Лето, когда мы пропали - читать онлайн

Глава 2 Тогда

МАЙ 2013

Почти конец учебного года, а дорога перед закусочной похожа на плохо организованный парад – джипы и пикапы, полные детей и досок для сёрфинга; взрывная музыка, которая резко оживает и так же быстро затихает. Это знаменует начало высокого туристического сезона, и следующие три месяца Родос будет наводнен сёрферами и семьями, покупающими мороженое и футболки, бургеры и бензин. Это время, когда большинство местных предпринимателей зарабатывают прибыль, когда город и его жители, кажется, просыпаются от долгой спячки.

Особенно я, хотя в данный момент мне это приносит больше вреда, чем пользы.

– Если бы у нас не было столько посетителей, ты бы была уже уволена, – ворчит Чарли, шеф на раздаче.

Если бы это был кто-то другой, я бы сказала ему, что мой парень наконец-то возвращается домой, но Чарли этого не поймет. Я могла бы сказать ему, что мне поставили смертельный диагноз, но он все равно не понял бы.

– Я знаю. Простите. – Я откидываю волосы за плечи и хватаю две тарелки из-под тепловой лампы.

– Не извиняйся, – отвечает он, как обычно, без сочувствия и поворачивается, чтобы переделать заказ, который я неправильно записала. – Просто хватит уже портачить.

Стейси берет тарелки у меня из рук.

– Набожные, второй сектор. Они твои.

Она все время подсовывает мне пожилых тетушек, которые приходят сюда после чтения Библии, так как они скупы на чаевые. Для меня труднее всего выносить их отношение – чопорность и самодовольство, с которыми они напоминают, как мне повезло с этой работой. Как повезло, что пастор с женой – родители Дэнни – приютили меня.

– Удивительно, что ты здесь, – произносит миссис Поффстедер. – Разве Дэнни не приезжает сегодня домой?

Вопрос совершенно простодушный. Однако в тоне нет и следа сердечности. Она думает, что я слишком взволнована, чтобы работать сегодня. Должна готовиться к приезду. А если бы я не работала сегодня, тогда она, вероятно, подумала бы, что я лентяйка. Им не угодишь.

– Сегодня вечером, – ответила я. – У меня полно времени.

– Мисс Донна сказала, что он приедет домой с другом.

Я выдавливаю улыбку.

– Да, с Люком.

Думаю, они собираются заняться сёрфингом. Люк Тейлор, товарищ Дэнни по команде, показался мне очень приятным парнем во время нашего единственного разговора. Я знаю, что его стипендия не покрывает расходы на жилье летом, но совсем не хочу, чтобы мое с Дэнни лето украл какой-то друг из колледжа, у которого другие приоритеты. Моя общественная жизнь за последний год полностью вращалась вокруг церкви – пение в хоре, помощь Донне с мероприятиями, – поэтому мне кажется, я не прошу слишком многого, желая, чтобы Дэнни чуточку времени посвятил мне. На самом деле я надеюсь, что Люк не планирует оставаться.

– Я думала, к этому времени он уже найдет себе девушку из колледжа, – произносит миссис Майлз. – Но я полагаю, для тебя все пока хорошо складывается. Как же благородно поступил пастор, приняв тебя вот так.

Меня не волнуют ее намеки на то, что Дэнни может добиться большего, чем я, – это мнение я разделяю. Меня напрягает подтекст. «Надо быть более благодарной, Джулиет. Где бы ты была, если бы не они, Джулиет? Докажи, что ты достойна той благосклонности, которую они тебе оказали, Джулиет».

– Да, благородно. – Я достаю блокнот. – Что могу предложить вам из напитков?

Они выглядят разочарованными, но заказывают чай со льдом. Я знаю, чего им хотелось, – каких-то слов благодарности с моей стороны. Им хотелось, чтобы я ударила себя в грудь, упала ниц, признала, что я отброс и всегда буду отбросом, который не достоин ничего из того, что мне досталось. Людям хочется, чтобы благотворительность совершали только по отношению к тем, кто знает свое место.

А я благодарна – чуть больше года назад я не могла сделать и сэндвич, не повредив плечо. Я изначально не могла надеяться, что у меня вообще будут ингредиенты для сэндвича.

Но есть что-то в этих постоянных требованиях проявлять благодарность от людей, которые ради меня никогда и пальцем не пошевелили, что будто замораживает изнутри. Я благодарю Донну каждый божий вечер. Но благодарить этих стерв из церкви? Ну уж нет.

