Они миновали Черкесск и свернули на заветной развилке в сторону Пятигорска. Вокруг уже стемнело настолько, что страшно стало ехать с ближним светом фар.
И хотя было ещё не так поздно, путешественников стало клонить в сон.
Остап заметил, что даже Бэлла позёвывает и трёт глаза. Может она и способна обходиться без сна, но это не значит, что усталость на неё не влияет. В таком случае Бэлле ещё тяжелее, чем другим. Ведь у неё нет возможности переключиться. Вся жизнь сливается в один нескончаемый и мучительный день.
Кажется, они снова переоценили свои силы. Возможно, как сказал Илий, на них, по мере приближения у Эльбрусу, действительно начинал сильнее действовать фактор. Остап сказал об этом остальным. Его выслушали молча, без возражений. Он понял – всей группе нужен сон и отдых. Ничто их лучше не восстановит.
Было решено ехать прямо через Пятигорск. Предложение высказал Логарифм, аргументируя это тем, что город мог уснуть раньше, ещё задолго, до того, как началась всеобщая паника – значит дороги могут быть свободны. Да и подходящий ночлег легче найти в большом городе.
И хотя, после тяжёлого дня, полного приключений, все слабо верили в то, что попадут в Пятигорск легко, доцент оказался абсолютно прав.
Их встретили пустые улицы и полнейшая тишина. Тишина огромного некрополя.
Тёмные окна. Застывшие машины, как гробы. Неясные силуэты домов, как гигантские склепы. Голые безжизненные деревья.
Оставаться здесь совсем не хотелось.
Но утомление помогало победить накативший страх. Усталость словно притупила его острые колючие края, сделала путников равнодушными к опасностям. Только бы растянутся на кровати и уронить свинцовую голову на подушку. Только бы жадно надышаться сном, прыгнуть в облако забвения и остаться там до утра.
Они ещё колесили по улицам, ища подходящее место для ночлега, как вдруг по тёмному небу прокатились лиловое всполохи. И Остап впервые в жизни увидел силуэты гор. Свечение длилось не долго, но, казалось, озарило ярким светом самые тёмные уголки мира.
Обе машины остановились, неспящие выбрались из них, и, задрав головы, смотрели в небеса.
– Как красиво. Всё-таки это напоминает северное сияние, – поделилась Кира, когда свечение начало таять в вышине. – Только цвет не зелёный, а бледно-фиолетовый.
– Когда у меня на родина так небо горит, мы говорим – нельзя смотреть! Отворачиваемся! – предостерёг Тым. – И этот свет нехороший. Голову туманит, глаза слепнут. Человек будет совсем глупый.
– Куда уж хуже, Тымнэвакат, – отозвался Вешников. – И так умом не блещем.
– Всегда есть куда хуже! – возразил Тым.
– А знаете, мне даже нравится, – задумчиво произнесла Бэлла. – Если бы это свечение не означало полный и окончательный трындец для всего живого, я бы сходила за фотиком.
– Так же было и в прошлый раз, – добавила жавшаяся к ней и озябшая Нелли. – Когда прилетела первая Неглерия, только свет был не такой яркий.
– Вторая гораздо больше, – подключился к разговору Саблин. – Оно и видно, вторая тварь решила довершить начатое дело. Может у первой не хватило силёнок или ещё что. Странно вот только, что она не спускается сразу. Парит где-то там, в стратосфере, и не спешит к нам в гости.
– Тут как раз не вижу ничего странного, – ответил Логарифм. – Эти существа пришли из глубин космоса, они существуют вне атмосферы и, видимо, им нужно время, чтобы перестроить метаболизм и приспособиться к жизни на Земле.
– Может и так, – пожал плечами Саблин. – Вы ещё молоды, господин Беркутов. У вас есть ответы. У меня их всё меньше.
Нелли поёжилась и застегнула куртку.
– Как же… – начала она говорить в наступившей тишине и голос её дрогнул. – Как же нам их одолеть? Ведь мы даже не знаем, что делать с первой, а здесь уже вторая!
Логарифм по своей привычке, раскачивался с носок на пятки и обратно, теребил ус и чему-то улыбался. Он чувствовал, как все взгляды переходят на него.
– Искусство маленьких шагов, – пробормотал он в нос.
– И что это значит?
