Что сказать – удача явно была на стороне Марины.
По прибытии в музей их построили и разбили на три группы по десять человек. Вышло в каждой по три девчонки и семь парней, каждая группа получила по самолету (или вертолету), ведру воды и вороху тряпок и щеток. Воду полагалось набирать из шланга возле входа и разбавлять моющим средством. Вокруг самолетов-кандидатов на помывку уже были выставлены строительные козлы и стремянки.
– А как же обед? – обеспокоились парни.
– Обед на аэродроме в столовой для сотрудников.
– На аэродроме? – оживилась Марина. До того момента она с ужасом переводила взгляд с грязных ведер и тряпок на свои тонкие белые брючки, и обратно.
– А как до него добираться? – не понял Данил.
Музей примыкал к зданию аэропорта, из которого осуществлялись регулярные рейсы, в том числе зарубежные, но через аэропорт и взлетно-посадочную полосу курсантов, понятное дело, никто до столовой добираться не пустит. Это как минимум опасно и незаконно. Аэродромом же считалась территория учебная, примыкающая к аэропортовой зоне, там обычно учились пилоты, собирались сотрудники и так далее.
Тома не помнила, что там происходило еще.
Год назад их возили на экскурсию, что-то рассказывали и даже разрешили осмотреть стоящие в ангарах самолеты, которые еще не считались музейной рухлядью, но и на новинку авиационной техники не тянули, и в итоге просто… стояли. Столовую они тогда тоже посетили, это было скромное одноэтажное строение с микро-зоной раздачи и десятком столиков в два ряда, но вот незадача – находилось оно так далеко от музея, что пешком топать туда со всеми обходами закрытых зон не менее получаса. А то и больше! Учитывая, что на улице июнь, за время этого путешествия можно сгореть напрочь, и никакого обеда не захочется. Кажется, придется брать что-то с собой… Правда, посмотрев на подругу, Тома поняла: нет, не придется. Эдик, любовь, все дела. Что иронично – любовь опять в столовой, а за учебный год именно там они видели Исаева чаще всего. Видимо… путь к сердцу Эдика лежит через желудок. На это намекает Вселенная?
– Вас будет возить Дмитрий Михайлович на автобусе. А еще можно пройтись пешком – через лес тут всего ничего, заодно и подышите.
– Три километра в одну сторону, – отрапортовала Дашка Сорокина, глянув карту на телефоне, и сразу выдвинула гениальную идею: – А можно не обедать, но уйти на час раньше?
– Пожалуй, можно, – ответила Светлана Анатольевна.
После такой новости все дружно решили от обеда отказаться. Минус час изнурительной практики – уже подарок, учитывая, что у них тут практически полноценный рабочий день намечается. И не сказать, что самый полезный – так, работа за зачет на первом курсе. И даже не в службе безопасности. Впрочем, туда они и в следующем году не попадут – после второго курса их ждала практика по медицине катастроф и выживанию в экстремальных условиях. Вот это уже звучит любопытнее уборки старых самолетов.
– Во сколько можно уходить на обед? – нетерпеливо спросила Марина.
– Обед? Разве мы не решили уходить раньше? Всем коллективом?
Надежды Светланы Анатольевны рухнули вместе с ответом Марины:
– Нет, я хочу обед.
– Уверена? Если бо́льшая часть группы будет уезжать, то оставшимся придется добираться до дома самостоятельно, автобус уедет с большинством, – само собой, молодая экологичка и сама мечтала сбегать пораньше, но почему-то не рисковала спорить с Мариной. Тома ее понимала – порой Марина как взглянет… и самого бесстрашного проймет, а Светлана Анатольевна вообще любых конфликтов избегала, вон даже Данила с его пошлыми шутками приструнить не смогла.
– У нас же есть расписание!
– Оно гибкое, за что все и проголосовали.
– Оно было утверждено деканом. Разве…
Тома взяла подругу за руку и улыбнулась экологичке:
– Мы будем ходить на обед, оставаться на дополнительный час, а потом добираться самостоятельно, никаких проблем! – Как говорится, раз подписалась на авантюру, иди до конца. В конце концов, тут недалеко есть остановка и до города действительно можно добраться без лишних приключений.
– Отлично! – обрадовалась Светлана Анатольевна и хлопнула в ладоши: – Тогда за работу! В конце дня вас будет проверять директор музея Генрих Маркович лично, его отчет о проделанной работе потом дойдет до деканата, так что никакой лени! Вперед, вперед!
И все покорно разошлись по своим самолетам.
Томе и ее подругам достался стоящий в дальнем углу Як-12. На правом крыле красно-белая краска облупилась почти полностью, шасси утопли в земле, из-за чего самолет кренился вправо, на лобовом стекле ползла внушительная трещина… печальное зрелище. Не музей, а настоящее кладбище, прямо как в песне.
А в небе в это время летали самолеты совсем другие – новенькие, блестящие.
Практика у пилотов начиналась с третьего курса и продолжалась до самого выпуска, летали в порядке очереди на двух разных самолетах, летали летом и зимой, днем и ночью
Так выходило, что над музеем петляли особенно часто, и слышался каждый такой пролет сверху.
К Томе подошел Жека – их старшина – и протянул тряпку:
– Давай, Стоянова, работай! Слышала? И остальным передай, чтобы не отлынивали. Генрих Маркович будет проверять!