Я приношу им напитки и принимаю заказ. Они замолкают каждый раз, когда я приближаюсь к их столу, что не удивительно. Они отложили Библии и приступили к любимой теме – насколько больше меня добьется Дэнни в жизни и сколько несчастий я ему принесу. Меня охватывает невероятное облегчение, когда они наконец уходят.

Я убираю их стол – один доллар на чай при чеке в двадцать пять, тоже неудивительно. Я поднимаю поднос, когда снова звенит колокольчик над дверью. Входит задумчивый красивый парень – блондин с волевым подбородком, улыбающийся мне так, будто я его самая большая драгоценность на свете. Он сменил шикарный блейзер из частной школы на шорты и футболку с логотипом футбольной команды Калифорнийского университета в Сан-Диего – UCSD. Но он все тот же идеальный подросток из диснеевских фильмов, каким был, когда я его впервые увидела на втором курсе. Он до сих пор выглядит слишком круто для меня. Но каким-то образом он мой.

– Дэнни! – визжу я, с грохотом роняя поднос, и бегу через всю закусочную, чтобы обвить его шею руками.

Он всего секунду крепко меня сжимает и аккуратно отстраняется. Он неохотно проявляет чувства, и его сложно в этом упрекнуть. Поскольку он – сын пастора в маленьком городке, каждый его шаг будут подробно обсуждать… И скорее всего, с его родителями.

– Как ты здесь оказался в такую рань? – спрашиваю я затаив дыхание.

– Дело в том, что… – Он с усмешкой оглядывается через плечо. – Меня подвезли.

И только тогда я смотрю на парня, который входит вслед за Дэнни. Я моргаю. Раз, два. Я представляла, каким будет Люк, – симпатичным, типичным американским мальчиком, которого ты приводишь домой познакомить с мамой. Таким, как Дэнни.

Но Люк не совсем симпатичный. Он не тот мальчик, которого ты приводишь домой познакомить с мамой. Он вообще не мальчик – гора мышц ростом под два метра, на лице щетина, подтянутый, загорелый и… какой-то опасный. Так сильно не похож на Дэнни, как и все, кого я когда-либо встречала.

Моя улыбка гаснет. Во рту пересыхает, а стук сердца отдается в ушах. Люк тоже не улыбается. Не могу сказать, он чувствует себя неловко или злится, но приятный парень, с которым я познакомилась по телефону, полностью исчез. А тому, кто оказался на его месте, похоже, я не очень нравлюсь.

– Привет, – шепчу я неровным голосом. Что-то в его лице заставляет меня глазеть на него. Необычный цвет глаз – карие с зеленоватым оттенком, впалые щеки, неожиданно мягкие губы.

Дэнни обнимает меня за плечи.

– Говорил же тебе, что она самая красивая девушка из всех ныне живущих, а?

Люк бросает на меня взгляд, как будто взвешивая слова Дэнни.

– Да ты всем это говорил.

Он не явно, но опроверг слова Дэнни. И все же я стою и пялюсь на него, пытаясь игнорировать неожиданно появившийся настойчивый трепет глубоко внутри.

Я с трудом сглатываю и перевожу взгляд обратно на Дэнни.

– Я освобожусь только в пять.

Он нежно целует меня в лоб.

– Не торопись. Мы едем в Киркпатрик, покажу Люку, почему он должен остаться на лето.

Я выдавливаю из себя улыбку, чтобы скрыть волнение, которое не могу объяснить даже себе. А видя угрюмое лицо Люка, я понимаю, что он чувствует то же самое.

Солнце начинает скрываться за горизонтом, когда я подъезжаю к аккуратному дому Алленов с его приветливым крыльцом и ухоженными цветущими кустами роз бледно-розового оттенка.

В прошлом году больше всего на свете я хотела такой милый дом, где бы я чувствовала себя в безопасности. Я приехала сюда сразу после того, как сводный брат выдернул мне плечо из сустава. И я мечтала, как буду счастлива, если смогу вставить его на место.

Забавно – как только получаешь то, что хочешь, сразу начинаешь желать чего-то еще.

Жаль, что сегодня вечером я не могу поваляться на кровати минут пять или хотя бы смыть с волос запах еды из закусочной. Однако когда ты чей-то гость, ты не можешь быть уставшим. У тебя не может быть плохого дня.