– Значит, мы не будем загадывать вперёд. Сначала выспимся, потом позавтракаем, затем доедем до треклятой горы. То есть будем решать проблемы по мере их поступления.
– То есть, как обычно в России? – спросил Остап. – Без плана. С надеждой на авось?
– Помните сказку про лягушку, которая своими стараниями взбила молоко в масло и выбралась наружу? – сощурился Логарифм. – Я предложу вам другой пример, из живой природы. Есть некоторый вид рыб, который живёт на мелководье. Когда случается отлив, рыба остаётся лежать на отмели, дожидаясь возвращения воды. Те рыбины, что много трепыхаются, в конце концов погибают, а те, что научились лежать неподвижно – сохраняют в мышцах запас кислорода и выживают до прилива. Понимаете, к чему я клоню?
– Только примерно.
– В разных ситуациях одни и те же стратегии не работают, – объяснил доцент-эколог. – Иногда для выживания нужно отдать максимум сил, а иногда затаиться и не делать ничего.
– И какую стратегию выбрали мы? – спросил Остап.
– Пока никакую. Мы не знаем всей ситуации.
Небо над ними почти погасло, только тонкая лиловая полоска ещё пересекала вершины гор.
Майя обняла за плечи маленькую Лизу, шмыгнула носом, обернулась.
– Может быть, нам сможет что-то рассказать Фима?
Мальчик сидел в стороне на корточках и ковырял пальцем подтаявший снег. Ни фиолетовое сияние, ни разговоры взрослых, похоже, его не интересовали.
Майя, обратилась прямо к нему.
– Фима, ты знаешь что-нибудь о втором существе, которое висит над нашей планетой?
Мальчик поднял голову и, как обычно, долго без ответа, смотрел на Майю, так словно смысл её слов доходил до него не сразу, по прямой ветке, а задерживался на ремонт в депо.
– Не знаю.
– Зачем оно прилетело к нам?
– Я же говорю: не знаю, зачем второе. Отстаньте вы все от меня!
Он поднялся, вытер рукавом сопливый нос и побрёл к машине. Забрался внутрь, хлопнул дверью.
– Нам всем нужен отдых, – резюмировал Никанор Степанович. – И парнишке в первую очередь.
– Мы не можем от него избавиться, – проговорила сквозь зубы Нелли. – Так давайте хотя бы поселим его отдельно.
– Нелли… – вздохнул Остап.
– А что? – повернулся к нему Логарифм. – Девочка говорит дело. Если ночью по нашей метке придут враги, мы хотя бы успеем понять, что они в городе.
Глубокий вечер они застали в мини-отеле «Пятая высота». Он находился на склоне, из окон открывался хороший обзор на дорогу и спальный квартал внизу. И хотя без электрического освещения всё равно ничего не было видно, с приходом рассвета просматривалась большая часть города и главное – гостевой домик, в котором оставили на ночлег Фиму.
Мальчик тайком улыбнулся, когда ему сказали об отдельном домике. Похоже, его новая компания ему совсем не нравилась. Не успели Майя с Остапом уйти из гостевого домика, а Фиму уже сморил сон.
Они убедились, что он уснул в относительно тёплом и безопасном месте, оставили на тумбочке воду и рацию, и вышли на улицу.
Назад в отель возвращались с фонариками. Было так тихо, что они слышали звук собственных шагов по мокрому асфальту. Дышали тёплым паром – идти приходилось в горку.
В воздухе пахло снегом, хвоей, камнями и почти неуловимо – озоном, неясный и будоражащий запах гор, ещё не знакомый Остапу и так хорошо известный Майе.
Несмотря на усталость, этот воздух придавал им обоим сил. А прогулка, после долгого дня в машине, помогла разогнать кровь.
Они не сразу осознали, что остались наедине. Потому – шли неторопливо и молчали, как будто заново привыкали к обществу друг друга.
Остап искоса поглядывал на Майю, но в темноте видел лишь тусклое очертание её профиля. Возможно, она тоже иногда смотрела в его сторону, но Остап не был уверен. Когда идёшь с фонариком, больше думаешь о том, как бы не споткнуться.
– Ты нашла к Фиме подход, – неловко начал Остап, и его собственный голос показался ему чересчур мягким, елейным. Он откашлялся. – К тебе мальчик прислушивается…
– Он не самый приятный юноша. С дурными привычками, плохой гигиеной и боязнью людей, – ответила Майя. – Но он остаётся ребёнком, потерянным и одиноким.
