Полли выжидательно посматривала на улицу, делая вид, что ее там решительно ничего не интересует, хотя и понимала, что ее притворство не имеет значения: окна располагались до смешного высоко, никто не мог бы в них заглянуть. Она переоделась, выбрав милую блузку в цветочек. Полли уже слегка отвыкла наряжаться, и она просто не представляла, что лучше надеть для встречи с членом семьи Хакла. Конечно, она разговаривала по телефону с его родителями, но ведь это совсем другое!
Полли знала, что Дюбоз моложе Хакла и что они ладят друг с другом, однако Дюбоз долго не задерживался ни на одной работе и ни к чему не привязывался, в отличие от старшего брата, а теперь, между путешествиями, трудился на ферме. Вместе с тем она представляла его себе веселым человеком… Полли сама себе не верила, когда думала о том, до какой степени хочет понравиться Дюбозу. Ее сестра и мать влюбились в Хакла в первые же десять секунд. Полли надеялась, что это было взаимно.
– И не вздумай тут накакать! – строго сказала она Нилу.
Нил был недоволен тем, что Хакл не взял его с собой на автобусную станцию. Полли постаралась ободрить тупика, притащив домой его любимейшую вещь – коробку, полную обрывков упаковочной пленки. Когда Полли отворачивалась от Нила или выходила из комнаты, сразу раздавались характерные звуки – тот запрыгивал в коробку и начинал топтаться в ней, раскидывая обрывки маленькими перепончатыми лапками. Как только хозяйка возвращалась или смотрела в его сторону, Нил тут же вспархивал из коробки и подлетал к окну.
На небе проступили розовые краски. Полли заметила, что дамба начала постепенно показываться из воды, и вскоре после этого раздался рев мотоцикла, несущегося по мощеным улицам. Это, пожалуй, был самый громкий звук на острове, однако он обещал скорую встречу, и Полли всегда прислушивалась к нему с улыбкой. Но сейчас ей было не до улыбок. Она нервно коснулась губ помадой, которой обычно не пользовалась, и спустилась по лестнице.
Высокий стройный парень вылез из коляски и снял запасной шлем, встряхивая светлыми волосами, такими же, как у старшего брата. Лицо у Дюбоза было у́же, чем у Хакла, с острым подбородком, а светло-голубые глаза искрились смехом.
– Вау! – воскликнул он, окидывая взглядом маяк. – НЕВОЗМОЖНО! Вы живете здесь?
– Возможно, – сказал Хакл, забирая из коляски грязный чемодан. Он обошел мотоцикл и остановился рядом с Полли. – А это…
– Вау! Ну да! Холли! – воскликнул Дюбоз, бросаясь к ней и решительно целуя в обе щеки.
– Полли, – поправила его она.
– Так даже лучше, – ответил Дюбоз, подмигивая ей. – На самом деле я именно это и сказал, просто из-за моего экзотического акцента меня трудно понять.
Полли невольно улыбнулась, а Хакл выразительно закатил глаза.
– Входи, – предложила она.
Дюбоз позволил Хаклу нести его чемодан.
– А где Нил? – спросил Хакл, когда они начали бесконечный подъем по винтовой лестнице.
Дюбоз тем временем сыпал восторженными восклицаниями.
– Он в дурном настроении, потому что ты не взял его с собой.
– Он же не любит автобусы, – возразил Хакл.
– Это вы о вашей птичке, да? Круто! – восхитился Дюбоз.
Они вошли в гостиную на вершине башни. Накануне Полли потратила немало времени, чтобы придать комнате привлекательный вид. Однако тупик успел всюду раскидать упаковки арахиса и к тому же основательно нагадил в коробку.
– Нил! – рассерженно вскрикнула Полли.
Дюбоз расхохотался.
Во время ужина Дюбоз потчевал их историями о своих путешествиях, и большинство из них заканчивалось тем, что он оказывался в какой-нибудь важной компании или за кулисами во время рок-концерта. Еще были рассказы о том, как он выкручивался из ситуации, оставшись абсолютно без денег, или нырял в мусорный бак вверх ногами. Он не прочь был посмеяться над собой.
– А все эти девушки! – вздыхал он. – О Хакл, тебе бы увидеть тех блондинок в Рейкьявике!
Хакл слегка натянуто улыбнулся и спросил:
– А Клемми по тебе не скучает? И разве сейчас не время отёла?
– Она потрясающая! – закивал Дюбоз. – И знает, что мне иной раз необходимо вырваться на свободу, погнаться за мечтой, понимаешь?
– А что, все твои мечты заканчиваются сном в мусорном контейнере?
Дюбоз отвернулся.
– Полли, этот пирог – просто сенсация! Думаю, ты можешь оказаться гением. Ты гений?
– Нет, – с улыбкой ответила Полли, с любопытством наблюдавшая за братьями.
Ей показалось странным, что Хакл вроде как раздражен; с ним такое случалось крайне редко.
– Она гений, Хакл! Ты должен купить ей пекарню.
Последовало неловкое молчание. Но уже через секунду Хакл начал собирать тарелки.
Дюбоз посмотрел на свои часы:
– Ну и куда мы теперь пойдем?
Было 21:30.
– Ну… – замялась Полли. – Вообще-то, обычно мы в это время идем… спать.
Дюбоз казался ошеломленным.
– Ты серьезно? Но сейчас вечер пятницы!
– Знаю, – кивнула Полли. – Просто в воскресенье мы ждем гостей. Надеюсь, они тебе понравятся.
– Да это же просто чушь собачья! – кричал Дюбоз, пошатываясь на верхней галерейке.
Они еще не совсем пришли в себя после пирога с крольчатиной, приготовленного Полли для воскресного ланча. Пирог был поистине сенсационным, хотя теперь они с трудом могли о нем вспомнить, потому что Хакл принес пару литров медовухи, которая обещала восстановление нервных окончаний ниже пояса, а заодно гарантировала, что назавтра некто будет бродить за вами по комнате, колотя по вашей голове острым обломком кирпича.