– Джулиет? – зовет Донна из кухни. – Поможешь мне с картошкой, ладно?

Донна не имеет в виду ничего плохого. Она действительно любит готовить и создавать уют в доме. И она всегда хотела иметь дочку, чтобы та помогала ей на кухне, чтобы можно было передать ей весь опыт. Но находясь здесь, я часто чувствую, будто рабочий день продолжается. Даже во сне я подливаю кому-то кофе или бегу за кетчупом.

Люк и Дэнни сидят за столом, раскрасневшиеся от полуденного солнца, с влажными после душа волосами. Люк сидит на дальнем краю стола, на обычном месте Дэнни. В закусочной он показался мне каким-то долговязым. Однако сидя он смотрится слишком крупным за столом и вообще в комнате. Без него нас было бы четверо людей нормального роста, идеально подобранных. Он вывел нас из равновесия, и это почему-то кажется опасным.

Дэнни спрашивает, как прошел мой день на работе, пока я вынимаю картошку, сваренную Донной. Если бы я могла говорить свободно, то упомянула бы тетушек из церкви, которые весь обед отчитывали меня и удивлялись, что Дэнни не нашел себе кого-нибудь получше. Я бы упомянула мистера Кеннеди, который снова положил руку мне на задницу, или подростков, которые кетчупом прилепили чаевые к столу.

– Все хорошо, – отвечаю я вместо этого, так как работу мне нашел пастор, и я не хочу показаться неблагодарной. Аллены считают меня тихоней, но не думаю, что это так. Просто я так многого не могу сказать, что проще молчать.

Я делаю пюре, а разговор быстро переключается на сёрфинг – занятие, которое в последний год сблизило Люка и Дэнни. Существует тысяча выражений, чтобы описать волну: бугристая или кашеобразная, гладкая или плотная – и они, кажется, используют их все. Не понимаю значения ни одного из них, но, когда оглядываюсь, меня поражает, как оживился Люк, рассказывая об этом. Глаза яркие, улыбка широкая – кажется, я никогда в жизни не видела никого настолько притягательного. Он мне даже не нравится, а я на него глазею. Мне хочется улыбаться, когда он так себя ведет.

На подъездной дорожке раздается шум машины пастора, и мы начинаем торопиться – он любит, чтобы ужин подавали сразу же. Он обнимает сына, жмет Люку руку и усаживается во главе стола. Я помогаю Донне принести еду и опускаюсь на скамью рядом с Дэнни. Он прижимается губами к моей макушке и морщит нос.

– От тебя пахнет чизбургером, – усмехается он.

Люк, сидящий напротив нас, задерживает на мне взгляд, будто ждет пояснений. Возможно, он думает о том же, о чем и миссис Поффстедер, – если бы Дэнни был мне небезразличен, я бы взяла выходной. Что я какая-то хищная девчонка, которая использует его друга ради бесплатного жилья.

Я не такая. Я знаю, что не такая. Но я действительно не представляю, куда бы пошла, если бы мы с Дэнни расстались. Я совсем немного накопила, работая в закусочной, а дома ясно дали понять, что больше мне там не рады. Хотя я и сама ни за что не хотела бы туда вернуться.

– А перец есть? – спрашивает пастор.

У Донны округляются глаза от удивления. Не понимаю, почему она так поражена. Пастор всегда найдет, что чего-то не хватает, как бы она ни старалась. Не дожидаясь, когда попросят, я поднимаюсь, а Люк хмурит бровь и продолжает смотреть на меня тяжелым взглядом, когда я возвращаюсь с перечницей.

– Можешь принести чай, раз ты встала, Джулиет? – добавляет пастор и начинает длинную историю о женщине и ее ребенке, которые приходили просить помощи. Он часто так делает за ужином – обсуждает события прошедшего дня в поисках мыслей, которые мог бы потом высказать во время воскресной проповеди. Возможно, темой станет «Бог помогает тем, кто помогает себе», а может, «Благотворительность начинается дома». Он еще не решил.

Весь разговор Люк молчит, но при этом словно выкачивает из комнаты воздух. Дом Дэнни был для меня раем в последние полтора года, но с Люком… он больше не такой. Я действительно надеюсь, что он не останется здесь.

Мы с Донной встаем, чтобы убрать со стола, но, как только Люк тоже начинает подниматься, Донна с мягкой улыбкой показывает рукой, чтобы он сидел.

