Москва, прогнившая дотла,
В тебе нет чести и добра.
Твоё величие и слава
Давно прошли, теперь отрава
Осталась при тебе одна.
Не злых собак лай раздаётся,
А матерщина льётся, льётся
Из уст детей и старика,
Мужчин и женщин, и тогда
Душа обруганная бьётся.
Идут худые обормоты,
И жмутся по углам уроды,
Калеки, пьяницы и воры.
Кто от беды, невзгоды,
Другие просто без работы.
Такая жизнь: всех сократим,
Компьютерами замени́м,
«А кто остался без работы…
Не наши это уж заботы.
За них за всех жить не хотим».
Такое, братцы, наше время:
Жить по морали нынче бремя.
Сидят друг с другом за столом
Вор и политик с подлецом,
Руси гнетут святое племя.
Зачем живём? Один Бог знает,
Но нам никак не сообщает:
Зачем одни живут по блату,
Другие горбятся за плату,
Ведь всех один итог равняет.
Для вас пишу я эти строки, молодёжь.
И сверстники мои, вы ухо приклоните.
Послушайте, сказать, что вам готов,
Мои слова не отвергайте, а примите.
Наверно, думаете вы, что время раньше
Мрачней, темней, скучнее было и глупей,
Но нет, не так. То время было много больше,
Чем наблюдать сегодня можем у людей.
Не торопились так, как вы сегодня,
Отцы и деды ваши, так же как и их,
И спать ложились в сумерках вечерних дня,
Уставшие от всех работ, забот своих.
Нет, люди раньше были лучше, чем сейчас.
Мораль и доброта превыше были чести,
Хоть были воры, пьяницы в жиру под час,
Но их немногих презирали люди вместе.
А что сегодня видно? Ни порядочности,
Ни верности, сочувствия, души добра,
Ни милосердия вокруг, ни нравственности,
Среди людей царит жестокость лишь одна.
Все беды от неё, прогнившего мышленья,
Из корня помыслов, что стало непристойным.
И нет за все дела их мерзкие прощенья
Перед судом над ними Божьим справедливым.
О вы, младое поколение, услышьте,
И сверстники мои, от слов не отвернитесь,
Что я сказал о вас. Своих отцов спросите
И к ценностям души высоким обратитесь.
Не стоит это всё, что б время вы теряли
На пустоту, фальшивку счастья и обман.
Обман души своей прогрессом называли,
Но он лишь злей, грубей, тупее делал вас.
Так вы отриньте весь насилия разврат,
И на ровесников своих не зарьтесь жадно,
Вы люди или кто? Ведь каждый был бы рад,
Жить в мире не имея в сердце гнева, страха.
Такой мир сделать можете одни лишь вы,
Да дети ваши, если в них вложить добро.
А вложит кто? Родители иль улицы?
Решать судьбу детей лишь вам одним дано.
И что же вы дадите им, что объясните?
Что есть добро? И что такое жизни зло?
Но их не обмануть. Поэтому не врите.
Сказать о жизни им вы сможете одно:
«Как мы живём, такая жизнь, другой не знаем».
А ведь печально это мне и вам должно так быть,
Что жизнь трудна, как это мы не отрицаем,
Но жизнь по нашей воле можем сотворить.
Как быть тогда? Решайте сами, господа,
Решать проблемы вам, я понимаю, ново,
Но вам к чему своя на шея голова,
Когда за вас всё сделано, давно готово.
Сложнее стало жить, ведь времени же мало,
Но жить придётся нам, тут как не посмотри,
Вертеться надо. Потому оставьте жало
Зла и тьмы и верните чистоту души.
Для вас пишу я эти строки,
Искусства деятели сцен,
Вы хоть стараетесь, но всё же
Нельзя терпеть ваш беспредел.
Зачем кричите в зал вы громко?
Неужто чувства донести
Без крика трудно вам настолько,
Что вы кричите без нужды?
Кому-то может показаться,
Что вы, играя, жизнь творите,
Но нет, не стоит удивляться,
Сыграли плохо, уж простите,
Но я скажу вам, как ценитель
Искусства истинных высот:
Идея пьесы – повелитель
Сердец людских, души полёт
В духовный мир небесных благ.