Но сегодня, мечтательно размышляла Полли, это не имело значения.
Над гостиной в маяке располагался прожектор. Он работал автоматически, но время от времени, в соответствии с запутанным актом владения, по лестнице поднимался человек, чтобы протереть стекло и все проверить. вокруг прожектора для этих целей была построена металлическая галерейка, куда вела узкая лесенка. Когда Полли покупала маяк, ей и Хаклу много раз напомнили, и в весьма выразительных терминах, что эта галерейка им не принадлежит, что она очень опасна и ею может пользоваться лишь квалифицированный специалист, со страховкой, в особом жилете и шлеме.
Поэтому, естественно, каждый солнечный день они поднимались туда с огромными подушками и растягивались на маленькой площадке. Там было прекрасно, если не смотреть вниз между металлическими прутьями ограждения, и не стоило туда лезть при сильном ветре. но в хорошие дни наверху было просто изумительно: вы как будто плыли сквозь облака. Так что сейчас Полли и ее подруга Керенса расположились в укрытом от солнца местечке, на карнизе в верхней части лесенки, спускавшейся к основному корпусу маяка, Рубен бесстрашно разлегся, загорая, на металлической галерейке, а Хакл уселся прямо на ограждение, спиной к стене маяка, свесив длинные ноги и глядя на море. Дюбоз устроился рядом, а Нил топтался на галерее, надеясь получить свою порцию крошек. Его коготки звонко постукивали по металлу, когда он наворачивал круг за кругом, и Полли даже подумала, что у него может закружиться голова. Каждый раз, приблизившись к Рубену, Нил вспрыгивал на его ноги и ковылял прямо по нему.
Тем временем Дюбоз с Рубеном начали нелепую перебранку на тему зерновых субсидий: первый спорщик разрумянился, второй же откровенно наслаждался.
– Накакай на него! – прошипела Керенса. – Давай, Нил! Я серьезно! Меня мутит от этого спора!
– Никаких «накакай»! – важно заявила Полли как раз в тот момент, когда птичий помет действительно полетел сквозь металлические прутья на камни, где детвора с рыболовными сетями копошилась в поисках мелкой рыбешки и моллюсков.
Все пятеро на вершине маяка тут же посмотрели вниз, затаив дыхание, а потом испустили общий вздох облегчения, когда «снаряд» упал в ближайшую лужицу среди камней.
– Все, чего мне хочется, так это чтобы мой тупик научился пользоваться человеческим туалетом, – сказала Полли. – Неужели я многого хочу?
– А другая причина для зерновых субсидий – то, что…
– И все равно, – произнес Рубен, не обращая внимания на Дюбоза и поворачиваясь к Полли. – Почему ты не позволяешь мне купить для тебя пекарню?
Полли вздохнула.
Рубена невозможно было остановить, если он переходил к интересующей его теме. Старый друг Хакла, он заработал уйму денег, продавая что-то через Интернет в Сан-Франциско, и часто пытался объяснить, как устроен его бизнес, но ему ни разу не удалось втолковать это Полли. В любом случае теперь он владел частным пляжем для серфинга и потрясающим домом в стиле модерн в Северном Корнуолле.
Керенса же была подругой Полли из Плимута. Поначалу она полагала, что решение Полли перебраться на приливный островок – глупейшая идея из всех, какие только ей приходилось слышать. Потом она стала приезжать в гости. Керенса терпеть не могла шумного друга Хакла, Рубена, пока однажды ночью не встретилась с ним наедине… С тех пор они стали неразлучны, а теперь уже были женаты.
– Я серьезно! Эта женщина, похоже, еще хуже, чем миссис Мэнс. А этот ее Малкольм… он чем занимается?
– Ну… вроде консультант… – ответила Полли.
– Что, по зерновым субсидиям? – спросил Дюбоз. Во время спора он вскочил на ноги и сейчас начал испытывать неловкость.
– Консультант в какой области? В больничном деле? Или по банкротствам? По жареной картошке?
– Не знаю.
– Он выглядит пустышкой, – заявил Рубен. – Позволь мне откупиться от него. Я ему скажу, что я главный консультант по пекарням – кстати, я вполне мог бы им быть, – а потом куплю обе пекарни, и дело сделано!
– Ничего не сделано, – ядовито возразила Полли. – Я не хочу, чтобы ты выкупа́л меня из неприятностей.
– А почему нет? – удивился Рубен. – Выкупа́ть людей из неприятностей – это одно из тех дел, в которых я изумительно хорош!
– Он всегда такой? – проворчал Дюбоз.
– Тебе бы лучше сесть, Дюбоз, – посоветовал ему Хакл. – Мы довольно высоко.
– Ты был бы боссом похуже этого Малкольма, – буркнула Полли. – В любом случае – нет. Не надо. Мы друзья. Мы только поссоримся из-за этого. Пожалуйста.
– Но я постоянно всех покупаю, – удивился Рубен.
Полли не смогла бы ему объяснить, не сумела бы заставить его понять – впрочем, он счел бы ее объяснения нелепыми, – как оскорбительно для нее это предложение. Отчасти потому, что она считала: из друзей получаются плохие партнеры. Конечно, Рубен напрочь забыл бы о пекарнях, едва купив их, но что же в этом хорошего? Подобное отношение доказывало бы, что он не придает большого значения ее работе. Была и другая причина, хотя Рубен счел бы ее забавной: Полли полагала, что похожа на него. Она была предпринимателем, она работала на себя; она надеялась однажды подняться выше, стать владелицей предприятия, а не просто менеджером.