– Сиди-сиди, – убеждает она, как будто он очень важный гость.

Я бегу в гараж взять банку мороженого из холодильника, а Донна варит кофе. Я ставлю сливки и сахар на стол, а она нарезает пирог. Все эти вещи я делаю абсолютно каждый вечер, но из-за постоянного внимания Люка кажется, что сейчас на меня направлены тысячи софитов. И его мнение осязаемо, каждое мое действие из-за этого кажется наигранным и фальшивым.

Они едят пирог, а я начинаю отмывать сковородки. Когда мы случайно встречаемся с ним взглядами, он мгновенно переводит презрительный взор на кухонное полотенце, а его мысли настолько очевидны, как будто он произносит их вслух: «Я вижу тебя насквозь, Джулиет, и тебе, стерва, здесь не место».

Я весь последний год изо всех сил старалась быть доброй, кроткой и великодушной, как Аллены, но я не могу такой быть с Люком. Просто не могу.

Я смотрю на него, прищурившись. «Может, мне здесь и не место, Люк Тейлор. Но и тебе тоже».

В его глазах вспыхивает довольный блеск, словно он с самого начала ждал от меня именно этой реакции.

После ужина мы отправляемся на закрытую вечеринку, устроенную одним из ребят из Вестсайда – пафосной частной школы, обучение в которой Дэнни покрывала стипендия. Дэнни очень старается, чтобы меня там приняли.

– Помните мою девушку, Джулиет? – представляет он, и многие узнают, но делают вид, что нет. Вот такие они.

Нам предлагают пиво, от которого Дэнни отказывается и за меня, и за себя. С этим все в порядке. А вот чего бы я хотела больше, чем просто быть старшеклассницей, так это быть как Аллены, каким-то образом стать достойной всего того, что они мне дали, или еще большего, или даже невозможного – стать одной из них. Быть маленькой Донной, которая с улыбкой разглядывает белочек, гоняющихся друг за другом во дворе. Самое большое ее желание на день – это испечь пирог и сидеть за столом с близкими. Она вся такая умиротворенная, пребывает в довольстве и тишине, и мне тоже хотелось бы немного такого покоя.

– Ты та самая девчонка, которую приютил пастор, так ведь? – спрашивает один из ребят, когда нас представляют. – У тебя умер брат или что-то вроде этого, да?

Что-то вроде этого. Будто у человека существуют другие исходы, которые так похожи на смерть, что ее можно с ними перепутать.

Я с трудом сглатываю.

– Да.

Он умер или что-то вроде этого.

Беспокойство Дэнни хуже, чем это напоминание. Я не уверена, то ли он мне сочувствует, то ли ему просто неловко от того, что он каким-то образом с этим связан. Когда подросток из Хаверфорда умирает, скорее всего, он сам в этом виноват.

Мы выходим наружу, где у костра сидит Люк с банкой пива в руке и с девушкой на коленях, хотя мы пришли всего десять минут назад. В отличие от меня, его уже приняли в компанию, потому что играть в бейсбол за команду колледжа круто, а быть чьей-то девушкой – нет.

– Джулиет? – восклицает девушка, стоящая рядом. Она очаровательна, но, похоже, никаким образом не вписывается в эту компанию. У нее светлые волосы и аккуратное каре. Лицо не залито искусственным загаром, нет накладных ресниц и макияжа. – Я Либби. Мы с семьей недавно сюда переехали, но я просто хотела сказать, что слышала, как ты пела в церкви. У тебя прекрасный голос. Я чувствую себя ближе к Богу, просто слушая тебя.

Такого чувства я ни разу не испытывала. Я бы подумала, что она прикалывается, если бы в ее глазах не светилась искренность.

Она говорит, что только закончила первый курс колледжа, а я не могу поверить, что она на целых два года старше меня. Полагаю, это из-за ее простодушия и благородства. Во мне же нет ни того, ни другого.

– Присоединяйся к хору, – приглашаю я, когда она упоминает, что любит петь. – Мне нужен там кто-то, кому еще не исполнилась тысяча лет.

Она смеется, а потом прикрывает рукой рот, как будто чувствует себя виноватой.

Если бы у меня было больше благородства, я бы отпустила Дэнни. Я бы позволила ему оставить меня и влюбиться в какую-нибудь милую чистую девушку, которая чувствует себя виноватой от любого ехидного замечания или чувствует себя ближе к Богу в любой момент, когда бы он ни случился. Но я не настолько благородна, и я не отпущу его.

