– Я выгуляю Барни, – кричу я Аните, беру поводок и свистом подзываю пса. – Мы ненадолго.
– И зайдешь в художественный магазин, да? – спрашивает Анита, появляясь из глубины магазина.
– Нет… ну, возможно, пройду мимо, но зачем мне туда заходить?
– К примеру, чтобы увидеть Джека? – глаза Аниты озорно блестят.
– А ты, я полагаю, уже пообщалась с Себастианом? – спрашиваю в ответ я. – Этот мальчишка разносит слухи быстрее Интернета!
– Я не виделась с Себастианом нынче утром, – в своей обычной скромной манере произносит Анита. – Он сегодня будет после обеда.
– Тогда к чему эти намеки?
– Возможно, мы пообщались по WhatsApp, – неожиданно заявляет Анита. Я даже не предполагала, что ей известно, что это такое, не говоря уже о том, как этим пользоваться.
– Скорее вы там сплетничали!
– Себастиан просто держит меня в курсе. Мы часто говорим о делах – что у него осталось несделанным и наоборот.
– И, судя по всему, о хозяйке тоже!
Анита скромно улыбается.
– Мы просто желаем тебе добра, моя милая. И потом пофлиртовать с симпатичным молодым человеком, должно быть, приятно.
Я вздыхаю.
– Во-первых, Анита, у меня нет никакого желания ни с кем флиртовать. А во‐вторых, Джека с большой натяжкой можно назвать «симпатичным молодым человеком». Вот «грубоватый мужчина средних лет со сложным характером» – это, пожалуй, про него.
– Как скажешь, дорогая, – снова улыбается Анита. – Тебе виднее.
На улице я нарочно веду Барни в противоположную сторону от магазина Джека, хотя у меня действительно было намерение увидеться с ним этим утром.
Но вообще-то я не столько искала общества Джека, сколько хотела вернуться к вопросу, который он задал мне накануне, прежде чем нас прервали.
Потому что это случилось снова.
Отпирая магазин сегодня утром, я, как обычно, бросила взгляд на витрину – проверить, все ли в порядке, а то вдруг что-нибудь упало или сдвинулось за ночь?
Все было на своих местах, а еще кое-что прибавилось – очередная вышитая картинка, лежавшая под лапкой швейной машинки, точно ее только что закончили строчить. На ней была изображена огромная бирюзовая волна, разбивающаяся о серо-синие скалы. И опять же, это была мастерская работа, но кто ее выполнил и как она попала в витрину моего магазина?
Я ничего не сказала Аните, когда та пришла. Я устроила ей форменный допрос в связи с первой картинкой, и было ясно, что ни она, ни Себастиан ничего не знают, зато Джек, как мне сейчас стало казаться, может быть в курсе.
Когда Барни вдоволь набегался, я сажаю его на поводок, и мы движемся в направлении центральной улицы и художественного магазина.
В надежде увидеть Джека я заглядываю в витрину и с радостью отмечаю значительное количество посетителей, с одним из которых он увлеченно беседует про пастельные мелки. Точно почувствовав мой взгляд, Джек поворачивается и машет мне, приглашая войти.
Я указываю на Барни.
Джек кивает и жестом показывает, что скоро освободится.
Пока мы с Барни ждем снаружи, я занимаюсь любимым делом – наблюдаю за людьми.
Середина утра, и большинство отдыхающих еще только выползают из арендованных домов и немногочисленных гостиниц Сент-Феликса.
Публика самая разношерстная: одни одеты по погоде – немного туманной и влажной, с перспективой кратковременного дождя в течение дня – и потому в полной боевой готовности: прочные ботинки, удобные штаны и ветровки. Другие либо совсем не в курсе прогноза, либо упрямо решили на отдыхе носить шорты, футболки и шлепанцы и плевать на последствия.
Я с улыбкой наблюдаю, как они фланируют мимо. Когда я только приехала сюда, мне казалось странным ежедневно сталкиваться с отдыхающими. Они редко куда спешили, и меня раздражало, что они вечно у меня на пути, идут каким-то невероятно медленным шагом. Бо́льшую часть жизни я провела в больших городах, где люди всегда куда-то торопятся, но, прожив несколько недель в Сент-Феликсе, я поняла, что бороться с туристами бессмысленно. Это как сражаться с поднимающимся приливом – все равно проиграешь, поэтому я уступила неспешному и ленивому темпу жизни у моря и сразу почувствовала, что сама стала гораздо спокойнее и расслабленнее.
Из магазина выходит парочка посетителей, а следом за ними в дверях появляется Джек.
– Привет, как дела? – говорит он. – Зайдете?
– С Барни? Вы не против?
– Ничуть. Он же привык к вашему магазину и не станет мочиться на мольберты?
– Надеюсь, что нет.
Джек разворачивается, и мы заходим.
– У меня есть собачья миска, которую я собирался поставить снаружи, – Джек тянется рукой за кассу, – но утро выдалось такое напряженное, что я не успел ее наполнить. Поможете? Тогда Барни сможет попить.