Кто выбрал старшиной именно Жеку, Тома уже и не помнила. Может, они все вместе на первом курсе? Тогда столько всего происходило… и как будто выбор старшины не был самым важным в жизни. Требовалось перестроиться после школы, привыкнуть к курсантской форме и погонам, утренним построениям, долгим парам, адским лекциям на много страниц и практикам с безжалостными опросами. Возможно, Жека тогда вызвался быть старшиной сам, а остальные просто согласились.
И сильно пожалели после, ведь парень оказался вредным, въедливым и помешанным на порядке. Если кто пропускал утреннее построение – он сразу докладывал начальнику курса, если девчонки приходили зимой в джинсах – писал докладную незамедлительно! И пока в других группах старшины прикрывали своих, Жека делал все наоборот. И сместить его оказалось невозможным, ведь он сразу завоевал расположение всех, его и декан в лицо теперь знал! Ну а такие мелочи, как враждебно настроенная группа, Жеку не волновали.
Нормально разговаривать с ним могла одна лишь Тома, если группа хотела что-то передать Жеке, подсылали ее. И он сам всегда обращался в Томе, считая ее кем-то вроде девушки на побегушках, хотя она всего-навсего была к нему добра и даже жалела – все же непросто вот так вставать против всех из-за каких-то своих принципов.
Тома взяла тряпку и спросила:
– А сам ты работать не собираешься?
– Я старшина группы, мое дело – следить за процессом.
– Неужели? И кто это сказал?
– Давай-давай, Стоянова, не болтай, а делом займись.
– Когда-нибудь тебе устроят темную, и я не стану никого отговаривать.
– Тогда и огребешь вместе с остальными, – Жека был не из пугливых.
Так и хотелось запустить тряпкой в его нахальную физиономию, но Тома сдержалась. Связываться с ним – только испортить все еще больше, он же и в следующем году старшиной будет, а значит, жизни группе не даст.
Она нашла девчонок возле хвоста самолета – Юлька колупала остатки краски, а Марина кусала губы и, судя по виду, мыслями находилась рядом с Эдиком, который вроде и был далеко, но за этот год успел надоесть Томе больше, чем даже вредный Жека, который маячил по близости и активно портил жизнь. Сколько часов они просидели в столовой, выжидая появления прекрасного Эдика – не сосчитать. У Томы даже китель супом весь пропах, и ни одни духи этот запах перебить не могли.
У них в универе столовая была бесплатной, можно ходить на завтрак, обед и ужин. Так и поступали все, проживающие в общежитии – та же Юлька, к примеру. А еще вот Тома с Мариной, чтобы повидать Эдика. Как ни странно, мажор не брезговал обычной человеческой пищей и не ходил в кафе или платную столовую – а таких на территории было сразу две. Может, Эдик по жизни прижимист, в этом весь секрет? Томе всегда казалось странным видеть его в бесплатке, которая считалась спасением для бедных студентов, способом набить голодный желудок, а вовсе не вершиной пищевого удовольствия.
– Что там Жека? Опять раскомандовался? – поинтересовалась Юлька.
– Еще как.
– Я-то думала, хоть на практике он немного расслабится. И чего у нас парни такие пугливые? Давно бы поговорили и на место поставили.
– За драки отчисляют незамедлительно, – напомнила Тома.
– Да уж. А зная нашего старшину… Жека всех сдаст быстрее, чем кулак прилетит ему в лицо. У него Валентиныч на быстром наборе – я сама видела. Но можно же что-то придумать, поговорить по-мужски…
– Думаю, он был бы добрее, если бы и остальные с ним нормально общались. Но вы его вечно только обзываете, вот он и обороняется. А «поговорить по-мужски» с кем? С Даней нашим? Да после такого разговора Жека озвереет.
– Это да, от шуток Рылова и я зверею… Что он там хоть приказал?
– Мыть самолет, конечно.
– Мыть, значит… – взгляд Ветровой вдруг упал на ведро с водой, она хитро улыбнулась и сказала: – Вам не кажется, что сегодня слишком жарко? Самое время устроить холодный душ дорогому старшине… то есть, конечно, грязному самолету! – с этими словами она полезла по лестнице вверх, на крышу самолета. Юлька загорелась идеей настолько, что ухитрилась затащить с собой и ведро с водой.
– Что она… – пробормотала Марина, но Тома ее перебила:
– Бежим!
И они побежали.
И они не успели – от стоящей наверху Юльки досталось всем, кто оказался рядом с самолетом, не только Жеке. Кто-то вопил от неожиданности, а кто-то смеялся, смахивая воду с мокрой насквозь головы. Такой уж была Юлька – всегда на пустом месте умудрялась устроить что-то веселое и обязательно запрещенное. Жека ожидаемо побагровел и помчался в административный корпус – жаловаться.
Юльку это не беспокоило – она отправилась набирать еще воды.
Позже к ним прибежал тот самый директор Генрих Маркович – импозантный седой старичок, но почему-то не отчитал за устроенный беспорядок, а посмеялся вместе с Юлькой. Тогда и стало понятно, что зачет по практике они получат – с таким-то музейным директором!
И только Жека выглядел так, словно наступил конец света.