– Эй, Мэгги! – кричит парень девушке, выходящей из затемненного домика у бассейна. Она застегивает шорты. – Ты что-то совсем быстро. Меня возьми с собой в следующий раз.

Она смеется.

– Меня перекус не устроит, люблю полноценную еду.

Дэнни совершенно непреклонен в отношении правила без рук, так как я несовершеннолетняя, а мой опыт до него был в основном нежелательным – в общем, проявляет себя наилучшим образом. Но выражение лица Мэгги такое глуповатое, потрясенное и удовлетворенное, какое я уже когда-то видела у других девушек. Мне хочется знать, каково это. А еще мне хочется знать, каково это, когда тебя после этого не тошнит.

Я отворачиваюсь и ловлю на себе взгляд Люка. Он как будто видит меня насквозь, как будто точно знает, чего бы мне хотелось. И на мгновение между нами возникает странная энергия, воздух становится тяжелым.

– Нам здесь не место, – тихо произносит Дэнни, переводя взгляд с Мэгги на парня, который раскуривает косяк справа от него. – Хочешь уйти?

Я киваю, хотя, по правде сказать, здесь и есть мое место. В мире без Алленов я была бы совершенно другой девушкой.

Мы поднимаемся, и Люк бросает Дэнни ключи от джипа.

– Не ждите меня.

Девушка у него на коленях уже засовывает ему руку за пояс, и от этого у меня начинает гореть в животе. Все в этом мире – девушки наподобие нее и Мэгги – получают то, что хотят. Они могут выпивать, танцевать и… экспериментировать. Почему мне нельзя?

«Добродетель – сама по себе награда», – часто говорит пастор Дэн. Но прямо сейчас она совсем не кажется наградой.

Мы забираемся в джип, Дэнни заводит двигатель и аккуратно трогается с места. А мне интересно, что Люк будет делать дальше. Будет он целовать эту девушку так, будто она для него что-то значит, или так, как меня целовал Джастин, – чтобы молчала и не могла отказать?

– Ты притихла, – замечает Дэнни.

Я поворачиваюсь к нему.

– Он не похож на человека, который мог бы быть твоим другом.

Дэнни пожимает плечами.

– Я, может, и не одобряю все, что он делает, но он хороший парень, и ему досталось по жизни. Капец как досталось. Он был бездомным с шестнадцати лет… Полагаю, отчим избивал его маму, и они его вышвырнули, когда Люк попытался это прекратить. Ты можешь себе это представить… бездомный в шестнадцать?

Я тихонько смеюсь.

– Ну… да. Я-то ушла из дома в пятнадцать.

– Ты ушла по собственному желанию, – поправляет он, а я скрежещу зубами. Не сказала бы, что у меня было пипец какое огромное желание. Учитывая, что я ушла после того, как сводный брат выдернул мне плечо из сустава. Дэнни порой чуть ли не сознательно искажает представление о моем прошлом.

– Мне кажется, я ему не очень нравлюсь.

Дэнни качает головой.

– Он спокойный парень. Дело не в тебе.

Я хочу объяснить, что в выражении лица Люка есть что-то жестокое, когда он смотрит на меня; есть что-то, чего нет, когда он смотрит на остальных. Но если я продолжу об этом спорить, то буду выглядеть сумасшедшей. Лучше буду надеяться, что после выходных он решит уехать.

Когда мы просыпаемся в субботу, чтобы поехать на пляж, с океана дует сильный ветер, и я сильно жалею, что взяла выходной. Я взяла его только потому, что рассчитывала провести день с Дэнни. Погоду в Северной Калифорнии в конце мая в любом случае не угадаешь. Может быть душно в тени или так ветрено, что даже на солнце не согреешься. Сегодня – второй вариант, а с Люком, который ведет себя так, словно я порчу все вокруг, небольшой шанс на приятную поездку сводится к нулю.

Дэнни и Люк спускаются вниз как раз в тот момент, когда мы заканчиваем накрывать завтрак. У Люка едва открыты глаза, но я все равно вижу в них неизменное презрение.

– Ты надела костюм, милая? – спрашивает Дэнни. – Выезжаем сразу, как поедим.

Не могу. Не могу провести весь чертов день с парнем, который ненавидит меня за то, что я жалкая, нуждающаяся и подлизываюсь к людям, которые меня приютили. Не могу.