Но ключ от двери в этот мир
Дарован вам не просто так,
А для звучания нежных лир.
Несите людям вы свой дар
Достойным их хвалы путём,
Не за несчастный гонорар,
А за души добротный тон.
Ведь люди жаждут освежения
От их дневных забот, страстей,
И просят духа освежения,
А не острот пустых идей,
Да криков резких и немых,
Развратом полных, пошлых сцен,
Не монологов чувственных,
А ссор, скандалов, перемен.
Не нужно это, согласитесь,
Их жизнь полна всем этим бредом,
Который, как вы не стремитесь,
Не скрыть ни юмором, ни гневом.
Так что же дать им? Я скажу.
Возьмите классиков к примеру:
На их спокойствие в пылу,
Остроты языка, но в меру,
На их душевный полный мир,
На их осмысленность и веру
В то, что они не боги лир,
А игроки играют веку.
На то, что чувств не мало-много,
А сколько зрители вместят.
И лишних слов и действий нет,
Есть то лишь, что от них хотят.
Работа сложная у вас,
Не каждый справится умело,
Хоть трудно будет вам подчас,
Вы за неё беритесь смело,
Тогда и вы, и добрый зритель,
Искавший утешения,
Искусства чистого ценитель
Получит негу наслаждения.
Зачем кричите вы, актёры,
Когда спокойные слова
В тиши душевной утончённой
Сильнее будут раза в два,
Затронув души и сердца?
Что? Это модно? Враки! Вздор!
Не этим славится актёр!
Кричать горазды в закоулках
Спросонья пьяницы-бродяги.
А вы? Поёте связками в напряге
И в родовых кричите муках.
Но вы играете безбожно
Все ваши чувства, да все, ложны,
И это видно, уж простите,
Как вы неискренне кричите.
Я покажу вам, отойдите,
Коль слов не можете понять.
Начнём с задумчивости или…
Печали… Можно так сказать,
Что зритель ахнет с сожаленьем
О бедной участи героя
Иль покачает головою,
Весь преисполненный волненьем;
Шептать то быстро, то неспешно,
Чеканя каждый ценный слог,
Глаз не поднимая выше ног,
Держась сутуло и согбенно,
Схватившись с горя за виски,
Ломая руки от тоски,
Иль рвя бумагу на куски.
Не нужен ор, пусть будет плохо
Одним лишь видом, болью глаз,
Чтоб пожалеть мог зритель вас
И слышать мог малейший шорох,
Да пальцев хруст и треск стекла,
Печаль чтоб тихою была,
Как гладь поверхности пруда.
А дальше – горе. Пусть печаль
Для вас табу на крик наложит,
Но здесь крик всё-таки поможет
Оставить след, как снег февраль.
Он изнутри идёт, от сердца,
А вместе с ним болит живот.
Дрожит ладонь, белеют губы
И всхлипы стонут под гавот.
Взрываясь скрипом, тихо плачут
Глаза, закрытые рукой,
Как по стеклу ведя струной,
До сердца дрожью пробирают
Своею болью и мольбой.
Но крик здесь маленький, на вздохе,
Как будто «ах» иль «ох» сорвались
С двух тонких струн больной души.
Затем, актёр, друг, не дыши.
Пускай тебе вдруг станет трудно,
Дыханье будет, как в бреду,
А между этим падай грузно
На стул, подушки на полу,
Иль опускайся на колени.
О да, актёр, забудь о лени!
Ведь если сердце не жалеть,
То можно всех душой задеть
За чувства, за сознание —
Любовь и сострадание.
Ну, что ещё? Ах, гнев и злость.
Так в нашей жизни повелось
День ото дня вздымать и гаснуть
Двум этим качествам плохим.
(Со стороны видней другим).
Неужто сложно злость и ярость
В шептании грозном заключить?
Глаза полны огня и страсти,
Движения резкие и властны —
Такой игрой всегда пленить
Возможно зрителя с восторгом,
Не к хрипоте ведущим ором,
А грозным басом, альтом, медью,
Вдыхайте пламя прямо в грудь,
И выдыхайте длинной речью,
Пытайтесь в них тепло вдохнуть,
Какое есть у вас в груди.