– А тебе не кажется, что без нас ему… Ну…
– Лучше? Я в этом уверена. Ему вполне хорошо с самим собой. Но это не значит, что он выживет без нас. И в глубине души, он тоже это знает – ведь он вышел на дорогу, чтобы остановить машину.
– Думаешь, он намеренно к нам присоединился?
Остап не видел, но почувствовал, как Майя смотрит на него из темноты.
– Не знаю. В последнее время я ни в чём не уверена. Возможно, он просто использует нас в своих целях.
– В каких, хотелось бы знать… – Остап нервно почесал переносицу, и сам же ответил: – Хочет добраться с нашей помощью до Неглерии?
Майя вздохнула.
– Возможно.
– Зачем ему это?
Художница пожала плечами.
Они преодолели склон, и пошли по ровной, пустой, выложенной брусчаткой площади, переделанной под парковку.
Вдалеке, в одном из окошек мини-отеля на первом этаже горел огонёк – дежурила Бэлла.
Подул ветерок. Ещё сильнее запахло хвоёй, снегом и ледниками. Остап вслепую протянул руку и коснулся холодных пальцев спутницы, мягко сжал.
– Майя…
– Остап, не надо. Мне сейчас не до этого…
– Я только хотел извиниться.
– За что? – она остановилась, чуть отступила, но руки не высвободила.
– Всё вышло по-дурацки. Я не должен был тебя целовать, там, за бензоколонкой.
Несколько секунд Майя молчала. Вдруг рука её затряслась, а потом в воздухе разлился звонкий, чуточку нервный смех.
У Остапа пересохло во рту, сердце заколотилось. Он отпустил её руку и невольно сделал шаг назад.
Но Майя так же резко перестала смеяться, шагнула навстречу и нашла его руку, крепко сжала пальцы.
– Не обижайся, пожалуйста, на меня. Ты умный, ты хороший, но ещё такой наивный, такой юный, Остап! – она издала смешок, но в нём уже звучало отчаяние. – Ты думаешь о поцелуе? О том нравишься ты мне или нет? Нравишься. Ты надёжный. Ты… – она попыталась подыскать точное слово. – Ты родной мне человек. И тот поцелуй меня поддержал, вывел из ступора. Помог вспомнить, кто я есть…
Он открыл рот, но она не дала ему договорить, закрыла ладошкой рот.
– Ты и сейчас поддерживаешь меня, просто, когда рядом. Я вижу, как ты смотришь. Вижу, как хочешь помочь. Но ты не можешь помочь. Никто не может. Только я сама. Я их потеряла! Потеряла навсегда, Остап! Ты не можешь этого понять!
Остап почти рывком убрал её руку:
– Могу! – крикнул он. – Ты думаешь, если я моложе тебя, значит, не видел жизни! Эта поганая летаргия тоже лишила меня любимых. Сначала мать, потом, потом…
Он задохнулся от возмущения. Майя неожиданно прижалась к нему и крепко обняла, уткнувшись носом в ворот свитера. Он почувствовал сладкий запах, исходящий от её удивительно мягких, похожих на пружинки волос. Затем его рука, против воли, коснулась этих волос и гладила снова и снова, пока сердце не перестало колотиться, как бешенное.
– Мне стыдно, – сказала Майя глухо, зарывшись носом в одежду, всё ещё не отнимая лица от его груди. – Ужасно стыдно, за то, что я чувствую к тебе. Что это по-настоящему. Что я чувствую это сейчас. Так не вовремя, когда должна мучиться угрызениями совести, потому то не сумела уберечь детей…
– Майя! – он сжал её за плечи, отстранил, заглянул в глаза. – Ты заговорила о детях, едва вышла из комы! Ты чуть не погибла, разыскивая их по Петербургу! Ты ещё не могла ходить, но проползла на животе по замёрзшей лестнице, чтобы их спасти! Ты не виновата! Ты сделала всё, что могла!
Она грустно улыбнулась, шмыгнула носом, и вытерла быстро сбежавшую по щеке слезинку.
– Ну, тогда и ты себе скажи, что ты не виноват!
Лицо Остапа вытянулось. Они посмотрели друг другу в глаза и рассмеялись. Затем, снова обнялись и на этот раз стояли так долго.
