В свою комнату Кейси не пошла. Парадное крыльцо ближе, и по утрам там обычно никого нет. В том числе и сегодня.
Крыльцо было большое – правда, шириной всего в десять футов, зато в длину все восемьдесят, во весь фасад дома. Здесь стояли столики и стулья, нашлось место и для пары качелей – отец велел установить их тут; мать обустроила большой цветник, и потому плевательницы обитателей ранчо были не так заметны.
Кейси подошла к перилам и схватилась за них так, что побелели костяшки пальцев. Окинула взглядом владения Стратонов, ее отца и деда. Плоские равнины, но кое-где виднелись холмы и деревья вокруг источников, повсюду кактусы и типичная для Техаса живность. У северной границы растет лес, но из дома его не увидеть. Границей, отделяющей одно ранчо от другого, служит русло реки. Дальше к югу совместное владение – озеро с чистой водой, полное окуней. Сильная, прекрасная земля. Но этим весенним утром Кейси едва ли это замечала.
Она наговорила отцу лишнего, но и ему следовало быть разумнее. Кейси чувствовала вину и злилась так, что было трудно дышать. И если к злости она привыкла – братья обожали дразнить сестру, – то чувство вины для нее ново. А она действительно провинилась.
О чем Кейси только думала? Отцу действительно было наплевать на Бар-Эм. С имениями Флетчера он не хотел иметь ничего общего и никогда этого не скрывал. А Кейси деда любила и не понимала, почему они с Чендосом не могут забыть старые обиды и жить мирно. Флетчер со своей стороны прилагал к этому все усилия. Но Чендос оставался непреклонен.
Конечно, Кейсли слышала, что жена Флетчера Мира бросила его из-за многочисленных измен и сына забрала с собой. Флетчер искал их везде, но оба исчезли бесследно.
Где они скрывались, Флетчер так и не узнал, пока многими годами позже Чендос не объявился на ранчо Бар-Эм. Ему крупно повезло, что его не пристрелили, когда он подъехал к дому на своем коне, одетый в штаны из оленьей кожи и с длинными черными волосами, заплетенными в косу. Его едва ли можно было отличить от индейца, только темно-голубые глаза выдавали – глаза Миры, по которым Флетчер и узнал сына.
Как говорил дед, жена ушла от него в порыве ярости. Неизвестно, правда ли это, но в пути Мира не была осторожной, почему они с ребенком и попались в руки индейцев племени кайова, а те продали их команчам. К счастью, им повезло. Молодой храбрец взял Миру в жены и усыновил Чендоса. Через несколько лет у них родилась Белый Ветерок, и Чендос обожал свою единоутробную сестру.
Чендос был совсем ребенком, когда с матерью попал в плен. Через десять лет ему исполнилось восемнадцать, и он готовился вступить в племя на равных правах с остальными мужчинами. Но Мира отправила его к отцу, домой, потому что хотела, чтобы сын попробовал жить среди белых людей до того, как привыкнет к образу жизни индейцев.
Однако она ошиблась. Привыкнув выполнять просьбы матери, Чендос поехал, хотя уже давно решил, как проживет оставшуюся жизнь. Его вырастили команчи, и он чувствовал себя одним из них.
Но узнать от белых побольше Чендос счел полезным – он мнил их своими врагами. К несчастью, взбудораженный внезапным возвращением сына, Флетчер решил, что тот намерен остаться, и не замечал враждебности. При этом сам старик, в те годы упрямый, властный и несдержанный, отношения с сыном только портил, а не улучшал.
Мужчины спорили все время: отец пытался переделать сына под себя, а тот не поддавался. Юношу восемнадцати лет Флетчер считал ребенком, которого можно воспитать, и обращался с ним как с мальчишкой. Но Чендос уже не был ребенком. И хуже того, Флетчер в итоге применил силу.
Он велел своим людям насильно обрезать Чендосу косы. И, по словам Флетчера, это была настоящая битва: парень ранил троих и сбежал – спустя всего три года после приезда. Флетчер и не думал, что еще когда-нибудь его увидит. И справедливо, ведь Чендос не простил отца, даже после его смерти.
Флетчеру не скоро стало известно, что Чендос обнаружил множество членов своего племени мертвыми – убитыми шайкой белых. Мать и сестру его изнасиловали и убили, и случилось это как раз в тот самый день, когда он вернулся. В течение четырех лет Чендос и выжившие команчи преследовали убийц, чтобы отомстить. Месть их была жестокой: негодяи страдали и мучились не меньше, чем женщины и дети индейского племени. Тогда Чендос и повстречал Кортни Харт, будущую мать Кейси.
Кортни тогда была еще девочкой и вместе с отцом и мачехой перебиралась через Канзас в Техас. Так уж вышло, что их отец поставил палатку на земле одного из тех белых, напавших на племя команчей. Месть индейцев обрушилась на белых той ночью, и Чендос был с ними. Гибель матери и маленькой сестры, жестокая и мучительная, взывала к возмездию. Но Кортни он пощадил, обнаружив ее в амбаре. И страсть пробудилась в тот роковой день – по крайней мере для Чендоса.