Слова пусть жгут, как жар печи,
Глаза и ноздри раскрывая,
Себя тряся и накаляя,
Издайте рык, не крик – рычание,
Пусть вас боится друг-актёр:
И зритель замер в придыхании,
Он вас боится и пленён
Искусством вашим тихой злости.
Он будет помнить вас, поверьте
Не день, неделю – целый год.
И не забудет эти нервы
И этот страх, и этот рёв.
Осталось что? Да, радость, счастье.
Их часто нам не достаёт,
И вам, актёры, кстати, тоже.
Так будьте с автором похожи
И расколите сердца лёд.
Вы поделитесь, как умели
В веселье проводить года
О ком написаны слова
В той маленькой и скромной пьесе.
У вас есть три часа, да-да,
Достаточное это время,
Чтоб сердце радостью залить,
Пусть вам её не повторить,
Так каждый раз изобретайте!
Улыбку глаз, подъёмы щёк,
Не нужен нервный здесь смешок,
Игрой друзей позабавляйтесь.
Я знаю: сложно, сложно вам
Смеяться вовсе не смешному,
Когда сто раз прочёл слова
Болит с погоды голова,
Иль с горем выбежал из дому.
Так получите же истому,
Играя так, как в первый раз,
Забудьте вы о речи, да!
Послушайте товарища слова
И от души посмейтесь,
Тогда и зритель вас поймёт,
И с вами дружно посмеётся,
И не кричите вы «хо-хо»,
А просто, вам как удаётся.
Не буду долго объяснять
Про мимику и жесты,
Известно это вам. Опять,
Импровизируйте, маэстро,
Не зажимайте в смехе скулы.
Так улыбаются акулы,
Но вы же люди! Так вздохните
Спокойным воздухом игры,
И наслаждайтесь, как и мы
Над автора задумкой. Bitte!
Не так уж сложно не кричать,
Себя послушайте, актёры!
Вам в жизнь дано то воплощать,
Таланты что писали много,
Что было жизнью и мечтой
Для них и современников.
Так дайте вкус нам жизни той,
Немного вдохновения
И вот, уже игрой пленён
И добрый зритель, и актёр,
И нет ни крика, ни потуг,
Где испытает верный друг
Печаль и горе, гнев и ярость,
Спокойный дух, любовь и радость.
Нет, не приму, не согласен.
Вы говорите: «Добро».
А я отвечаю вам: Гадость,
Морали противное зло.
Для защиты? Какая защита?!
Убийство, убийство, убийство!
Выстрелы, крики и кровь.
Не стоит ни жизнь, ни отчизна
Морали упадка сынов.
Вы говорите: «А как же иначе?»
А я вам отвечу: Я лучше умру,
Чем руки в крови людской замараю,
Чем совесть и душу задаром спущу
Прямо к Дьяволу в руки.
Ненавижу пулемётные звуки,
Разрывы гранат и крик матерей.
Уж лучше спокойно лежать у дверей
С чёрною дыркой в груди.
Не поймёте, упрямые, вы,
Насколько мне чистая совесть ценна,
Как стоимость жизни любой высока,
Как добряка, так подонка.
Да что говорить вам без толка?
Вы всё киваете, мол: «Говорите,
Мы вас послушаем, и дальше пошлём».
Но я вам скажу: «Берите, ведите,
Лучше в тюрьме быть, чем в поле с ружьём».
Вот вы говорите мне: «Мать и семья»,
А я отвечаю вам сухо: Какая-то мать
Жаждет сына обнять
Пришедшего с фронта домой.
И я не посмею ей слёзы ронять,
За то что не он, а я стал герой,
За то что какие-то жирные свиньи,
Сидящие сладко за длинным столом
Толкают мальчишек на фронт, на границы
Встречать там таких же мальчишек штыком.
Не правильно это, противно природе,
Закону и совести, Богу, тем паче.
Но вы, по старинке, не верите слову,
Но верите старым приказам, удаче,
Жестам тирана, вождя, самодержца —
Жёсткой, нещадной, могучей руке.
