– Ты уверен, ди… баобэй? – Мистер Тан взглянул на Тео в зеркало заднего вида, выезжая на трассу 101 и направляясь в сторону Кремниевой долины.
Тео поморщился:
– Ага.
И неудивительно, что он морщился, я тоже заметила неловкий переход от диди к баобэй. Слово неплохое, оно означает «драгоценный», «золотко», но оно было ещё одним напоминанием о том, что Джейми больше нет с нами. Тео перестал быть диди – младшим братом, – потому что у него больше не было брата. Верная своей чуткой и заботливой природе, я сочувственно погладила его по плечу, но он дёрнул плечом, сбрасывая мою лапку. О’кей, как угодно.
– Но это так неожиданно… – Мистер Тан замолк, перестраиваясь в новый ряд. – Тебя никогда не интересовала китайская культура, а эта программа такая серьёзная…
– Я же говорил, я хочу узнать, чем там занимался гэгэ. Я… – Голос Тео сорвался. – Я хочу понять, что его так увлекло.
Мистер и миссис Тан печально переглянулись. Остаток пути прошёл в мрачном молчании. С той минуты, как погиб Джейми, мы как будто носили свои чувства в туго набитых полиэтиленовых пакетах, боясь лишний раз заговорить, чтобы не задеть пакет, ведь тогда он лопнет, и наши слёзы хлынут, и польются, и потекут, и от нас останутся одни пустые оболочки.
Так близко от Маунтин-Вью дороги почти пусты. Все проносились над нами на том или ином воздушном транспорте. Я никогда об этом прежде не задумывалась, но теперь при виде пустого шоссе внутри у меня всё сжалось. Будь я лучшим компаньоном, будь у меня больше силы, я могла бы перенести Джейми на работу, как, к примеру, дракон-компаньон. Может, тогда Джейми не пришлось бы ездить на машине. Может, тогда он бы не заснул за рулём и не врезался бы в ограждение на шоссе 101. Может, он был бы сейчас здесь, рядом со мной.
Я кусала лапы, и всё у меня внутри переворачивалось от горя. Тео пихнул меня локтем, и я огрызнулась:
– Чего тебе?
– Подъезжаем.
– А. – Я постаралась стряхнуть укрывшее меня оцепенение и выглянула в окно. Действительно, мистер Тан приготовился к съезду в Маунтин-Вью. Я сосредоточилась и обратилась в золотую рыбку, весьма походившую на Янвэя. Лучше перестраховаться, вдруг кто-то узнал бы во мне компаньона Джейми. Золотая рыбка привлечёт куда меньше нежелательного внимания. Затем я задержала дыхание и скользнула в нагрудный карман на рубашке Тео. – Фу, ты когда в последний раз стирал эту рубашку?
– О чём ты говоришь? Это свежая рубашка!
– Так это твой собственный запах? – Я закашлялась, выразительно выпучив глаза[32]. Тео не обращал на меня внимания.
Мы ехали по дороге, вдоль которой росли одинаковые, как на подбор, кипарисы, пока не оказались перед большими бронзовыми воротами. Скучающий охранник нацелил свой зонд на нашу машину и провёл голубым лучом от крыши до кузова. Он кивнул, и ворота раздвинулись. И Тео разинул рот. Почти так же широко, как ворота, но менее живописно.
Не мне смеяться над его восторгом, я и сама была сражена, когда впервые попала в это место. Дело в том, что я знаю людей как весьма посредственных созданий. Право слово, я могла бы поклясться, что ещё вчера вы ютились в пещерах и подтирались лопухами, тогда как небесные создания всегда были возвышенными и совершенными. Для творения рук человеческих «Риплинг корп.» и в самом деле поражала воображение.
Кампус состоял из красивых домов, выстроенных из песчаника и окружавших величественную часовую башню. Над нами парило множество островков, а низвергавшиеся с них прозрачные водопады создавали мириады радуг. Десятки людей скользили по воздуху: одни в обычных летающих сапогах, другие в чём-то вроде огромных мыльных пузырей. Здесь был гигантский, высотой с небоскрёб, бассейн с пузырями. Люди штопором уходили под воду, выскакивали по бокам, а затем ныряли обратно.
Это зрелище разбивало моё сердце, словно зубилом. В каждой из этих диковин мне виделся Джейми. Вот он растянулся в густой траве с книгой в руках. Вот он плывёт в бассейне с пузырями, выныривает на поверхность, чтобы глотнуть воздуха, и снова погружается под воду. Вот он несётся на метле, и рот его растянут в широкой полуиспуганной улыбке.
Он всегда боялся высоты, но это не останавливало его, и он продолжал летать на метле. Я обычно оборачивалась канарейкой и летала за ним, пока он мчался по небу. Память о нём была повсюду. Он должен быть с нами и показывать нам здешние достопримечательности. Он был бы счастлив показать это место своему младшему брату.
Мистер Тан заехал на небольшую стоянку. Парковщик жестом велел нам выйти из машины. Как только мы вылезли, он произнёс заклинание и бросил в машину щепоть ярко-фиолетового порошка. Хлопок, и машина исчезла.
– Эй! Что вы сделали с моей машиной? – возмутился мистер Тан.
– Не волнуйтесь, сэр. Это новейшие чары «Риплинга». – Парковщик нагнулся и поднял с земли листок бумаги.
Тео и его родители, кажется, были в совершеннейшем восторге. Я пихнула Тео в бок:
– Открой рот ещё шире, а то я плохо вижу твои мозги.
Он захлопнул рот, но тут же открыл его снова.
