утверждали, что всё было задумано как акция против искусственного прерывания беременности.
– Это не я… Это адвокат.
«И ведь абортарий прикрыли, и приговор Аграфене Резяпкиной вынесли сравнительно мягкий, вменив в вину лишь кражу детской коляски. Да, жуткие дела творились когда-то в России. Разрешалось вызывать искусственные роды у женщин на большом сроке. По социальным показателям."
Самой Затопец как-то пришлось в качестве представителя общественности участвовать в заседании комиссии, которая давала разрешение на искусственные роды. Почему-то в памяти осталась лишь одна женщина. С выпирающим животом, уже немолодая, замученная жизнью баба откуда-то из деревни. Муж пропал в Москве на заработках, в семье -трое детей. Настаивала на искусственных родах. Комиссия дала "добро". За это было большинство. Против – она и акушерка из местного роддома. Обе настаивали, что ребёнка можно отдать в Дом малютки. " Но у нас там просто нет мест!" – возразил какой-то мужчина из городской администрации.
После заседания комиссии она вышла с тяжёлым сердцем и вдруг услышала: " Я вижу, вы в первый раз на подобных мероприятиях. На вас просто лица нет!" Это была та самая акушерка, её единомышленница. Молодая располагающая к себе женщина с волосами согретой солнцем пшеницы. " Надеюсь, что и в последний!" – отвечала Тамара. "А мне вот не только на это "приглашение на казнь" приходится ходить, но и саму казнь осуществлять."
Им оказалось по дороге, и женщина поведала, что дети рождаются живые и кричат. Их просто отставляют в сторону и ждут. – " Чего ждут?"– " Когда придёт другая мама!" – "Какая?"– опешила молодая общественница.– "Та, что называется смертушкой!" – продолжала акушерка.– У нас в деревне говорили так. Смертушка – покой старикам, избавление младенцам!" – "Погодите, но ведь это просто не укладывается в голове!" – воскликнула Томочка. – "Дак и в Экклизиасте сказано, что "смерть лучше рождения! Читали Библию?" – "Теперь я понимаю, почему вы не бросате свою палаческую работу!" – не нашлась, что ответить будущая капитан Затопец. Акушерка обречённо махнула рукой и проговорила: " У меня семья, дети. Куда я пойду? На рынок торговать? А главное – ведь у нас большинство родов – нормальные. И чудесные детки рождаются". Тамара только кивнула в ответ.
Всё это встало перед глазами так живо, как будто и не миновали годы с того разговора. Похоже, что кто-то ещё в городе не забыл ни "неизвестного ангела", ни абортарий. Найти бы ту акушерку? Как же её звали?
Тамара Аркадьевна поднялась со своего места. Больше здесь делать нечего. Да и действие кофеина на Аграфену прекратилось: она клевала носом.
– А кем вам приходится Алёна Горожанкина?– вопрос прозвучал «на посошок».
– Мы с её матерью из одной деревни… Из Лопуховки.
Покинув руины, Тамара Аркадьевна обнаружила, что сумерки заключили город в тесные объятия. Проходя по переулку она не повстречала ни души. Элитный кофе вовсю шуровал по сосудам. Мысли чеканились в голове легко и свободно. Не было у бывшей санитарки Аграфены Резяпкиной причин умертвлять свою благодетельницу! Если только эта самая баба Агаша, как её звали в морге абортария, не является религиозным фанатиком. Или просто сумасшедшей. А это предстоит выяснить.
Затопец идёт по Горбатому переулку. Зинаида видит её в окно. А когда та минует дом Сыропятовых, вздыхает с облегчением, после чего возвращается к своему дневнику.
* * *
С Нонной, как повелось, встречаюсь «У Лалиты», но прежде чем дать тексты на прочитку, предлагаю ей выбрать блюда. Подруга останавливается на кускусе с овощным соусом и халаве на десерт. В основу обеих блюд входит столь нелюбимая мной манная крупа, но я соглашаюсь.
Когда подали заказ, оказалось, что вкус манки утонул в букете приправ, что примирило меня с выбором Нонны окончательно. Когда с едой было покончено, я извлекла последний номер " Вестей» и принялась читать о преступлении в Горбатом.
. – Ну, что-нибудь всплывает в памяти?
На лице приятельницы отразилось честная попытка выдать хоть какой-то результат.
– Ну хоть что-нибудь!– молю я.
– Прости, Зин, но ты требуешь невозможного.
В расстройстве чувств она заказала нам по творожному пудингу с вишней. А утешившись сладким, внезапно выдала:
– Здесь нужна литературная экспертиза.
– А у нас есть специалисты такого профиля?
– Твой бывший воздыхатель!
Поскольку таковых имелось не так уж много, я угадала с первого раза:
– Женя Горник?
– Ну сейчас уже Евгений Александрович.
Я набрала номер пединститута. А через минуту меня связали с кафедрой русского языка.
