Порой, не часто, вспоминаю:
Мужья шли смело на войну,
Тогда же ясно понимаю
Жён слёзы, горькую тоску.
Я вижу сам, взирая в книгу,
Как наши падали отцы,
То в холод, то в жару,
На бранном поле молодцы.
Написанные книги —
Историю смотрю я в них:
Какие люди раньше жили,
Какие тяготы у них.
Как люди землю познавали,
Учились новому, творили,
И даже не подозревали,
Чему своих детей учили.
Года листая, я смотрел,
Как войны в мире возникали:
Как на других король смотрел,
Народы бунты разжигали.
Те, кто нам истину открыли,
Историю сию, писав,
Благое дело совершили,
Житьё своё, перу отдав.
Жаль, дань за скромный труд
Они высокую платили:
Кого-то отдали под суд,
Кого-то в ссылку отлучили.
Но благодарен от души
За их труды, старания,
Которые до нас дошли,
Достойны нашего признанья!
Ничто не изменилось:
Как прежде алчно, чёрство всё.
Добро в миру не появилось,
А лишь родилось зло.
Сейчас история творится
Повсюду на земле.
Но долго ли она продлится,
Истлеет ли в золе?
По жизни все идут пути
С паденьями и взлётами
Куют все образы свои
С камнями непроходными.
И жизни путь, нелёгок он,
Терна́ми полностью заросший,
Скорей кошмар, чем дивный сон
Невзгодами навек поросший.
На том пути дорог людей
Нечестных, подлых попадутся,
Но рано, поздно ли они
Все в прах земной, родной вернутся.
Ребёнка будут камни мучить,
Пока окрепнет несмышлёный,
Чтоб груз тяжёлый мог принять
Любовью первой упоённый.
Её прекрасное мгновенье
Даст сил идти ему вперёд,
Но после этого явленья,
Разлука крылья оборвёт.
Кто не готов к такой разлуке,
Тяжёлой грустью поглощён,
Тот камень в горы за собою
Нести навечно обречён.
И камень, тяжко жизнь гнетущий,
Убрать поможет лишь один
Помощник верный, бескорыстный
Разлуки, боли господин.
Залечит в горькие минуты,
Он не оставит никогда,
Почувствуешь ты друга руку,
Ведь время он, он был всегда.
И с ним утихнет боль потери
И в сердце вспыхнет прежний пыл
И вновь стал светлым день, без тени,
Любовью разум вновь заплыл.
Проходит время, путь труднее,
За горизонтом, вон, порог.
И днём и ночью держишься вострее:
Порой мелькают тени меж дорог.
И тут тропа твоя заводит
В дремучий лес, где звери бродят.
Ни лучик солнца не проходит,
Ни добры люди там не ходят.
Дорога подлая заводит
Тебя в огромное болото
Уходит вниз. И кто проводит?
Спросить ли стоит у кого-то?
Обходишь топь ты стороной,
Ещё добавилась морока,
Хотя не знаешь, что в лесу
Одна лишь смерть – твоя дорога.
Устав, лишь бьёшься со зверьми,
И ходишь, бродишь без дороги.
А время всё с тобой идёт,
И ты взрослеешь тоже.
Летят года, уже устал.
Болят уж ноги, голова.
Из многих тех, кого ты знал,
Уже не видишь. Вот беда!
Нельзя лежать, нельзя стоять.
Здесь верна смерть, коли устанешь.
Идти, идти – и подбодрять,
Ну, если жить желаешь.
Такая общая рутина,
Здесь каждый день кругом ходить,
Где кочки, мхи да тина,
Ни смысла нет, ни сил бродить.
Но вдруг просвет заметил ты,
Сквозь сосны, ели проходящий.
И чрез озёра, чрез ручьи
Идёшь на свет манящий.
Почти нашёл, свет ярче стал.
И счастье вот оно, бери!
Но жизнь трудна, ты старым стал,
И смерть шагает позади.
Уж седина блестит под светом,
И до луча рукой подать,
Но время ходит, бродит следом,
Здоровьем слаб ты стал опять.
Всё чаще дышишь, реже шаг,
А свет всё ближе, так манит,
Как в ночь пылающий очаг,
И счастья хочешь, всё смердит.