Немногим белым удалось выжить, но отца Кортни среди мертвых не нашли и решили, что индейцы забрали его. Была надежда, что он выживет. Кортни осталась с мачехой в Канзасе и только четырьмя годам позже узнала, что отец жив. Считая дочь погибшей, мужчина отправился в Техас и жил в Уако.
Тогда же состоялась вторая встреча Кортни и Чендоса, хотя девушка решила, что видит его впервые: как признать в мужчине, увешанном оружием и постриженном как белый человек, пощадившего ее индейца с косами? С оружием Чендос охотился на оставшихся в живых убийц, скрывавшихся в городах. Чендос помнил Кортни и чувствовал привязанность к ней, так что решил сопроводить ее через индейские территории в Техас и помочь найти отца.
Во время путешествия они полюбили друг друга, но к тому моменту, как Кортни наконец нашла отца, ни один не смог признаться в своих чувствах. Тогда же она познакомилась с Флетчером, проживавшим рядом с Уако. Чендос сам оставил ее на ранчо Бар-Эм, поручив экономке (единственному его другу в родных краях) заботиться о девушке. С отцом он встречаться не хотел и не ожидал, что экономка Мэгги узнает его.
Так отец и сын встретились снова. Кортни не захотела покинуть ранчо, когда Чендос приехал к ней с предложением руки и сердца. И он решил поселиться по соседству с Флетчером, исключительно для того чтобы показать отцу свою способность вести хозяйство самостоятельно, без посторонней помощи. У Чендоса скопились средства в банке Уако – деньги, что Флетчер много лет назад положил на имя сына, – но он никогда не прикасался к этим деньгам и не планировал делать это в будущем. Чендос всего добился своими силами.
Он предложил Кортни выбрать название для ранчо. Имя «Кей-Си» ей показалось подходящим – аббревиатура по первым буквам имен Кейн и Кортни[1]. Так она надеялась сблизить Флетчера и Чендоса. Затея успехом не увенчалась, хотя название Чендос принял. Только вот на данное отцом при рождении имя откликаться отказывался, хотя Флетчер упорно называл сына только Кейном. Когда родилась дочь, Кортни назвала ее Кейси – именем, состоящим из тех же инициалов, – тем самым предприняв еще одну попытку примирения. Чендос не возразил против имени, но мотив жены проигнорировал.
Флетчер и Чендос никогда не жили мирно. Даже со смертью отца сын не похоронил разногласий. Когда-нибудь, безусловно, оба ранчо объединятся в руках его детей, и, возможно, именно по этой причине Чендос предпочел бы, чтобы оно пришло в упадок, чем получило толкового управляющего.
Но Кейси никогда не позволяла себе высказывать эти мысли вслух – ведь то была бы неисцелимая рана для отца. Она никогда его не оскорбляла – до сегодняшнего дня. И теперь была страшно собой недовольна.
Кейси не заметила, как к ней кто-то подошел, но услышала слова:
– Хотите поплакать, мисс?
Она и не оборачиваясь знала, кто задал этот вопрос – вполне вероятно, Соутус все это время был рядом и слышал ее спор с отцом. После смерти Флетчера Кейси настолько сдружилась со стариком, что он получил право задавать ей любые вопросы и рассчитывать на честные ответы.
– Какой прок от слез? – с трудом выдавила она.
– Никакого, конечно, от них только хуже. Что вы будете делать?
– Докажу папе, что мне не нужен муж, что смогу управлять мужчинами на ранчо, не привязывая никого к своему фартуку.
– Воистину, ведь вы и фартуков-то не носите, – усмехнулся Соутус. – Ну и как вы этого добьетесь?
– Начну делать работу, неподходящую для женщин, – ответила Кейси.
– А что, работы, подходящей для женщины, так мало, чтобы искать неподходящую?
– Я говорю о по-настоящему неподходящей работе – опасной или настолько тяжелой, что женщина и не вздумает за нее взяться. К примеру, Оукли была скаутом и пасла быков, так?
– Ходят слухи, что Оукли похожа на мужчину больше любого другого мужчины и одевается соответственно. Ну а вы какой труд себе выберете? Неужели какую-нибудь подобную глупость?
– У каждого свой взгляд на то, что является глупостью. Разные случаи бывают, и иногда возникает необходимость делать то, что иной может назвать безрассудным. Но в моем случае не в этом дело. Я не смею и рассчитывать, что папа передумает, поэтому сама должна что-то предпринять. Его упрямства хватило бы на десятерых, и все мы знаем, в кого он такой уродился.
Соутус фыркнул. Он был добрым другом Флетчера, но все же признал:
– Его поведение мне тоже не нравится.
– Да хуже некуда! – хмуро сказала Кейси. – Я ведь не просила уступать мне из жалости. Папа знает, на что я способна, и поверить не могу, что теперь мне придется доказывать ему очевидное. Стоит хорошенько подумать.
– Слава богу! Лучше не спешите действовать, мисс.