Мне приятно, что он подумал не только о Барни, но и о других собаках, разгоряченных после долгих прогулок и игр в соленой морской воде.
– Конечно. – Я беру миску. – А где у вас?..
– Возле туалета в конце магазина есть раковина, но вы лучше поднимитесь наверх – в кухонном кране вода чище.
– Ок, я быстро. Барни, будь хорошим мальчиком!
Барни уже обнюхивает Джека – выясняет, есть ли у того вкусняшки.
Я прохожу через боковую дверь, ведущую в небольшой коридор, и поднимаюсь по ступенькам с новым ковровым покрытием. И как только Джек по ним перемещается? – недоумеваю я.
Уже наверху до меня доходит, что квартира Джека не особо отличается от нашей с Молли. Через открытые двери просматриваются опрятная крохотная гостиная, две спальни, ванная и кухня – в идеальном порядке и заново переоборудованная. Я включаю воду и думаю: почему Джек решил поселиться здесь, где ему так сложно передвигаться?
Да, квартира, очевидно, прилагалась к магазину, но он мог бы ее сдавать, а сам жить в более удобном месте. Или он мог позволить себе только такой вариант? Нас с Молли устраивает жить над магазином, но Джек – другое дело. Как он справляется?
Я наполняю собачью миску и вдруг понимаю, что все здесь гораздо ниже, чем я привыкла, – раковина, бытовые приборы, плита. Джек организовал все так, чтобы дотягиваться из кресла.
Я осторожно несу наполненную миску к лестнице и замечаю вторую коляску, сложенную у балюстрады.
Джек оставляет другую коляску внизу, каким-то образом поднимается сюда и использует эту? Я раздумываю над этим, медленно спускаясь по ступенькам, чтобы не расплескать воду.
– Вот, пожалуйста, – радостно объявляю я, идя по уже опустевшему магазину к Барни. Я ставлю миску на пол возле него, и он принимается жадно лакать.
– Спасибо, – говорит Джек, наблюдая за Барни. – Как вы, возможно, догадались, подъем на второй этаж – для меня настоящая экспедиция.
– Как вы вообще поднимаетесь и спускаетесь по лестнице? – как можно небрежнее спрашиваю я, чтобы снова не обидеть его. – Это, наверное… сложно.
– Вот так, – Джек поднимает руки и напрягает хорошо развитые мускулы.
Вероятно, у меня озадаченный вид, потому что Джек продолжает:
– Я сижу на заднице и подтягиваю себя вверх и вниз, – он берется за ручки кресла и несколько раз поднимает тело вверх и вниз.
– Должно быть, вы очень сильный.
– В верхней части тела – да. Чего нельзя сказать про нижнюю. – Он печально смотрит себе на ноги. – Сколько лет уже без них обхожусь.
Тут только до меня доходит, что его ноги, облаченные в свободные брюки, – на самом деле протезы.
– Господи, что случилось? – спрашиваю я, мигом утратив тактичность. – Извините… то есть вы не обязаны рассказывать. Не хочу лезть не в свое дело.
Джек внимательно смотрит на меня – его карие глаза изучают меня, точно под микроскопом.
– Наземная мина, – наконец произносит он будничным тоном.
– Вы на нее наступили? – наивно спрашиваю я.
– Вы хоть что-нибудь знаете о наземных минах? – интересуется Джек, склонив набок голову с насмешливым видом. – Если бы я на нее наступил, меня бы сейчас тут не было.
– Ну да, конечно… простите. Так что же произошло?
– Один из моих товарищей наступил на взрыватель – двое оказались в эпицентре, их разорвало в клочки. Потом их в буквальном смысле собирали по кускам.
– О боже, – содрогаюсь я. Какой кошмар! Бедняга Джек.
– Мне еще повезло, – бесстрастно продолжает он, – я был довольно далеко, так что мне только ноги оторвало. Бо́льшую часть этой, – он указывает туда, где должна быть его левая нога, – а эту до колена.
– Мне так жаль, Джек, – я смотрю ему прямо в глаза, стараясь не глядеть на ноги. – Очень-очень жаль. Это… – я хочу подобрать правильное слово, но все они кажутся неуместными, – …это просто ужасно, – наконец говорю я.
– Не о чем жалеть, – пожимает плечами Джек. – Я ведь уже привык.
– А на протезах было бы не проще ходить? Извините, – снова говорю я. – Лезу не в свое дело.
– Перестаньте извиняться, Кейт! Мы уже закрыли эту тему.
– Изв… – начинаю я и замолкаю.
– Протезы – уместный вопрос, который мне задают довольно часто. То, что вы видите, – он показывает себе на ногу, – это косметические конечности. Они чисто для вида – нефункциональные, поэтому ходить на них невозможно. При таком увечье, как у меня, функциональные протезы противопоказаны. Не то чтобы я горел желанием носить эти, просто люди так лучше на меня реагируют, чем когда ног нет вообще. Но функциональные протезы – штука болезненная, точнее сказать – более болезненная, чем эта канитель, – он хлопает по креслу. – Я далеко не сразу к нему привык, но сейчас ловко с ним управляюсь.