Последний шаг лишь небольшой,
Поднявши ногу, ты б дошёл,
Но изнемогшей пал душой,
И в вечный сон благой ушёл.
Раз рассказал мне мой отец,
Историю, что дядя говорил,
Как он в войну отечеству служил,
И как пришёл её конец:
Садись, племянник, слушай сказ:
«Долой прогнать фашистов,
Врагов для коммунистов» —
Был дан бойцам такой приказ.
Из всех, и нашего села
В отряд пошли юнцы,
Храбрейшие бойцы,
Которых родина звала.
Мы с братом в пеший полк пошли,
Хоть говорят «один – не воин»,
Но он идёт, ведь он достоин.
И так слагались армии полки.
На первый фронт нас всех призвали,
Где каждый божий день в огне,
На поле боя, на войне,
Где братья наши умирали.
Свистели пули над траншеей,
А в небе раздавался рёв:
Палили в нём со всех краёв,
Неслись линкоры батареей.
И словно чудом не погибли,
В живых остались средь огня
Измученные брат да я,
Лежав в крови, мы зыбли.
Смоленское сраженье,
Его потом таким прозвали.
А мы же просто воевали,
Но потерпели пораженье.
Земля в огне, войска в крови —
Вот ужас, нами пережитый.
А город полностью разбитый,
В котором армии прошли.
Прошли и наши, и враги,
Пехота, танки, самолёты.
К чему столь жалкие отчёты?
Ведь есть пред родиной долги.
Почти без сил мы пролежали,
Но всё же встали и пошли.
В леса сосновые пришли,
Ведь к партизанам лишь желали.
И вскоре встретили своих
По духу братьев и по вере,
И оказались мы в партере,
Аж позади тылов чужих.
Прошёл так год, второй и третий,
Немало немцев погубили,
Их подкрепления накрыли,
Для блага будущих столетий.
А русских дух сильнее был,
И воля крепкая была,
Ведь повернули вспять врага
И охладили немцев пыл.
С войсками нашими сплотились,
Пошли все вместе на Берлин.
И было взорвано сто мин.
На них фашисты расплатились.
В войне победу одержав,
Не пав под натиском врагов,
Своих крепили мы бойцов,
Европу с честью прошагав.
Дошли до самого Берлина
И дали бой на трёх фронтах.
Повсюду было на устах:
Врага столица уязвима!
И штурм в апреле начался́,
Всего неделю он продлился,
Хоть враг отчаянно там бился,
Но наша армия взяла.
Обратно с братом возвратились
В родной очаг, своё село,
Где ждали нас уже давно.
С родными вновь соединились.
Я точно помню времена,
Когда в наш старый березняк,
Пришёл пылающий очаг,
Горел, доколе шла война.
Надеюсь, то не повторится:
Кошмар ужасный наяву,
Который видеть не могу,
Лишь ночью он мне снится.
Ведь всё прошло, забылось,
Родились вы и подросли,
На поле расцвели цветы,
И всё опять восстановилось».
Так мне рассказывал отец,
Ему же рассказал брат деда,
В истории звучит «Победа»,
«Трагедия» гласит мудрец.
Дактилем нежным воспеты просторы,
Мысли и чувства у добрых людей,
Песни, стихи, в тишине разговоры,
Запах родимых всех русских полей.
Мысли свободные веют на воле.
Не заточить на поэта устах
Силу любви, одинокость покоя,
Не удержать их в коварных руках.
Скучного мира в период кощунства,
Только лишь чувства да мысли людей,
Происки муз и поэтов искусство
Могут разрушить сети идей.
Сети идей, что кричат в переулках,
На площадях, на бульварах, шоссе,
Будто поэты придуманы в шутках,
Будто не нужно искусство вообще,
Будто художники все – проходимцы,
Все музыканты – прошедшие дни.
Это не так! Они музы любимцы,
Не без души, без искусства, как вы.
Ноты, мазки, необычны слова —
Их дарование, муз вдохновенье
Служат для вас, вы услышьте меня,
Дарит сердцам и умам освеженье.
Не отрекайтесь от ваших друзей,
Вам принесут они мир и покой.
Посеребрите вы сети идей
Дактилем нежным воспетой луной.