Вот уж за что следовало благодарить миссис Мэнс, так это за то, что она оставляла Полли в покое – кроме тех случаев, когда начинала жаловаться, – и позволяла вести дело по-своему. Полная свобода действий была по душе Полли, она чувствовала в себе деловую жилку. Ей нравилось принимать решения и видеть результат. Она не хотела, чтобы Рубен болтался рядом со своими друзьями и критиковал ее действия, не желала, чтобы ей протягивали руку помощи, которой она не заслуживала. Ей хотелось все делать самой.
– Ну, только не меня, – сказала она.
– И не меня тоже, – заявила Керенса, подливая себе медовухи.
– Если не считать того браслета, который оказался таким тяжелым, что у тебя заболело запястье, – напомнила ей Полли.
– О да! – ухмыльнулась Керенса. – Я и забыла об этом.
Полли улыбнулась ей:
– Как тебе возвращение на работу?
– Бог ты мой, да там одна чепуха происходит! – нахмурилась Керенса. – Вот честно, мне бы понравилось, если бы мои сотрудники вели себя по-лакейски. Например, все, с кем работает Рубен, похожи на перепуганных слуг.
– Может, тебе следует быть построже?
– Да куда уж больше-то!
– А ты не работай! – сказал Рубен. – Когда ты так занята, мне в любом случае достается меньше секса.
– Ну да, всего два раза в день, – прошептала Полли, а Керенса хихикнула и покраснела.
Она настояла на том, чтобы вернуться на работу после медового месяца, который растянулся на несколько. Молодожены объездили земной шар, останавливаясь в модных отелях, питаясь в лучших ресторанах и, как отметила Керенса, безудержно толстея.
– Самое паршивое, – сказала она, – что в этих культовых местах рядом с тобой находятся другие женщины, и они все до одной ТАКИЕ ХУДЫЕ! У них всегда, постоянно есть исключительная возможность выбирать лучшую еду, какая только существует в мире, и это изумительно, просто прекрасно, – а они практически не едят НИЧЕГО! Они только гуляют и болтаются в спа! – Керенса сдвинула брови. – До того как мы поженились, я думала, что мне здорово удается сохранять стройность и не переедать. Но черт побери, они же переводят это на совершенно новый уровень!
– Ты выглядишь фантастически! – заявила Полли преданно, но честно.
В былые времена у сухопарой подтянутой Керенсы был довольно суровый вид. Теперь ее фигура слегка округлилась, черты лица смягчились, она казалась намного моложе своего возраста, и ей это очень шло.
– И все эти попрыгуньи Барби только и говорят, что о цвете загара, – содрогнулся Рубен. – Черт! Да ты лучше их всех, Кей, потому что я всегда выбираю лучшее из лучшего. Всегда. Потому и выбрал тебя…
Он уже готов был снова начать долгую речь. Полли растянулась на солнышке и улыбнулась, видя, как счастлива ее подруга.
– И все равно мне необходимо было вернуться на работу, – прошептала Керенса. – Я ужасно себя чувствовала, когда просто бездельничала и тратила деньги. Признаться, такое ничегонеделание забавляет тебя каких-нибудь пять минут. А потом от этого начинает мутить.
– Согласна, – негромко произнесла Полли. – Это же очевидно. Я, например, вот-вот начну работать на Консультанта Малкольма.
– Если только не позволишь мне… – встрял Рубен.
– Нет!
– Ух ты, приятель, забавные у тебя друзья! – неодобрительно заметил Дюбоз.
– Однако Рубен сам делает свои деньги, – спокойно напомнил Хакл. – И может поступать с ними, как ему заблагорассудится.
Дюбоз нахмурился:
– Я тоже работаю.
– Да, когда не удираешь во время весенней посевной, – кивнул Хакл.
– Если тебе хочется работать на ферме, так ИДИ И РАБОТАЙ НА ФЕРМЕ! – раздраженно бросил Дюбоз. – Только и от тебя тут пользы не много: болтаешься без дела, разводишь канитель с медом и ешь пироги. По крайней мере, когда ты жил в нашем городе, мама тобой гордилась.
Полли скользнула в ванную, где Хакл готовился ко сну. Дюбоза он предоставил самому себе.
– Что между вами происходит? – спросила она.
– Ой, обычные разборки между братьями. Не нужно было позволять ему цепляться ко мне, – ответил Хакл, но выглядел он невесело.
Полли обняла его.
– Если хочешь знать, – сказала она, – на мой взгляд, он кажется немного потерянным. Как ты думаешь, у них с Клемми все в порядке?
Хакл вздохнул:
– Она очень терпелива. У них довольно неплохая ферма, понимаешь? Но каждый раз, когда они зарабатывают немного денег, он тут же тратит их на поиски самого себя. Я люблю его, но он никогда не умел вкалывать по-настоящему.
– Но он же работает на ферме! – возразила Полли. – А фермерство да рыбный промысел – труд потяжелее прочих занятий.
– Знаю, – кивнул Хакл. – Именно поэтому ему и нужно время от времени выпускать пар.
– И поспорить насчет зерновых субсидий?
– Он вечно хорохорится.
– Классический младший брат, – кивнула Полли. – Наверное, он обожает тебя.
Хакл нахмурился:
– Только как-то смешно это проявляет.
– Может, он о тебе то же самое говорит.
Хакл положил свою выцветшую голубую хлопковую рубашку в корзину для стирки и сменил тему:
– Что скажешь о предложении Рубена? – (Полли скривилась.) – Я понимаю, что ты чувствуешь.
– Неужели понимаешь?
– О, полностью! Он пытался и в мое дело соваться. Можешь вообразить? «Этот мед неправильный, Хакл! Я бы сделал все гораздо лучше! У меня шесть международных наград пчеловода!»
– Наверное, так и есть.
– В общем, я все-таки тревожусь. Из-за этого нового типа. И насчет денег.
– Не стоит. – Полли подошла и поцеловала его. – Что может произойти в худшем случае? Кроме того, что меня выгонят и мы все потеряем?
Они помолчали.
– Тогда мы и поползем на коленях к Рубену, – резюмировал Хакл.