– Я заметила, – улыбаюсь я.
В магазин заглядывает покупатель.
– Простите за беспокойство, у вас есть берлинская лазурь? Я думал, мне хватит, а она закончилась.
– Конечно, – говорит Джек, выезжая вперед. – Масляная или акварель?
– Масляную, пожалуйста. Небо и море тут такие потрясающие, – объясняет он мне, – что я рисую без передышки.
Мужчина рассчитывается с Джеком за тюбик краски.
– Я так рад, что нашел вас, – говорит он в дверях. – Не знаю, что бы я делал, если бы мне не сказали, что вы находитесь на центральной улице.
– Заходите еще! – кричит вслед Джек.
– Обязательно! – покупатель машет рукой на прощание. – Что-нибудь непременно закончится, если я продолжу писать теми же темпами!
– Возможно, вы наткнулись на рыночную нишу, – говорю я Джеку, когда он убирает деньги в кассу.
– В этом-то вся задумка! – говорит Джек. – В наше время товары для рисования в основном покупают онлайн, а я ориентируюсь на тех, кто что-то забыл, у кого закончилось, или на тех, кто начал писать, находясь здесь на отдыхе. Говорят, эти места способствуют раскрытию художественного таланта, порой даже когда сам человек о нем не подозревает!
– Это правда. Сент-Феликс всегда привлекал художников из-за невероятного света. Они повалили сюда валом, мне кажется, в пятидесятых. А вы сами рисуете?
– Балуюсь немного. Начал на реабилитации и с тех пор малюю. Это очень расслабляет. А вы говорили, что бо́льшую часть своей продукции шьете сами?
– Да, но мне помогают.
– Полезно разбираться в том, чем торгуешь, верно?
– Безусловно. Кстати, – я вспоминаю цель своего визита, – вчера вы собирались что-то рассказать мне о принадлежностях, купленных у Ноя.
– А, это, – Джек выглядит сконфуженно, как и прошлым вечером, когда зашел разговор на эту тему. – Я хотел узнать, не заметили ли вы в швейной машинке что-нибудь необычное?
– В каком смысле необычное? – столь же осторожно спрашиваю я.
– Ну, я не знаю, – Джек опускает взгляд. – Что-нибудь странное?
– Насколько странное?
– Кейт, – теряет терпение Джек, – совершенно ясно, что вы в теме, иначе не отвечали бы вопросами на мои вопросы!
– Значит, вам, вероятно, есть что рассказать, иначе вы не стали бы мне их задавать!
Мы вызывающе смотрим друг на друга.
– Дамы вперед, – Джек делает галантный жест.
– Ну ладно, – вздыхаю я. – Тем вечером, когда машинка попала в магазин, я ее хорошенько вычистила. Оттерла ее до блеска, но работать она не хотела ни в какую, как я ни старалась.
Джек кивает.
– И?
– Ночью она оставалась в магазине, а на следующее утро… – я снова запинаюсь. Сейчас будет такая бредятина – живо представляю, как Джек поднимет меня на смех.
– Продолжайте, Кейт.
– Когда я утром спустилась в магазин – еще до открытия, – я обнаружила в машинке вышивку, точно кто-то сделал ее и оставил для меня.
Я смотрю на него, ожидая услышать ехидный комментарий или увидеть искорки веселья в глазах, но он просто внимательно глядит на меня, ожидая продолжения.
– Что за вышивка? – к моему удивлению, спрашивает Джек.
– Картинка. И очень хорошая – вышивка изумительная. Хотя сдается мне, что это часть чего-то большего.
– То есть?
– Как будто это фрагмент большой картины, вышитой нитками.
Джек кивает.
– Но кто ее положил туда, вы не знаете?
– Понятия не имею. Я опросила всех, кто мог что-то ночью подложить, – ключи от магазина есть только у нас троих, – но все отказываются, мол, ничего не знаем. Как она туда попала – полная загадка.
– А что было на картинке? – тихо спрашивает Джек.
– На первой была часть гавани. Очень похожая на здешнюю в Сент-Феликсе, а на второй…
– Погодите, была и вторая?
– Да, прошлой ночью. На этот раз на ней была…
– …огромная волна, разбивающаяся о скалы? – к моему изумлению, договаривает Джек.
– Да. Откуда вы знаете?
– Загляните-ка туда, – Джек указывает вглубь магазина. – В кладовку.
– Зачем?
– Пожалуйста, Кейт, просто загляните.
Озадаченная, я иду вглубь магазина и открываю кладовку, на которую он указывает. Внутри много картонных коробок, вероятно заполненных товаром, а перед коробками стоит старый деревянный мольберт, на котором сохранились пятна краски от прежнего владельца. Но только мое внимание приковывает не сам мольберт, а картина, стоящая на нем, и другая – прислоненная к его ножкам.
На одной маслом изображена гавань с белым маячком вдали, а на другой – большие синевато-серые скалы, о которые разбиваются огромные бирюзовые волны.