Хочу сказать я вам о том,
О чём ещё не говорили:
В каком мы мире все живём,
Зачем его мы посетили.
Пришли, рождённые напрасно,
Навеки мучиться в миру,
Жить по законам безобразно,
Продать свою судьбу греху.
Испить всю чашу сожалений,
Прожить несчастные года
И пасть в могилу – чрево отречений
От в юности испитого греха.
Сейчас любой, кого не взять к примеру,
Прогнил насквозь и душу очернил.
Разврата он давно превысил меру,
Навеки душу бесу подарил.
И цель свою поставили столь низко,
Что до неё достанет мордой пёс.
Жить не хотят без радости и риска,
Но никуда не денутся от слёз.
Хочу сказать потомкам безрассудства
О том, что им не говорил никто:
Пора порвать порочный круг распутства
И истребить в душе греховной зло.
Ветра, холодные ветра
Неласково пронзают душу,
Но разрывается она
Не от ветров и не от стужи.
От грубых взглядов безразличных
И острых, колких, подлых слов
В противу искренних и зычных
Душа томится средь оков.
Холодной жёсткостью сердечной
Людей теперь не удивишь.
Моралью чистой, безупречной
До их сердец не достучишь.
Оставив тщетные попытки,
Идя по улице в толпе,
Свернусь в тулуп от ветра пытки
В сердечной боли мерзлоте.
Понимаю, уже надоели
На любовную тему стихи.
И про запах душистой сирени
Вам слова уж давно не милы.
Не хотите вы слышать укоры
О себе в философских стихах.
Надоели вам и патриоты
С их героями войн на устах.
Надоел вам и ямб, и хорей,
Даже дактиль для вас – тихий звон.
Амфибрахий затих средь морей,
И анапест прогнали вы вон.
Так о чём написать вам, ответьте.
Что тревожит сегодня умы?
Или вы безразличья столетие,
И стихи вам совсем не нужны?
Я измерил житьё людей метром,
Не пойму, чем сегодня людей
Оторвать от погони за ветром,
От бесцельных и глупых идей.
Посмотрел я на улицу бегло,
Но успел в один миг увидать,
Что бегут все, торопятся спешно
Что б найти, что купить, что продать.
В этом цикле, закрученном жизнью,
В этой бездне, бескрайней, пустой
Я стою, весь охваченный пылью —
Городской суматохой дневной.
Даже ночью кипит жизнь во мраке,
Освещается пламенем искр.
В переулке каком-то, в овраге
Жизнь идёт, ты её берегись!
Это не та жизнь, что стоит житья,
Это – подделка, пустышка, пиявка.
И чем глубже в неё падаю я,
Тем сильней меня душит удавка.
Ну, закончу теперь монолог,
Утомил вас, простите, маленько.
На распутье идейных дорог
Я даю вам своё наставленье:
Не гонитесь за мнимой мечтой,
За богатством, сжигающим душу,
За потерянной жизнью пустой,
А отдайте искусству минуту.
Прочитайте один всего стих,
Принесёт он душевный покой,
Вы поймёте, что дух ваш затих,
Что спокойно вновь сердце с душой.
1
Война людей простых внезапно разбудила
Своим скулящим воем, грохотом ракет,
Как буря зимняя снегами закружила,
На бывшей власти лоб направив пистолет.
Она ворвалась тучей плотной и густой,
Накрыв собой страну, не знавшей прежде зла.
И полной алой крови чашей золотой
Она политиков рассудок залила.
Не ведом страх ей, мера жадности, границы.
Война изящна во средствах, их всех не перечесть.
Она сидит в венке терновом – падали царица
И не знакомы ей закон, порядок, честь.
Война чернее ночи, все чернит сердца:
Одних жестокостью своей накормит вдоволь,
Другим же страхами пыль наведёт в глаза,
Затянет третих в жажды мести грязный омут,
Последних же вберёт родимая земля.
2
Войну народ душой боится, ненавидит.
Её железные клыки впиваются в сердца.
Огнём оружий, танков, самолётов дышит
В багровом море крови гадкая война.
Война имеет фронты, оба не правы,
И нет сраженью их ни цели, ни мотивов,
Но для насыщенности зрелища игры
Ей мало свиста пуль и грохотов от взрывов.