– На улице довольно холодно, – уклоняюсь я. – А сильный ветер будет поднимать пыль.

– Будет теплее, – говорит Дэнни. – Ты должна поехать. Я тебя не видел столько месяцев.

Вот так Дэнни добивается своего – ведет себя будто он единственный человек, который хочет, чтобы я была рядом. Я тщательно избегаю взгляда Люка, когда соглашаюсь.

Они едят, пока я мою посуду, а как только я сажусь, Дэнни спрашивает маму, есть ли еще сок.

– Я принесу, – говорю я и направляюсь к холодильнику в гараже. Вернувшись, я натыкаюсь на взгляд Люка. Он поднимает бровь, как бы говоря: «Я прекрасно знаю, чего ты добиваешься».

Я смотрю на него в ответ: «Пошел к черту, Люк». Нет ничего плохого в том, что я изо всех сил стараюсь быть полезной. Стараюсь внести свою лепту. Может, я делаю это, чтобы убедить Алленов, что я не плохой человек, или, может быть, чтобы убедить в этом себя. В любом случае – не его ума дело.

После завтрака мы идем на улицу к древнему раздолбанному джипу Люка. Я одета в толстовку с капюшоном, но дрожу от холода, прижимая к груди книгу и полотенце. Люк оглядывает меня, начиная с лодыжек и постепенно поднимая взгляд выше.

– Где ее доска? – спрашивает он.

Дэнни смеется, обнимая меня.

– Джулиет не сёрфер. – Однажды, прошлым летом, он пытался меня научить, но из это ничего не вышло. – Поверь мне, для всех будет безопаснее, если она останется со своим красивым личиком сидеть на пляже.

На щеке Люка дергается мускул – безмолвный протест то ли против моего провала в обучении, то ли против заявления Дэнни о том, что я хорошенькая.

– Может, поедешь с ней в фургоне? Если ей уже холодно, на дороге без крыши она вообще задубеет.

– Ты же будешь в порядке, правда? – спрашивает Дэнни, аккуратно сжимая мое бедро. – Нам ехать всего десять минут.

Я киваю. Если Дэнни возьмет машину, его родителям придется вместе ехать на одной. Тогда из-за меня им будет неудобно. Я же по возможности всегда стараюсь избегать таких ситуаций.

Я протискиваюсь в малюсенький уголок заднего сиденья, где доски упираются мне в плечо, а ветер из открытых окон не позволяет следить за большей частью разговора.

Телефон звякает – пришло сообщение. Когда я понимаю, что оно от подруги, Хейли, то сползаю чуть ниже на сиденье. Я уже представляю, что она написала, и эта информация не для посторонних глаз.

Она была уверена, что прошлой ночью все должно произойти.

Я же была уверена, что ничего не произойдет, и оказалась права.

Ответила бы я да на многочисленные предложения Шейна, если бы не встречалась с Дэнни? Возможно, но я с Дэнни, живу с его родителями, поэтому нет смысла задавать себе этот вопрос.

Джип съезжает на обочину, когда мы подъезжаем к Киркпатрику. Я дрожу, когда выбираюсь с заднего сиденья, а Люк закатывает глаза, видя, как я заматываюсь в полотенце, чтобы согреться.

Я следую за ними на пляж, усаживаюсь, засовывая коленки под толстовку, пока они снимают шорты и натягивают гидрокостюмы. Ветер доносит запахи солнца, морских водорослей и диких цветов. И хотя все еще прохладно, я закрываю глаза и делаю глубокий вдох, поднимая лицо к небу. Бывают моменты, когда здесь светит солнце и дует легкий ветерок, а я почти уверена, что меня снова можно починить.

Когда я открываю глаза, Дэнни уже шагает к воде, как стойкий и умелый солдат, а Люк – нет.

Замерев, он стоит и наблюдает за мной, но когда я открываю глаза, отворачивается и молча следует за Дэнни.

Он легко несет доску под мышкой, как будто она вообще ничего не весит. Из-за роста он выглядит долговязым, но у него широкие, как у пловца, плечи, и в нем есть грациозность, которая точно не ассоциируется с футболом, но и с балетом тоже. Он больше похож на тигра в человеческом обличье, обладающего своего рода изящным атлетизмом, даже когда просто идет к воде.

Они гребут от берега до предполагаемой линии, где будут ловить волны, а я закапываю стопы в прохладный песок, чтобы закрыть их от ветра. Скоро станет теплее, но я все равно жалею, что приехала.