– Н-но. Наша машина. Она превратилась в листок бумаги. – Он во все глаза смотрел, как парковщик скатывает бумагу-машину, скрепляет круглой резинкой и кладёт в крохотную ячейку рядом с вешалкой для одежды. Мистеру Тану он выдал квитанцию.
– Чтобы восстановить машину, достаточно пары капель тёплой воды. Следующий! – сторож махнул летающему аппарату позади нас.
– Но как они это делают? – тараторил Тео на ходу. – Это чары трансмутации? Должно быть, так? Единственные трансмутационные чары, которым нас учили, – «Мелодия растяжения» Хикенаттера, но они работали только с линейками и держались минут двадцать! Определённо, не настолько мощные, чтобы превратить в бумагу целый автомобиль. Нет, ну круто же! Такие чары должны стоить не меньше сорока рун. Или больше? О боги, откуда у них такая прорва?
Я закатила глаза:
– Если бы ты дал себе труд научиться колдовать, используя свой ци вместо кирта, то не разевал бы рот на эти салонные фокусы.
Неподалёку от парковочного комплекса была карта территории.
– Хм-м, где мы находимся? – задумчиво проговорил мистер Тан, щурясь на карту.
Вдруг наверху карты появилась щель и открылась наподобие рта:
– Доброе утро, Тео!
Тео с родителями взвизгнули и подскочили.
– Ты никогда не видел говорящую карту? – спросил рот.
– Уф. Нет, – сказал Тео. – Но откуда ты знаешь, кто я?
– Привыкай, – пробурчала я из кармана рубашки. – Они не жалеют сил, чтобы произвести впечатление на новичков.[33]
Рот растянулся в улыбку:
– Я знаю всех, кто прибывает в кампус корпорации «Риплинг», и, разумеется, знаю, где они находятся. – Рот собрался в трубочку – если тебе не довелось видеть, как безликий рот собирается в трубочку, считай, тебе повезло, – и выдул шар такого размера, что он бы запросто мог проглотить Тео вместе с родителями. – Пройдите внутрь. Он доставит вас к месту проведения экзамена.
Вся троица робко шагнула внутрь, словно боялась, что пузырь вот-вот лопнет. Когда все оказались внутри, пузырь плавно поднялся в воздух. Я чувствовала, как учащённо забилось сердце у Тео при виде удаляющейся из-под ног земли.
Я не удержалась от невинной шутки:
– Ты паришь на высоте сотни футов над землёй, и от падения вниз тебя отделяет лишь тонкая мембрана магического пузыря. И чего тут бояться?
Он громко сглотнул, а я втихомолку хихикнула.
Из пузыря мы могли обозревать кампус с высоты птичьего полёта. Мы пролетели над гигантской статуей основателя компании, Хассана Таслима. Я никогда не понимала этого обычая – ставить памятники. Это так по-человечески – создать собственное подобие, словно желая оповестить всех и вся о своём нарциссизме.
Эта статуя была особенно невыносимой. Изваянная в мраморе, она, однако же, двигалась на пьедестале, махая посетителям. И она ничуть не походила на оригинал – настоящий Хассам Таслим был лысеющим коротышкой с брюшком и дурной осанкой, а статуя щеголяла роскошной шевелюрой и рельефной мускулатурой[34]. Единственной узнаваемой деталью были радужные очки, которые он действительно носил постоянно.
– Ничего себе! Сколько же кирта потратили на то, чтобы статуя могла двигаться, – восхитился Тео. – Знаете, я в прошлом году был в музее науки, и там были статуи, которые двигались по чуть-чуть, рывками, и нам сказали, что одни чары стоят сотни рун. Сотни!
– Какая жалость, что мистера Таслима больше нет, – заметила миссис Тан. – Великий человек. До него не было никакого ки…
– Кирта. Да, мама. Я знаю. Мы всё это проходили в школе.
Пятьдесят лет назад, когда Хассан Таслим открыл способ создавать руны, это стало революцией, которая продолжается до сих пор, – и дело тут не только в том, как кирт изменил мир, но и в том, что никто не знает, как Таслиму это удалось[35].
Разумеется, о существовании магии знали все. Ци, мана и другие формы магической энергии окружали нас с начала времён, но среди людей лишь отдельные прекрасно обученные индивидуумы были способны зачерпнуть из этих источников. И даже тогда налагаемые ими чары были крайне ограниченны, никакого сравнения с мощными заклинаниями, создаваемыми при помощи рун. В те времена люди предпочитали использовать технологии – всякие глупости вроде компьютеров и электроники. Они были намного доступнее волшебства.
Когда Хассан Таслим открыл способ собирать кирт и хранить его в медальонах для массовой продажи, руны распространились по миру, как чумное поветрие, уничтожив необходимость изучать какие-либо другие формы магии.
Теперь даже дети выпрашивают медальоны, едва подрастают и понимают, что с ними делать, а все школы ввели базовый курс заклинаний. В школах отказались от компьютеров в пользу магических тетрадей, а на смену электромобилям пришли кирт-мобили.
– Представь, прошло целых двадцать лет после открытия кирта, прежде чем руны разрешили продавать в Китае. Наше правительство считало, что руны вредны, что они блокируют ци, – сказала миссис Тан.
– И оно не ошибалось, – подтвердила я.
Тео закатил глаза. Но прежде чем я нашлась с остроумным ответом, наш пузырь приземлился перед зданием с огромным куполом.
– Вы прибыли на место проведения экзамена, – сказал автоматический голос. – Удачи на экзамене!
Эге. Насколько я могла судить о знакомстве Тео с родным языком и культурой, нам потребуется вся удача на свете, чтобы пройти испытание.