Ей мало крови, мало криков, слёз и стонов,
Ей мало жажды мзды и ненависти, зла.
Ласкает слух ей лязг патронов, море стонов,
Желает чтоб была залита кровью их земля.
Она хохочет, видя мать, которая,
Рыдая, ногу сына держит и сжимает,
А офицер, её под бок ногой пиная,
На смерть без смысла её сына посылает,
Старушки-матери сердечко разрывая.
3
А люди что? Всего лишь пешки в сей игре,
Десятком, сотней стало меньше, всё равно
Найдутся им легко замены на войне,
Людей ведь на земле страдальческой полно.
Так говорит она, царица падали и мрака,
И все, кого людскою кровью опоила,
Кому отсыпала мешок звенящий злата
И властью мнимою на время на делила.
Все те, кто в руки взял подпруги ложной власти,
Карманы все свои потуже нагрузив,
Они в войне людской остались безучастны,
Золой и пеплом их владенья окропив.
А люди что? Всего лишь пешки в их игре:
Идут куда пошлют, убьют, кого найдут,
Умрут, ведь гибли миллионы на войне.
И похоронят их в могиле общей тут
В родимой плачущей страдалице-земле.
4
Который день свистели пули над рекою,
Рекой текла людская кровь
На поле брани. А за города стеною
Плач раздавался матерей несчастных вновь.
Торчали из земли, асфальтов площадей,
Домов и стен, и крыш осколки злостных бомб.
Стоял над городом душевный стон людей,
Проклятьями усыпанный из недр катакомб.
Шли танки по земле, от жара почерневшей
Огня неслыханных машин убийств людей,
Солдаты с пустотой в глазах своих душевной
Голодные брели по полю восемь дней,
Над ними самолёты в небе проносились,
Свои неслись бомбить нещадно города,
Где люди мирные, несчастные молились,
Чтобы закончилась проклятая война.
Отечества истории такой стыдились.
5
Ни счастья, ни единства война не принесла,
Как будто может что-то принести она,
Помимо горя, разрушений, жажды зла?
Нет! Может лишь разбить людей сердца.
Кто виноват в войне? Кому какое дело?
Не сможет он войны сей жертвы искупить,
Не сможет матери бездыханное тело
Её утробы сына к жизни возвратить.
Нет никого, сумел бы кто войну забыть,
Всё горе, что она с собою принесла,
Простить своих врагов и снова полюбить
Детей, не знающих отцов презренных зла.
Не даст никто забытый в грохоте покой,
Никто не возвратит той жизни довоенной,
Которой жили люди, спокойные душой,
Разрушенной резнёй жестокой, бессердечной,
Что именуют все гражданскою войной.
И снова день новый, и новая спешка,
А может быть, это чья злая насмешка?
Сидит он, глумясь надо мной и над небом,
Что время подвластно ему в мире этом.
Проснулся, поел и ушёл на работу,
Вернулся, поел, погрузился в дремоту.
Так день ото дня не спеша, неизменно
Идёт рядом жизнь моя гордо, степенно,
И мысли теряются в суетной тине…
Как тянется длительно день на чужбине!
И снова день новый, а жизнь по старинке
Идёт, высоко поднимая ботинки.
Ни радости нет мне, ни капли покоя,
В бетонных стенах устаревшего строя,
И сердце тоскует в родном городишке,
И пыль оседает на старые книжки.
Ведь родина там, где душа до рассвета
По краю ножа идёт против ветра,
Где сердце и в горе, и в счастье стучит,
Где путь твой с друзьями и Богом лежит.
И снова день новый, и вновь на чужбине
Лечу в журавлином стотысячном клине.
И серые птицы летят друг за другом,
Последний за первым и замкнутым кругом.
Летят, не глядя ни направо, ни влево,
И нет никому до раздумий им дела.
Но резко упал один, умер, наверно,
Счастливый, ведь сколько бы жил ещё скверно,
Теперь он в краю, где нет спешки и бега,
Есть лишь тишина и лишь чёрная нега.
Всё тот день ещё. Солнце в сумерках скрылось.
Я встал на бордюр поглядеть, что случилось.