Оба усмехнулись, стоя под тусклой лампочкой ванной комнаты.
– Да, очевидно, – согласилась Полли. Потом посмотрела на него. – Нет. Это наша жизнь, не забывай. Не Рубена, не Дюбоза. Не чья-то еще.
– Я об этом постоянно помню, – просто ответил Хакл. – Когда просыпаюсь утром и осознаю, что ты лежишь рядом со мной.
– Думаю, мне просто необходимо поцеловать тебя еще раз, – сообщила Полли.
Она проснулась еще до того, как зазвонил будильник, прислушалась к себе: в порядке ли голова после медовухи? Оказалось, все не так уж плохо…
Снаружи было еще темно. Полли слышала, как Нил бродит по гостиной наверху, занимаясь своими птичьими делами. Внизу во второй спальне, где спал Дюбоз, стояла тишина. Сначала Полли не поняла, почему у нее такое ощущение пустоты в животе, потом вспомнила – этим утром к ним собирался «заскочить» Малкольм и «заняться делом». Внезапно она сильно занервничала.
С тех пор как она начала работать в Полберне, ей пришлось научиться многим вещам, новым для нее, и она часто сомневалась в себе, но не в своем пекарском мастерстве. Это было то, что она знала; то, за что бралась в моменты волнения и стресса, – месила тесто, ставила его в печь, превращая простую муку, воду, дрожжи и соль с сахаром в разнообразные вкусные изделия.
Полли встала, двигаясь по спальне тихо, чтобы не разбудить Хакла, хотя в этом не было необходимости. Он спал как убитый.
Шторы в спальне отсутствовали: во-первых, из-за того, что заказывать и устанавливать круглые карнизы дорого, долго и трудоемко; во-вторых, сюда, на четвертый этаж, все равно никто не мог заглянуть; в-третьих, Полли нравилось, что летом ее будило солнце, ведь ей все равно нужно было вставать, а Хакл ничего не имел против. Но сегодня, когда Полли умывалась и чистила зубы, натягивала старые джинсы, надевала кеды «Конверс» и полосатую футболку, солнце еще и не намекало на свое появление. Полли накинула куртку и выскользнула за дверь.
Она легко пробежала по булыжной мостовой, вошла в «Маленькую пекарню на Бич-стрит» и первым делом включила кофемашину, смолов немного свежих кофейных зерен. Этот ритуал был невероятно важен, с него начинался рабочий день: Полли не могла проснуться по-настоящему, пока не выпивала чашечку крепкого эспрессо, прислонившись к кухонным шкафам и глядя в заоконную темноту.
Потом она проверила большую дровяную печь. Это был подарок Рубена, и эта печь по-настоящему никогда не гасла; тягу лишь прикрывали на ночь. Когда печь разогревалась, в ней пеклись микетты, благоухающая дымком фокачча, основа для пиццы и пироги; и все это было вкуснее, чем где-либо, особенно если расположиться с едой на свежем воздухе, в идеале на солнышке, чтобы слегка приправить выпечку песчинками с пляжа. Другие печи тоже разогревались – каким бы холодным ни выдалось утро, в пекарне всегда было тепло, – и Полли трудилась над большими порциями теста, подошедшего за ночь, ловко укладывая будущий белый или черный хлеб в жестяные формы, что выстроились перед ней, – чистые, но почерневшие от времени и частого применения. Патина на них, по твердому убеждению Полли, лишь улучшала вкус вместе с мелкой морской солью, на использовании которой она настаивала, лучшей мукой и небольшим количеством приправ, добавляемых в хлеб с отрубями, что делало корочку хрустящей. Да, здесь буханка стоила дороже, чем в большом супермаркете на материке. С этим Полли не могла спорить. Она просто надеялась, что за разницу стоит доплачивать, поскольку ее хлеб был настолько вкуснее массовой продукции, что вы просто не могли от него отказаться. Выпеченный Полли хлеб покупали изо дня в день, значит жители городка разделяли ее убеждение.
Полли приготовила небольшую партию особого хлеба, который отправлялся в шикарный ресторан «Маунт» во время туристического сезона. Сейчас было не самое горячее время, и ресторан не работал по понедельникам, так что Полли испекла этого хлеба совсем немного. Это была фокачча с удивительно насыщенным вкусом и роскошным ароматом – в тесто добавлялись вяленные на солнце помидоры, розмарин и оливковое масло. Стоило откусить кусочек – и словно веяло летним ветерком в ленивый послеполуденный час в итальянском садике где-нибудь в патио (не то чтобы Полли сиживала под кронами деревьев в итальянских патио, но ей нравилось это представлять).
Она также приготовила хлеб с изюмом и корицей на соде, он был плотным и пряным; много не съешь, однако подсушенные в тостере ломтики, смазанные маслом, могли служить прекрасным основным сопровождением к послеобеденному чаю. Полли взяла немножко из первой партии, чтобы порезать на пробу, и выложила на маленькую тарелку возле кассы. Мало кто удерживался от искушения съесть кусочек, и это помогало убедить покупателей, которых отпугивали иностранные названия или что-то более необычное, чем пицца.
К половине восьмого пекарня гудела и дышала теплом, распространяя чудесный аромат. Джейден кипел энергией, подметая и протирая, выкладывая хлеб из форм, – с этим он теперь справлялся относительно легко, не обжигаясь, не то что в первые два месяца.