Вы – прошлое, вы – устарели,
Остались в далёкой великой стране.
Теперь от неё остался лишь запах земли,
Да армия всё ещё очень сильна,
Но толку! Страна! О, наша страна,
Как мало в тебе осталось любви!
Я же – не вы. Умею я думать,
Взвешивать, видеть, жизни ценить,
Знаю, что все приказы отчизны
Растят дураков, чтобы руководить
Было проще безмозглыми тварями,
Стадом баранов на голом лугу —
Это страна наша – люди-трудяги
Тщетно работают, тщетно живут.
Кто вырастает после года набора,
Службы в заброшенном Богом краю?
Злые, жестокие, наглые морды,
Пьяные четверть от всех дней в году.
Так брызжет слюной лихой патриот.
Пьяной походкой – товарищ по полку
Тащит авоську с бутылками вод
Самой разной горячности.
Как и характер держателя вин,
Разум избитый от крика старшин
Глух до призывов к порядочности.
Я не хочу умирать понапрасну
Ради тех тварей, сидят что в верху,
Иль шавок блохастых, снуют что внизу
По скользкому слёзному маслу.
И тихо скулят дифирамбы слону,
Который их давит и давит нещадно,
Как тараканов своею ногой.
А эти глупцы – они-то и рады,
Что пали за гордость Отчизны родной.
Так посылайте на фронт идиотов,
Чтобы они не кишели потом
В министерствах.
Но вы без разбора
Одним всех гребёте веслом
И удивляетесь: где наши люди,
Наши все светлые головы где?
Я б вам ответил, но слишком культурный,
Чтобы краснеть вас заставить в суде.
Который, к несчастию, я проиграю,
Не потому что неправ, а наоборот,
И потому что в суде всем вам рады,
Там ведь такой же безмозглый народ.
Ваши слова: «Защищал свою родину».
Им как коту валерьяна.
Я им отвечу: убийство законно ли?
Выпишут штраф, как буяну
Или отправят сидеть с наркоманами,
Или убийцами – ребятами вашими.
Не признаю» это долгом для родины:
Глупо своей головой рисковать
Или что хуже – в человека стрелять
Ради какой-то идеи от Путина.
Вы говорите: «Всегда поступали…»
Я перебью вас: Раньше и срали,
Извините за грубость, под кустик.
Так от чего мы сейчас
Ходим всегда лишь на унитаз,
А не с листочком, как раньше?
Может не все живут с маской и фальшью?
Может быть люди умнее чуть стали?
Или вы не заметили, сидя в сторожке,
Как послушные армии псы?
Я вам скажу: отстали все вы:
Нету войны и нет неотложки
В срочном таком обучении солдат.
Лучше отдать эти деньги
Не в вооружение,
А пенсионерам
На порошки и таблетки.
Вы ж их зажали в железные клетки,
А ведь они – больше пользы
Стране принесли,
Чем вы и всё ваше войско,
Которое вы так усердно растили.
Мозги на войне-то вам точно отбили,
А вот чему научили?
Пока что не ясно.
Хотя ежечасно
Вы долг отдаёте свой Родине —
Глупый, фальшивый восторг.
Я же – не вы, не спешу сильно в морг,
А хочу по любви жить и совести.
Ненавидьте меня, презирайте.
Ваше мнение мне не чета.
Говорите: «Отстал я». Так знайте:
Я отстал от падения дня,
От бесчувственных грубых стихов,
Бестолковых и рвано-тщедушных.
Но поэзию я не предам
Ради нравов копчёных и душных.
Новый слог, что вы так превозносите
То ни проза, ни стих, ни искусство,
Это лишь над душой богохульство,
Та, которую вы в грязи топите.
Что же вы ухмыляетесь, черти?
Что не нравиться критика больно?
Так ответьте, давайте, достойно,
Если в вас есть ещё вдохновение.
Не нигилисты вы, не атеисты,
Просто шуты вы на сцене, артисты,
И при том без таланта, диплома,
Лишь порочить умеете слово.
Так, заткнитесь, прошу, по-простому,
Не осуждайте меня за истому,
Этот старый, рифмованный слог.