Водитель уехал, правя левой рукой,
Валялся старик под сырой мостовой.
И мимо прошли полицейский, прохожий,
Никто не заметил, в тот день непогожий,
Что кто-то погиб, что уехал убийца…
Что в этом чертоге бесовском творится?!
Нет, мне надоело, мне тошно здесь быть,
Уж лучше уйти, чем такое сносить.
Ночь. Звёзды зажглись в чёрном море небес.
Иду по обочине. Сзади следует бес.
Прошиб пот, мороз пробежался по коже.
Неужто мы с городом проклятым схожи?
Погасли светила, надвинулись тучи,
Бегу от дождя по замызганной круче.
Вдруг, свет промелькнул – чуть не сбила машина,
И дьявольский хохот раздался из дыма.
Добрёл до сосны, прислонился и сел,
И гром разъярённо во мгле прогремел.
И снова день новый, в глаза свет струится,
Из сердца какая-то сила стучится,
И свист незнакомый, но и родной
Откуда-то льётся, созвучно с душой.
Я встал, оглянулся. Всё было светло,
Красиво и ярко, аж сердцу тепло,
И было спокойно, и было легко,
И что-то родное меня к ним влекло:
И к лесу, и к лугу, к журчащей речушке
И старому дому на леса опушке.
Был полдень, и солнца лучи грели спину,
А в тени листвы по речушке, под иву,
Кораблики плыли из лыка берёзы
И бегали мальчики. А возле мимозы
Сидели девчушки, срывая цветы
Без спешки, тревоги, пустой суеты.
Я мимо прошёл, и мне сердце кричало:
«Я дома! И здесь позабуду печали».
Нашёл, наконец-то, я место такое,
Где люди с природой одно и родное.
Мгла в вышине отозвалась с тоской,
Что не любим её купол ночной
И затмевают свет звёздных огней
Жёлтые краски ночных фонарей.
Город не спит ещё в час полуночный,
Едут машины с работы спеша,
После часов трудовых сверхурочных
Не утихает в глазах суета.
Выйдешь из центра, как ночь на задворках
Тихий на узеньких улочках дым,
Нет не туман, а от пыльных машин
Выхлоп да копоть на окон затворках.
Люди не спят, только птицы на ветках
Славно кимарят, забыв о соседках,
Не нарушая полночный покой
Своей голосистой весенней игрой.
Где-то шумит во дворе дискотека,
Хохот и брань – всё слилось воедино.
Спит на скамейке дед – жизни помеха,
Рядом пустая бутылка от пива.
В лужу вступил – нога по колено
В грязной воде окунулась сполна.
Воля судьбы или чья-то вина,
Что нога не плывёт как полено?
Только плывут года в шуме и суе,
В свете ночных фонарей на досуге.
Город не спит, все ещё отдыхают:
Кто полупьяный по трассе катает,
Кто со второй доползает работы,
Кто не спеша доедает котлету,
Нет им тревог, суеты и заботы,
Лишь подключиться успеть к интернету.
Лишь бы скорей наступила суббота,
Чтобы на дачу пропихнуться сквозь пробку,
Чтобы дрова сложить в ровную стопку,
Устало сказав: «Надоела работа».
Серое, серое небо,
Серые осени дни.
Солнце всё лето нас грело,
«Хватит, – решило – с Земли».
Серые будни неспешно
Топчутся, словно слоны,
А выходной пролетает
Спугнутой мышью с крупы.
Нет больше смеха и горя,
Всё как-то серо, одно:
Серые чайки у моря
Смотрят печально в окно.
Серая кошка устало
Тянет две лапки на стул,
Рядом хозяин с сигарой
Перед экраном уснул.
Спят почерневшие крыши,
Ночью прошёл, видно, дождь.
Что же на сердце мне пишет
Чёрной смолою злой вождь?
Скоро уж полдень наступит,
Но не ушла ещё мгла.
Скоро ли сердце отпустят
Серые жизни дела?
Люди носят маски.
Любят в свете дней
Мазать кистью краски
Для своих друзей.
Наряжают рьяно
Шапки и чалмы,
Чтобы после пьянки
С ними не пошли
Жулики, бродяги
В свете фонарей,
Сбросив свои маски
Чёртов всех страшней,
Чтобы знали люди,
Что всегда трезвы
Головы и груди
Отпрысков страны.