Глядя на Джейдена, Полли гордилась тем, каким ловким он стал, как безупречно выкладывал рядами сдобные булочки на сияющие чистотой поддоны, как тщательно упаковывал белый хлеб, чтобы отнести его в старую пекарню, где Флора сделает из него сэндвичи. Все в этот момент работало – надо постучать по дереву! – словно хорошо смазанная машина. Полли открыла сейф и отсчитала мелочь для сдачи, думая – как и каждый день – о Хакле, хотя она никогда не сказала бы ему об этом. Наверное, он уже проснулся, потягивается в постели, и волоски на его широкой груди золотятся в утреннем свете…
Полли радостно улыбнулась самой себе, закрыла сейф и повернулась к прилавку. Она услышала гудение моторов – рыбацкие лодки возвращались домой после долгой ночи на воде – и посмотрела на часы. Без десяти восемь. Можно начинать; людям нравится, когда ты открываешься немножко раньше, и хотя день вроде бы ветреный, владельцы собак уже вышли со своими питомцами на утреннюю прогулку и бродят по камням, спустившись к молу. Собачники нередко заглядывали в пекарню за теплой булочкой, и иногда Полли, если не была слишком занята, подавала им кофе в бумажных стаканчиках. Это так приятно делать в апреле, думала она, весной по утрам светло. Темные зимние дни были трудными. Полли пыталась изменить время открытия на половину девятого, но рыбаков это слишком огорчило, так что она вернулась к прежнему расписанию.
Полли повязала свежий передник, убедилась, что ее светлые, соломенные волосы как следует заколоты на затылке, приготовилась приветливо улыбнуться, подошла к двери… И тут ее ждало страшное потрясение.
Прямо перед стеклом, глядя на нее в упор, стоял крупный мужчина с плохо подстриженными волосами, тот, что был на похоронах Джиллиан Мэнс, – Малкольм, кто же еще! По непонятной причине Полли не ожидала, что он придет так рано, и хотя она проснулась в тревоге из-за предстоящей встречи, повседневная работа совершенно отвлекла ее от этих мыслей. И уж точно она не предполагала, что он вот так зловеще возникнет здесь, всматриваясь в глубину помещения.
Она было отшатнулась, но потом взяла себя в руки, снова наклеила на лицо улыбку и отперла тяжелую стеклянную дверь, которую пришлось заменить после того, как два года назад во время ночной бури сквозь старое стекло в пекарню и в ее жизнь ворвался Нил.
– Привет! – поздоровалась она со всей возможной беспечностью. – А я вас не ждала!
Малкольм демонстративно посмотрел на свои часы.
– Знаю. Боже, еще ТАК рано! Черт побери, как это люди вообще поднимаются в такое время?
Полли не хотелось говорить ему о том, что она уже три часа на работе.
– Хотите кофе?
– Да. Три куска сахара, – коротко ответил Малкольм.
Он быстро вошел в магазин. Как и в прошлый раз, его одежда напоминала неприбранную кровать: мятая рубашка наполовину вылезла из-за пояса изрядно поношенных твидовых брюк цвета хаки. Малкольм не застегнул нижнюю пуговицу, так что над брюками виднелся его пухлый, мягкий живот.
– Вы женаты? – вежливо поинтересовалась Полли.
Малкольм фыркнул.
– Уж я-то не попадусь на крючок, ничего не выйдет, – саркастическим тоном произнес он. – Ха, меня не поймать. Никаких шансов.
В магазин с топотом вошли рыбаки, выглядевшие до смерти усталыми.
– С добрым утром! – приветствовал их Джейден. Это был кульминационный момент его дня. – Холодно там? Могу поспорить, просто мороз! Трудно приходится, да? Много поймали или они слишком шустрые для вас, эти рыбы? Да, не хотелось бы мне оказаться на вашем месте.
– Заткнись, Джейден! – рявкнули рыбаки, как делали каждое утро.
А Полли тут же снова включила кофеварку.
– У вас есть лицензия на продажу кофе? – проворчал Малкольм.
– Мм… ну… – промычала Полли, тут же пожалев, что не подготовилась как следует. – Не совсем, но миссис Мэнс…
– Что терпела и чего не терпела миссис Мэнс, – повысив противный гнусавый голос, заявил «ревизор», – и какие бы выгоды вы не имели от ее доброты, не важно, ее теперь нет. Так что здесь все изменится, ясно?
Рыбаки уставились на Малкольма, который по сравнению с ними выглядел карикатурным неженкой и белоручкой. Арчи обеспокоенно посмотрел на Полли, но она отвернулась.
Джейден укладывал выпечку в пакет и, похоже, не заметил неловкости, возникшей в маленьком магазине, за что Полли была ему благодарна. Она сейчас немножко тревожилась из-за того, что у нее могут слегка задрожать руки, когда она будет брать деньги.
Парни ушли, а заодно с ними и Патрик со своим старым псом Пеном – тот по-прежнему каждый день добросовестно трусил по камням вокруг маяка, хотя у него болели артритные лапы. Полли всегда оставляла для него непроданные булочки. Обычно она не позволяла животным заходить в магазин, но Пен был особенным. Малкольм с равнодушным видом стоял, прислонившись к стеклянной витрине, сложив руки на груди и наблюдая за Полли. Глаза у него были очень светлыми, почти бесцветными, а кожа рыхлой. Он явно проводил слишком много времени в помещении.
– Что бы вы хотели осмотреть в первую очередь? – осторожно спросила Полли.
Малкольм взял одну из самых больших буханок. Она не была нарезана – некоторые предпочитали брать хлеб целиком. Большой нож для нарезки в глубине помещения обычно грохотал рано по утрам, а потом им пользовались лишь по просьбе отдельных покупателей. Полли наблюдала за Малкольмом, гадая, что он собирается делать. К ее изумлению, он просто поднял мягкую на вид лапищу и отломил от буханки большой кусок, а потом сунул в рот, прежде чем Полли успела предложить ему масло или что-нибудь еще. Он жевал медленно и сосредоточенно, крошки сыпались на рубашку, и без того неопрятную. Джейден занялся мытьем жестяных форм, а Полли просто ждала.
Потом она заставила себя снова улыбнуться:
– Неплохо?
Малкольм пожал плечами, его рот был набит.
– Мм… ну да…
Он положил буханку на прилавок, рассыпая вокруг крошки, но сперва отломил еще кусок и затолкал в жующий рот.