– Минуточку. Сейчас позову.– ответил девичий голос. Раздался клацанье трубки о столешницы, но и в лежачем положении она продолжала вещать:– " Русский язык чрезвычайно богат синонимами понятия «бить». Вот и Даль в своём знаменитом словаре утверждает,что чуть ли не из каждого слова можно образовать глагол, обозначающий битьё".
Ожидание затягивалось, и я как родному обрадовалась Женичкиному голосу.
А в нём читалась вселенская скорбь. К счастью, это не послужило помехой для назначения встречи. Мы условились увидеться через два часа в институтском парке.
Женечка, не изменив прежним привычкам, пришёл загодя, в итоге маяться одной на скамеечке под столетними дубами пришлось недолго.
– Как твои дела?-поинтересовался он, усаживаясь рядом.
– Ха! Хороший вопрос. У меня неприятности на работе, любовник отправился на отдых без меня, мать перенесла инсульт… Ну а так всё окей.
– Сочувствую…
Это лицо напротив могло бы даже вызвать сердечное томление: живые тёплые глаза цвета сосновой коры, крупный подвижный рот. У последнего имелся недостаток: при артикуляции губы производили некие чмокающие звуки. Короче, если в присутствии Радика моя плоть была напряжена, натянута и гудела, как высоковольтные провода, то здесь…по ней проходили импульсы необъяснимого раздражения.
Тем не менее когда-то подруги настойчиво прочили мне Женичку в женихи.Самый весомый довод: будущая свекровь – интеллигентная женщина. Тоже Женичка. В общем, Женичка и Женичка. А почему бы и нет? Милая интеллигентная семья потомственных филолологов с трёхкомнатной квартирой в центре города.
Мы шагаем по аллее. Женичка отрастил бороду, и она ему к лицу.
– Ты чудесно выглядишь.-(«Пожалуй, это единственный мужчина на земле, который не видит моих изъянов. Может, за таковых и выходят замуж?) -У тебя новая причёска? Тебе идёт.
«Под маленького Володю Ульянова меня стригут с двух лет».
– Как твоя диссертация?– интересуюсь я.
– Защита прошла успешно.
– Мои поздравления.
Я жму его лишенную загара кисть. «Он что, всё лето просидел на своей кафедре?»
Повисает пауза. Из опасения, что Женечка начнёт проявлять ко мне знаки внимания, я выпаливаю:
– О чём твоя диссертация?
– Я исследую излюбленные приёмы писателей. На основе этого рисую психологический портрет.
– Получается, каждый пишет, как он дышит?
– Булат Окуджава!– Женичкины губы растягиваются в улыбке ярмарочного Петрушки.
– А можно ли по стилю определить авторство?– гашу я его улыбку своей серьёзностью.
– Полагаю, что при известной квалификации это осуществимо.
Прозрачный файл со свежим номером «Вестей города Мирного» тут же выныривает из моей сумки.
– Мне нужно знать: кто автор текста.
На какое-то мгновение наши руки соприкасаются, но тут же шарахаются в стороны. Бледные пальцы извлекают содержимое, но после некоторого замешательства кладут на место.
– Я должен огорчить тебя, Зиночка, но это журналистский текст. А здесь я -пас!
«Удивительное дело, из его речи исчезли раздражавшие меня причмокивания. Лекторская практика посодействовала?»
– Это важно. Очень.– Я вкладываю в свой голос максимум проникновенности.
Следует обречённый кивок:
– Хорошо, я попытаюсь…
– Мне нужна информация к завтрашнему дню.
– Но, Зиночка…
– Это вопрос жизни и смерти.
«Господи, вот если бы так я могла разговаривать с Радиком!»
Женичка склоняет голову- то ли из почтения к серьёзности заявления, то ли обдумывая, как поделикатнее отказать.
Мы доходим до развилки: одна дорожка ведёт к корпусу, где находится Женичкина кафедра, другая- на остановку общественного транспорта. Мы расстаёмся, условившись, что он позвонит мне завтра. Я дохожу до кованых институтских ворот и не могу не оглянуться: мой бывший кавалер идёт, повесив голову. Интересно, что его больше опечалило: встреча с бывшей или перспектива разгребать её проблемы?
Долго кружу по городу, чтобы избавиться от тревоги. В Горбатом так темно, что едва успеваю увернуться от столкновения с " Венерой", точнее, того, что от неё осталось. Неужели правда, что подлинная каменная баба хранится где-то в подвалах дома Горожанкиной? С Алёны станется! Чего стоит этот фонтан в виде новорожденного. И как это всё связать с пупсом на её руках?
Нет, не буду больше думать об этом! Но если выкинуть из головы это дело, то сразу возникнут непрошенные мысли про "оно". Марго требует моего окончательного ответа. А я каждый раз прошу её дать мне время на размышление.А она всякий раз талдычит: "С этим нельзя тянуть!"