Люди маски носят.
Сядут у огня.
Их пурга заносит —
Не страшна пурга.
Страшно, если кто-то
Встанет позади,
Зеркало подносит.
Только погляди
До чего упали,
Лишь бы раз узреть
Что под их вуалью.
Им бы лишь успеть
Скрыть лицо руками,
Видел чтоб никто:
Вымыто слезами
Старое лицо.
Маски носят люди,
Чтобы знали все,
Что еда на блюде
Лучше, чем во сне,
Что улыбка краше,
Если варят мёд,
Что слеза милее,
Если не везёт.
Можно жить безбожно,
Знать, что любит враг,
Если быть похожим
На толпу зевак.
Если затеряться
Средь пустых витрин
Будет в след смеяться
Старый арлекин.
Маски люди носят,
Потому темно.
Звёзды в небе плещут,
Словно молоко.
Путь земли не долог,
Нет на ней тепла.
Есть лишь масок холод,
Чёрствые слова.
Есть лишь страх казаться
Слабыми в слезах,
Смехом обливаться
В утренних садах.
Людям страшны мысли,
Чтобы честно жить,
Быть с врагом открытым
И друзей любить.
Носят маски люди.
Им не снять с лиц воск.
Ходят на распутье,
Отключая мозг.
Им не нужно слышать,
Что обман постыл.
Им лапшу навешать
Могут до штанин.
Им давно приелась
Правда о чертах,
Что за маской скрылась
Наглость или страх.
Надоела сказка
Про таких лжецов,
Что смеются плача,
Что кричат без слов.
Носят люди маски,
Ждут когда умрут
Все кто эти сказки
Знали наизусть.
Не желают маски
От души добра,
Только лишь роняют
Хрупкие слова.
Я не стану спорить
И срывать шарнир,
Пусть, как люди ходят,
Так и плачет мир.
Я уйду от масок.
Лучше жить в глуши,
Чем враньём их сказок
Жечь добро души.
Не ценят люди время, не умеют,
И уважение давно покрыто тьмой,
Весь город в скуке зыбкой тлеет,
Хотя… быть может я один такой?
Кто жить остался прошлым,
Кому ещё близка земная твердь.
Я предпочёл бы просто умереть,
Назло всем тем, кто пишет пошло.
Но знаю: не будут обо мне скорбеть,
Как о потере, о поэте.
Я бесталанен, что тут взять?
Вот Саша был – один на свете
Талант. Но долго не дано писать
И жить. Поэта общество отвергло,
Ведь общество – гнилая рожь,
Что слово русское, наверно,
Пропило за последний грош.
Так что писать? О чём тут долго спорить?
Как жизнь идёт, так тянутся часы,
Но я – не вы. Ценить умею время
И выбирать достойные пути.
Не криком надрываясь,
Выплёскивать бессмысленную брань,
Не с богохульством чертыхаясь
Писать о сладкой ночи в саму рань,
Или описывать свою судьбу
И жизнь, и каждое мгновенье.
Как глупо выносить народу смех, слезу,
Когда уж лопнуло терпение,
Что нет в душей сей вдохновения.
Я горд? О да, высокомерен,
Не отрицаю, не стыжусь.
Я старой школе буду верен.
Стихосложению учусь
У самых старых из поэтов,
Они – основа всех основ,
И пусть живу я в веке этом,
Я с ними рядом в цикле снов.
Проснусь – и я один на свете,
В могилах спят учителя,
А всякие кричат зазря
О том, что на планете
Ещё горит стихов стезя.
Но нет, она давно остыла.
На ней – лишь пара угольков,
А остальные тухнут где-то
Среди российских кабаков.
Среди канав, туманов, баров,
Среди зажравшихся господ
Сидят поэты – в бликах славы
За десять несуразных строк.
Пусть я умру, не понятый, забытый,
Мой слог – последний русский слог
В канаве грязной, неумытой
Найдёт свой истинный итог:
Быть может там мальчишка белокурый
Прочтёт мои неважные стишки,
И он поймёт – не страшен вид могилы
Всем тем, кто смотрит изнутри,
Но страшно то, что, может быть на свете
Остались лишь гробы от тех,
Кто в слово сердцем свято верил
И нёс стихи. Остался дым от всех
Поэтов-стихотворцев.