– Что там, сзади? – проворчал он и показал на печи в глубине пекарни.
Полли впустила его туда.
– Вот здесь и творятся наши чудеса, – сказала она, все еще пытаясь говорить легко и беззаботно.
Малкольм достал из кармана блокнот и авторучку и начал делать краткие заметки. Он осмотрел муку, которую использовала Полли, – помола «00», особо тонкого, не забыл о соли. Заглянул и в холодильник, где Полли выращивала закваску; проверил молоко и множество коробок и пакетов с разной продукцией – в основном местной; там были травы и фрукты, орехи и мед, и вообще все, что Полли использовала, чтобы придать хлебу аромат и разнообразие.
– Что это за ерунда такая? – спросил Малкольм. – У вас тут не какой-нибудь ресторан.
– Да, но мы печем разные сорта хлеба, – осторожно пояснила Полли. – Со всякими приправами. А еще и пироги иногда, и лепешки, ну и тому подобное. Разнообразные пряные виды выпечки и немного сладкого… Ингредиентов нужно немало. Правда, большинство сластей готовит Флора в другой пекарне.
И действительно, рожки с кремом, сделанные Флорой, были одним из ее главных козырей против потери работы. У нее была необычайно легкая рука в обращении с кондитерскими изделиями, а также аккуратность и точность, чему Полли весьма завидовала.
– Ну, как деловому человеку, – начал Малкольм, хотя не предъявил никаких тому доказательств; однако Полли была не в том положении, чтобы сомневаться в его заявлении, – мне все это кажется полной неразберихой и чем-то невероятно неэффективным и неэкономным.
Полли попыталась придать своему голосу спокойствие:
– Но вроде бы покупатели довольны.
Малкольм фыркнул:
– Что, вот те безмозглые мужланы? Но я не хочу быть… Я не хочу, чтобы моей маме морочили голову насчет истинной стоимости этих лавок.
– Я бы никогда и не поступила так, – возразила Полли.
– Ну да, да… – Он взял баночку с французской морской солью. – Вот это что такое? Соль?
– А… да. В большинстве сортов хлеба соли немного, но есть рогалики, они чуть более соленые, и…
– Это самая дешевая, какую вы можете купить? Она даже не смолота.
– Знаю, – робко ответила Полли. – Но это лучшее, что можно найти. Она придает полноту вкуса и изысканность… И она не слишком соленая.
– Не слишком соленая? – презрительно ухмыльнулся Малкольм. – Вы покупаете дорогую соль, которая не слишком солона? – Он что-то записал в своем блокноте. – И вот эта мука. Почему вы покупаете итальянскую муку?
– Она лучшая, – снова пояснила Полли, нервничая все сильнее.
Джейден был в магазине, он болтал с утренними покупателями и смешил пожилых леди. А Полли только теперь осознала, какой была самоуверенной, когда предполагала, будто Малкольм заглянет к ним, угостится кофе с булочкой, скажет: «Ух ты, просто фантастика, продолжайте работать!» – и на том все закончится.
– Да, но покупатели вряд ли это замечают, так?
– Думаю, замечают.
– Нет, – заявил Малкольм. – Мне так не кажется. Если я голоден, я просто покупаю какую-нибудь выпечку в придорожном кафе. Мне все равно, из какой она муки и есть ли в ней суперсоль, которую волшебным образом добывают из какой-то не слишком соленой земли. Я просто хочу что-нибудь съесть.
Полли уставилась в пол.
– Я разберусь во всех счетах, – сообщил Малкольм, явно воображая, что говорит непререкаемым тоном. – Я намерен прочесать их вдоль и поперек. Это местечко едва наскребает денег, чтобы выжить, и я хочу знать почему.
– Потому что у нас недорогое предприятие, мы зависим от сезонов, а цены одни и те же в любое время года.
Полли могла бы все объяснить, если бы Малкольм был похож на человека, готового слушать. Но увы. «Невозможно держать пекарню просто ради денег… ну разве что у тебя есть кондитерская в Лондоне, торгующая первосортными капкейками, или что-то в этом роде, – подумала она. – Напротив, ты этим занимаешься просто потому, что любишь свое дело, потому, что это хороший, надежный способ честно зарабатывать на жизнь, что бы там ни имел в виду этот тип. Но это точно не сделает тебя богачом».
– И еще я снова намерен сдавать квартиру наверху. – Малкольм хмыкнул. – Глупо, когда свободная недвижимость простаивает. Так что по утрам вам придется вести себя потише.
– Это невозможно, – ответила Полли. – Мы же начинаем работать очень рано. Вам придется поискать арендатора, который не будет возражать.
– Посмотрим, – буркнул Малкольм.
– Вы потеряете деньги, если заставите нас открываться позже, – пояснила Полли, и это, похоже, слегка остудило Малкольма. – И много денег. Большинство людей утром первым делом хотят купить хлеба.
Из магазина донесся новый взрыв женского смеха.
– Он что, весь день просто торчит там и болтает? – поинтересовался Малкольм, кивая в сторону Джейдена.
– Нет, – возразила Полли. – Он очень много работает, а то, что его любят покупатели, делу только на пользу.
Малкольм и Полли мгновение-другое смотрели друг на друга. Полли понимала, что ее изучают, и ей это было противно, абсолютно противно все: и почти не скрываемое критиканство в словах Малкольма, и его предположение, что она слишком, едва ли не преступно расточительна. Все шло куда хуже, чем она воображала.
– Ладно. как я и сказал, необходимы некоторые перемены, – процедил Малкольм. – Я изучу бухгалтерские книги и дам вам знать.
– Хорошо, – кивнула Полли, испытывая облегчение, оттого что он наконец решил уйти. – Не хотите ли взять что-нибудь на обед? И мы можем заглянуть во вторую пекарню, если хотите.
Малкольм покачал головой.
– Я увидел достаточно, – произнес он, явно наслаждаясь своей суровостью.