В какой-то момент их лица оказались так близко, что они кожей почувствовали тёплое дыхание друг друга.
Дрожа, но не от холода, медленно, будто преодолевая тягу двух магнитов, они оторвались друг от друга, всё ещё держась за руки.
– Ты понимаешь, – нежно отозвалась Майя, – что дальше нам будет ещё сложнее. Чем сильнее мы устаём, тем меньше себя контролируем…
– Понимаю, – согласился он. – Но мне почему-то стало легче.
Они расцепили руки и спрятали их в глубоких карманах своих курток.
Вновь ветерок принёс запах гор, вновь брусчатка отозвалась на их шаги, глухим стуком. Огонёк в окне мини-отеля стал ближе.
Когда они вошли в холл, все уже спали. Только Бэлла сидела, заложив книгу пальцем, и неотрывно глядела на горящую перед ней на столе толстую свечу. Остап и Майя подошли к её креслу.
– Удивительно, – медленно проговорила она, даже не взглянув на вошедших. – Как быстро мы скатились в дремучее средневековье. Как по щелчку пальцев. Аккумуляторы разряжены, экраны погасли, клавиатуры онемели. Скоро чернила в моей шариковой ручке засохнут, и я снова начну царапать бумагу гусиным пером.
– Разве не все современные писатели тайно мечтают об этом? – поинтересовалась Майя. – Сидеть при свечах, писать пером…
Бэлла сонно перевела на неё взгляд.
– Ровно до тех пор, пока в первый раз не отключат электричество с отоплением. И помни, дорогая, я пишу любовные романы. В них можно разбрызгивать духи на постель и щекотать друг друга перьями при свечах, но, чтобы хорошо описать такое, реальность должна быть беспощадно комфортной: ноутбук с удобной раскладкой, крепкий кофе, кресло с пледом и кто-то тёплый у ног – собачка или кошка.
Остап и Майя засмеялись.
– Муза сбежала от тебя, Бэль? – пспросил Остап.
Бэлла сощурилась, разглядывая их разрумяненные лица, и неопределённо махнув рукой, снова уставилась на огонёк свечи.
– Лучше идите спать. И лучше – вместе, – сказала она. – Этот мир летит в тартарары. Когда ещё выпадет такая возможность?
Остап и Майя замерли и коротко переглянулись.
– Не бойтесь, – сказала Бэлла, искоса посмотрев на их вытянутые лица. – Я никому не выдам вашу тайну.
В холле стало так тихо, что можно было услышать, как потрескивает парафин, плавясь от горящего фитиля.
Остап неловко возразил:
– Мы как раз говорили о том, что сейчас это всё усложнит…
– Дело ваше, – Бэлла тяжело поднялась с кресла, взяла со стола фонарик, проверила револьвер за поясом. – В моих книгах, это уж точно никогда ничего не упрощает. Но только поэтому их и читают.
Она прошла между ними, легонько толкнув Остапа плечом. У выхода, чуть покачнулась.
– Бэль, – позвал Остап. – Куда ты?
– Выйду, прислушаюсь к шорохам. Возможно, навещу нашего мальчика. По ночам в городе такая тишина, что можно различить шаги за квартал отсюда.
– Бэль.
– Чего тебе?
– Как ты?
– Бесконечный день, мать его… – буркнула она и, толкнув дверь, вышла на улицу.
Остап смотрел сквозь стеклянную дверь, как на парковке загорелся луч фонарика.
– Нам нужно идти отдыхать, ты сам говорил, – сказала Майя.
Он повернулся, кивнул.
Они задули свечу и свернули в тёмный коридор, направляясь каждый к своей двери.
Майя нащупала стальную ручку, с силой нажала на неё и тут же услышала, как Остап тихо позвал её по имени.
Она вздрогнула, ощутила, как остро и горячо кольнуло в сердце, как внизу живота разлилось тепло. Поняла, что если он сейчас подойдёт и коснётся её…
– Майя!
– Что? – ответила она шёпотом.
– Не знаю как так вышло. Но я тебя люблю. Вот что.
Она обернулась, глядя в кромешную темноту. Не понимая, как далеко он сейчас от неё. В её руке был зажат фонарик, но ей не хотелось его включать. Она боялась, что если посветит, то увидит лицо Остапа, его глаза, совсем рядом со своими.