Неспешно догорает их зола.
Я из золы – всего одно лишь слово,
А фраза в целом не длинна:
«Убиты мы, осталась – тьма».
Всё что осталось – гниль и слякоть:
Кричит, разбрызгивая дождь.
Подобия стихов – то крик и маты,
И пошлость тянет вечер в ночь…
Но и от ночи до рассвета
Не умолкает снизу эта страсть,
Брань, музыка, и козырная масть —
Всё катится в могилу века.
Весь этот ужас – пыль, труха
Всё льётся в стоки и канавы,
И падает на малыша
С густыми волосами.
Уж был один такой,
Лихой и деревенский парень,
Упавший видно с головой
На дно сухой канавы,
Откуда он кричал и плакал,
Что Русь избита, нищета —
Её второе, видно, имя,
А третье – бедная земля.
Как русский дух из сердца шпарит,
Не заливает стих коньяк!
Ему и царь не сильно страшен,
Не то что поп и старый дьяк.
Не устоял он в этом мире,
Как Пушкин, Лермонтов он спит,
Над гробом крышку завинтили,
Чтоб уж не выбрался пиит.
Теперь всё проще и милее,
Сейчас писать – себе во вред,
Сейчас в канавах жить – престижно,
И так живёт наш человек,
И этот мальчик – в сонме бед.
Так пусть среди всей этой грязной жижи
Листочек прилетит, исписанный пером,
И что-то тёплое польётся через жилы
И дух воспрянет в сердце молодом.
Да, он поймёт, что нужно что-то делать,
В души проснётся вдруг искра:
Пускай не Пушкин он, пусть даже и не Леркин,
Но всё такая же лиричная душа.
Я знаю: он возьмёт перо и эстафету,
Возьмёт тетрадный жёлтый лист
И он ответит Тютчеву и Фету,
Что жив поэт и будет вечно жить.
Есть на Руси ещё поэты
И много звучных добрых слов,
И сердце их теплом согрето,
И дух парит средь облаков.
Пленяясь их спокойной речью,
Дыша рифмованным стихом,
О, как ликует провиденье,
О, как слух песней умилён!
Как много нежности и грусти
Сокрыто в чувственных словах,
И как проблемы мира чудно
В их проплывают головах.
Да, это дар, и жизнь, и радость
Писать и слушать о любви,
О чём полна лихая младость,
О доброте, степях Руси.
Легко на сердце и свободно
От суеты привычных дней.
Поэтом быть всегда достойно
И жить им проще средь людей.
Как жаль… о, как мне жаль, что в наши дни
Всё так же мелочно и чёрство у людей,
Как было сто лет, двести, триста на Руси,
Как и в других краях, у разных королей,
Которые как нынче были своенравны,
Писав кто манифест, не думал о других.
Народа массы же по-прежнему бесправны
И нет защиты им от власти псов цепных.
Что говорить? Все знают, что живётся плохо,
Пенсионеры всё ворчат себе под нос,
Кричат в ответ другие: «Скатертью дорога»…
Куда? Везде цветёт коррупция и ложь.
Повсюду, каждый день бездушие растёт,
И застывают души в формалине власти.
Молчать, не отвечать! Как грудь от боли жжёт,
Что люди не меняются по большей части!
Мой философский стих, я знаю, вам не нужен
И всё же буду кровью по стене писать.
Пусть я больной и третий день хожу простужен,
Но не могу, я просто не могу молчать:
О безразличии к поэзии, к искусству,
О вашей вечной занятости в соц. сетях.
Не поддаюсь я бешеному гнева чувству,
Чтобы орать на улицах и площадях,
Какой дорогой вы идёте на погибель.
Вам застилает истинное счастье смрад.
Сидите, запершись в мобильную обитель,
И нет у вас ни целей в жизни, ни наград.
Сжигаете вы дни в бесцельном, тщетном беге,
Не воротить навек ушедшие года,
Услышьте, молодёжь, нет счастья в интернете,
А лишь обман, глухая ложь и пустота.