Он не спеша вернулся в магазин и направился к двери. Полли проводила его взглядом, и ее сердце упало.
Только не теперь, подумала она. Только не теперь…
Нил стоял за дверью, подпрыгивая на месте – он знал, что это привлекает внимание людей, – и ждал, когда его кто-нибудь впустит. Полли мысленно застонала. Неужели Хакл не мог запереть птицу дома хотя бы на этот раз? Ну конечно не мог, и она тоже не смогла бы. Во-первых, это было жестоко, во-вторых, Нил в знак мести обязательно накакал бы в ее туфли. И все же хотя бы один раз… Миллионы тупиков в мире живут стаями, сердито подумала Полли, а ей достался этот, самодостаточный.
Старая миссис Хакетт не спеша шла вдоль набережной, таща за собой сумку на колесиках. Она приходила каждый день примерно в одно и то же время, чтобы купить половину буханки ржаного хлеба, – она жила одна и любила ужинать банкой овощного супа с тостом, так что каждое утро Полли продавала ей половинку хлеба за полцены, а остальное выбрасывала. Она не сомневалась, что Малкольм ни за что не одобрил бы такую стратегию.
Малкольм был уже на полпути к двери, стараясь выглядеть достойно, но явно проигрывал битву с самим собой. Он обернулся.
– Вообще-то, – сказал он, – я возьму два… то есть четыре пончика. И вон ту маленькую буханку с кусочками чего-то там внутри. И ломоть этого, с сыром. То есть два ломтя. Мне просто нужно… проверить качество.
Джейден ловко, не говоря ни слова, уложил все в бумажные пакеты.
– И две булочки.
Полли стало нехорошо. «Маленькая пекарня на Бич-стрит» обычно зарабатывала примерно одинаковое количество денег, потому что оставалась открытой, пока не будет продано все, а потом они закрывались. Если покупателю хотелось чего-то особенного, он должен был прийти пораньше. Но если Малкольм просто все унесет, они потеряют немало денег. И Полли ничуть не сомневалась, что Малкольм обязательно найдет что сказать, если прибыль окажется заметно ниже, и совершенно не свяжет это с тем, что сам же и ушел с карманами, набитыми пончиками.
Миссис Хакетт уже добралась до двери.
– Привет, Нил, прелесть моя, – услышала Полли ее голос сквозь толстое стекло.
Полли всегда сама открывала дверь миссис Хакетт. У той руки были скрючены от артрита и далеко не так сильны, как в былые годы. Эту милую пожилую леди знали все в городке – она преподавала в школе до ее закрытия.
Малкольм тем временем пытался удержать разом все пакеты, которые выдал ему Джейден.
Вздохнув и предостерегающе посмотрев на Нила, Полли распахнула дверь и сказала:
– Здравствуйте, миссис Хакетт.
Она старалась действовать расторопно, но тут уж спеши не спеши, быстрее не выйдет… К тому же миссис Хакетт волокла за собой сумку, и на ней была шляпа с такими огромными полями, что старая леди могла бы застрять в дверях, не открой их Полли пошире.
Нил громко, весело пискнул и запрыгнул в магазин, где его приветствовал целый хор голосов. Малкольм уставился на птицу с явным неодобрением.
– Что она тут делает? – воскликнул он. – Сюда уже заявлялась собака, а собак не разрешается приводить в продуктовые магазины, и мне казалось, вы должны об этом знать, Полина.
– Я знаю, – подтвердила Полли. Ей не хотелось указывать ему, что он неправильно произнес ее имя. – Но это был просто Пен. Он такой старый, что слишком безжалостно оставлять его снаружи.
– Но ПТИЦЫ! Вы не можете позволять птицам летать в магазине! Что потом? Стадо тюленей сюда явится? Это отвратительно! Эй! Кыш! Кыш!
Послышался громкий судорожный вздох одной из старых леди. Никто никогда не обращался так с Нилом. Полли чувствовала себя ужасно, однако молчала. Да, это было почти предательством, но может быть, Нил сам ускачет прочь из булочной? Иначе магазин закроют под предлогом охраны здоровья и обеспечения безопасности и тем самым лишат ее, Полли, средств к существованию…
Нил внимательно посмотрел на незнакомца черными глазками, потом – если бы он не был птицей, Полли поклялась бы, что он сделал это намеренно, – взлетел на плечо хозяйки и наклонил головку, чтобы ткнуться клювом в ее ухо.
– Убирайся, Нил! – пробормотала Полли, но безрезультатно.
Нил весело попискивал. Одна из старых леди тут же дала ему кусочек своей булочки, и он радостно склевал его, рассыпав крошки по полу.
Малкольм побагровел.
– Так это ваша птица? – спросил он. – Но вы не можете держать здесь птицу! Вы не можете… не можете…
– Но он же не приходит на работу вместе со мной, – пробормотала Полли.
Малкольм высказался однозначно: Нила не должно быть в пекарне, – но ведь никто никогда вроде бы не возражал…
– Я думаю, он просто… мимо пролетал.
Малкольм выпрямился, качая головой, словно за всю свою жизнь не видел ничего более отвратительного.
– Думаю, вам придется решить, чем вы хотите управлять – продуктовым предприятием или птичьим базаром, – заявил он. – И решить побыстрее.
С трудом удерживая пакеты, он с разгневанным видом вышел из магазина.
– Он мило выглядит, – рискнула заметить одна из старых леди.
– Мейбл, он ужасен! – возразила миссис Хоскинс.
– Правда? Ох, я надела не те очки… – Мейбл повертела очки в руке. – Ну все равно приятно видеть тут кого-то нового, молодую кровь, а?
– Я бы не была в этом так уверена, – сказала Полли, сердито выставляя Нила за дверь.
Он оглянулся на нее, проверяя, не шутит ли она, а потом не спеша заковылял через дорогу, чтобы выпросить у рыбаков каких-нибудь рыбных обрезков.