Дэнни ловит первую волну, такую же, как и всегда, – умеренную и предсказуемую. Он пытается разрезать ее, но у него не выходит.

Я жду, что Люк возьмется за следующую, но он не плывет к ней. Он пропускает мимо одну волну за другой. Дэнни утверждает, что Люк на самом деле хорош – рос, занимаясь сёрфингом, пока семья не переехала, когда он был в старших классах, – а мне интересно, страшно ли ему, ведь он занимался сёрфингом только в Сан-Диего. Глупо, конечно, но я надеюсь, что ему страшно.

Надеюсь, ему совсем не понравится, и он никогда больше не вернется.

Однако как только я об этом думаю, он садится прямо, устремляя взгляд вдаль и напрягая каждый мускул. Он снова напоминает мне тигра, но в этот раз он будто только что заметил добычу. Волна вдалеке начинает сгущаться и подниматься. Люк ложится на живот и гребет изо всех сил, широкие плечи находятся в постоянном движении, пока позади него вырастает стена воды.

Это волна не для новичков – такая может уделать тебя, если ты не понимаешь, как с ней справляться. И хотя Люк мне не нравится и я не хочу, чтобы он здесь находился, я задерживаю дыхание, приготовившись к беде.

Вдруг он уже на ногах, словно по волшебству. В то время как Дэнни аккуратно подпрыгивает, осторожно ставит одну ногу, потом другую, вставая с колен, Люк каким-то образом одним плавным движением устремляет свое длинное тело в воздух, легко приземляется и твердо встает на ноги. Он так быстро все делает, что я едва успеваю проследить; настолько быстро, что я сомневаюсь, не привиделось ли мне это.

Я думала, рост будет мешать ему, но он словно вообще не имеет значения. Волна – чудовищная, бугристая, беспощадная. Он мог так стоять босиком на кухонном полу – настолько спокойно и уверенно он выглядит.

Люк врезается в стену воды, легко подлетает, затем снова врезается, опуская руку так, чтобы она касалась воды, пытаясь снизить скорость и проехаться в трубе как можно дольше. Он выглядит одним из профи: это парни, которые каждый год готовятся приехать в Северную Калифорнию и покорить Маверикс – огромные волны в период зимних штормов. И даже на расстоянии я теперь вижу, почему он готов ехать восемь часов на север и терпеть пребывание в доме пастора, чтобы поймать лучшие волны. Он счастлив. Я видела, как он улыбался, слышала, как он смеялся, но он совсем другой, когда парит над волнами, глубоко сосредоточенный и цельный.

Наконец Люк выскакивает в конце трубы, его доска подлетает в воздух и скользит обратно по гребню хвостовой части волны. Парни на линии волн радостно улюлюкают – это те парни, которые обычно проявляют одобрение лишь движением подбородка и ровным «ничё так». Он действительно настолько крутой. Он спрыгивает и снова ложится на доску, гребет, его радость сменяется чем-то другим, чем-то бо2льшим. Концентрацией. Словно ничто на свете не имеет значения – только желание повторить этот трюк.

Дэнни не такой. Он не хочет большего. Он рад именно тому, что у него уже есть. Я бы хотела больше походить в этом на Дэнни. Я очень стараюсь.

Когда они через два часа наконец возвращаются на берег, все в песке и соли, уставшие, то это другая усталость, не та, которую я испытываю после смены в закусочной. Она кружит голову и приводит в восторг. Хотя они и рослые ребята, сейчас напоминают мне маленьких мальчишек.

– Детка, ты это видела? – спрашивает Дэнни, радуясь тому, что у него наконец получился небольшой воздушный трюк. – Кажется, я наконец-то понял, что до этого делал не так.

– Плохо катался? – подшучивает Люк. – Это ты делал не так? – И он смеется, так низко и хрипловато, так бесспорно по-мужски, что я чувствую, как меня пронзает искра и болезненно отдается в животе.

Дэнни пинает его и тоже смеется, падая на песок рядом со мной.

– Придурок.

Люк закрывает глаза и поворачивается лицом к солнцу.

– Больше никогда не хочу кататься в Сан-Диего.

– Это означает, что я все-таки убедил тебя остаться на лето? – спрашивает Дэнни.

Люк бросает на меня взгляд и отворачивается.

– Да. Думаю, убедил.

Но его радость немного поубавилась. Подозреваю, это из-за меня.