Он приносит ведь сердцу восторг.
Ваша гниль же – одно исступление,
Пошлый, шумный, несвязанный бред.
Извините за грубость, презрение,
Я не критик, как вы, а поэт.
Сто лет! Сто лет со дня разрухи,
Со дня свержения царя.
Погибли пьесы и этюды
И композиции зазря.
Погибла наша знать и слава,
За рубежом её следы.
Осталась горестная сажа
И штурмовые рубежи.
Остались рваные токкаты,
Советский жёсткий, душный ритм.
Пришли на смену демократы
И мы теперь совсем молчим.
За этот век труда и пота,
Чтоб славу прежних возвратить
Людей гнала вперёд эпоха,
Да только не смогла простить
История сей жуткий ход.
Она и музыка – едины.
Погибло всё! Прощай, народ!
Тобой сонаты не любимы.
Тебе подай лишь новой грязи,
Движенье, новые пути.
Произведения же святы,
Недостижимы для толпы.
Нет, не понять тебе, Россия,
Своих талантов и господ.
Ты просто тёмная трясина,
Глухой и низменный народ.
Хотя в нём есть из миллиона
Лишь пара-тройка человек,
Кто дышит классикой влюблёно,
Кто отрицает новый век;
Хотя есть те, кому концерт
И опера ласкают сердце,
Но мало их, и в этом век
Наш отстаёт на всё столетье.
Прошло сто лет со дня разрухи,
Уничтожения господ.
А мы молчим, и наши души
Страдают без красивых нот,
Без составителей сонетов,
Без дирижёров для кантат.
Их позабыли, как поэтов,
И лишь немногие скорбят
Об их несчастном погребеньи
Под красным знаменем страны.
Сто лет, прошедшие в забвеньи, —
Сто лет без музыки любви.
О, буйный век – лихие нравы —
Ты любишь двигаться вперёд,
Не глядя влево или вправо,
Тебя без отступа зовёт
Давно привычная нам сила —
Да, любопытство, интерес.
Ты жаждешь новшества в мотивах,
Сенсационных всюду пресс.
Но не всегда в пучинах мира
Всё будет чище и светлей,
Уже прошла во всём вершина
Давно, за сорок тысяч дней
До нас. Несчастные младенцы,
Что мы в истории? Пыльца,
Что разлетится за мгновенье,
И нет ни стонов, ни следа.
Зато горды мы, своенравны,
Нам подавай горячий дух.
Устали слушать дифирамбы,
Нам голос предков слишком сух.
Так отрицайте, забывайте,
Кто выше вас, хоть спит в земле.
Но кроме слов, получше дайте,
Что вы так любите извне.
Но нет в вас предков красоты
И элегантности, и веры.
Сегодня помыслы пусты,
И потому так часты беды.
Я не корю вас. Я – как вы,
Всё та же жалкая пылинка.
Так пусть истории сыны
Простят нам сдачу поединка
В борьбе с искусством прошлых лет,
За ухищрения и трюки.
Нам не затмить их яркий свет,
Их не достанут наши руки.
Мы можем только закрывать
Глаза бесчувственной ладонью,
К ним зависть в сердце не унять
Мы преклоняемся, но с болью.
Я не стыжусь своих стихов
За их ритмичный чёткий слог,
Пусть говорят: «Как стариков»,
Но не люблю я рваных строк.
Таков мой путь. Не лёгок он.
Высокомерен, правда ваша.
Но я – один на миллион,
А вы – безличностная масса.
Глухим к поэзии народам
Всё некрасиво и смешно,
В них нет привязанности к модам,
Они живут в немом кино.
Тогда услышьте, вы, друзья,
И братья милые – поэты:
Не стоит тужиться зазря,
Пять раз коверкая сонеты,
Выдумывая новый стиль,
Изобретая полу-строки.
До вас придуман целый мир
В златой поэзии эпохе.
Не устыжайтесь старины,
Пишите новые мотивы
Всё тем же слогом красоты,
На струнах старой доброй лиры.
Пускай у вас бунтарский дух,
Я видел множество рук раньше,
Кто разрывали словом слух,