– Лети, ленивая птица! – прикрикнула на него Полли.
Но оттого что она накричала на Нила, легче не стало.
– Ну ладно, – сказала Мейбл, укладывая в свою вместительную сумку сосиски в тесте. – Когда в прошлый раз у нас тут появился молодой новичок, ты его тут же прибрала к рукам. На этот раз оставь что-то и для нас, ладно?
Полли почти искренне улыбнулась.
– Вы ему понравитесь, – сказала она.
Полли на этот раз не пошла домой для недолгого отдыха после утренней суеты: она слишком нервничала из-за визита Малкольма.
Она пыталась отыскать хоть какие-то положительные моменты в этой встрече, но ничего не получалось. Ей представлялось, как Малкольм возвращается к Джанет с длинным списком прегрешений Полли и заявляет, что пекарню необходимо сейчас же закрыть. И как обычно, хорошие мысли приходили в голову слишком поздно; ведь Полли могла бы сказать Малкольму, что ее предшественница старалась на всем экономить и это привело к банкротству «Маленькой пекарни на Бич-стрит» и едва не погубило окончательно старую пекарню Полберна, потому что жители острова стали просто отправляться на материк, чтобы купить хороший хлеб вместо малосъедобной дешевки. Полли поклялась, что скажет Малкольму об этом. Обязательно. Когда увидит его в следующий раз…
Остаток дня прошел как обычно, и многие спрашивали Полли, почему она выглядит такой унылой, – а это как раз последнее, что следует говорить тому, кто уныло выглядит, и едва ли поможет исправить положение дел. Наконец Полли почувствовала, что сыта всем этим по горло. Когда был продан последний рожок с кремом, она побрела на улицу, захватив кружку кофе.
Было все так же холодно и ветрено; солнце не грело сквозь облака, как иногда бывало; редкие прохожие встречались на набережной. В дни, похожие на этот, думала Полли, легко вспоминать Маунт-Полберн таким, каким она застала его в свой первый приезд, – с закрытыми ставнями, запертыми дверями, обшарпанными стенами. Зато теперь городок будто встряхнулся, ожил и начал расцветать.
Но и такие дни были хороши. Холодные. Ветреные. Прилив дошел до высшей точки, волны плескались у причальной стенки. Один-два храбреца шагали по главной улице, хотя вряд ли ее можно было так называть, учитывая, что она состояла всего из нескольких домов; в дальнем ее конце находились закусочная и паб, и еще тут имелись минимаркет Мюриэл, почта, магазинчик сувениров с непонятными мелочами, ветеринарная клиника / приемная врача и крошечная скобяная лавка – по сути, просто дыра в стене. И никого вокруг, кроме парочки еле различимых отсюда собачников и вечно кружащих в небе чаек; весь залив был в распоряжении Полли. Она натянула на пальцы рукава большого свитера, согревая руки кружкой кофе, на которой, конечно же, красовался тупик. Хакл завел привычку покупать ей все подряд с изображением этой птицы, так что у Полли были теперь «тупиковые» чайные полотенца, пижама, рукавицы для печи и прочие мелочи. Сначала она просила его не заваливать ее этой безвкусицей, но потом привыкла. К тому же изображения тупиков составляли компанию Нилу.
Полли посмотрела на бурную серую воду, потом снова на материк. Дамба была скрыта под водой, Маунт-Полберн отделен от суши, как некая огромная островная крепость, стоящая в одиночестве. На этот раз все соответствовало настроению Полли. Она теперь понимала, почему люди здесь так защищают свою территорию, почему они страшатся чужаков. Маунт-Полберн жил своей жизнью сотни лет, и такая жизнь вполне устраивала жителей городка. Они не нуждались в том, чтобы материковые умники являлись сюда и объясняли, как более эффективно добывать хлеб насущный. Именно в эту минуту Полли решила игнорировать тот факт, что она родилась и выросла в Плимуте.
На островной парковке стоял какой-то автомобиль. Полли всмотрелась в него: он показался ей смутно знакомым. Но чей бы он ни был, ему придется здесь стоять, пока не сойдет вода. Полли глянула на две фигуры у машины. Полный молодой человек и стройная молодая женщина. Не местные, но и не чужаки. Полли старалась не таращиться на них, когда они осторожно пробирались по набережной, склонившись против ветра, и в лицо им летели брызги. Она узнала местного агента по недвижимости Ланса. Полли слышала, что он перешел в какую-то другую контору. Ну, значит, вернулся. Но кто это с ним?
Ланс заметил ее и подошел.
– Слава богу, – сказал он. – У вас найдется для нас пара булочек? Мы умираем от голода. Дорога от Лу была просто ужасной, а потом нам пришлось нестись сломя голову, чтобы не упустить отлив. Моя машина уже так просолилась, что заржавела.
Полли улыбнулась:
– Рада снова вас видеть, Ланс.
Ланс бросил взгляд на свои ботинки, хотя, должно быть, ему мешал объемистый живот.
– Ну да, конечно. После того, как я потерял кучу денег на этом проклятом маяке.
Полли не сумела скрыть усмешку. Какое-то время существовал план строительства моста между Маунт-Полберном и материком, и Ланс, естественно, ожидал, что заработает целое состояние на продаже островной недвижимости, и в особенности рассчитывал на маяк. Но в итоге муниципальный совет прислушался к островитянам и проголосовал против возведения моста, после чего Полли заполучила маяк практически за бесценок. Ланс этого не забыл.
– Они отослали меня на север! В чертов Дербишир!
– Я слышала, там прекрасные места.
– Ну да, послушайте, что я вам скажу: там постоянно идет чертов снег!
Полли опять улыбнулась:
– Но вы снова здесь.
– Да, никто больше не захотел… то есть я имею в виду…
Женщина, с которой он приехал, стояла, глядя в сторону, на море, но теперь повернулась, и Полли тут же ее узнала. У нее перехватило дыхание.
– Селина…