Ну почему врач не хочет её выписывать? Явно не обошлось без Николая. Из двух зол Роксана решила выбрать меньшее. Она позвонила Крису и попросила привезти одежду. Но… Крис отказался. Он авторитарно заявил, что раз врач не позволяет ей покинуть больницу, что нечего и трепыхаться. А если уж она будет слишком сильно настаивать, то он перевезёт её в другую, где попросит обследовать. Она мать его детей, и ему не всё равно.
Тогда Роксана позвонила своей подружке. Но Рита сообщила ей, что находится почти рядом с больницей, потому как едет её навестить. Никакую одежду она не привезёт, потому как Коленька против.
– Ритка, ты дура, понимаешь? Твой Коленька мне сделал предложение. – попыталась «вставить мозги на место» подруге.
– И что? Кто как обзывается, то так и называется. Если бы мне он сделал предложение, я бы ни на секунду не задумывалась. Короче, не возражай, я еду. – у Риты была поразительная особенность: она совершенно не умела обижаться. Вот и сейчас она не обиделась.
Роксана задумчиво смотрела в окно. Солнце уже вовсю заявило свои права и безжалостно топило снег. Он чернел, как подгоревшее масло на сковородке. На проталинах появились первые зелёные островки. Между ними путь себе освобождали многочисленные ручьи. Воробьи радостно переносили весть о том, что скоро тепло, перемещаясь большими компашками. Видимо, эта братва не прочь поколбаситься. Забияки, конечно, начинали тут же выяснять отношения так, что перья летели. На ветках сидели их подруги и подзуживали храбрецов.
– Вот я тебя как клюну, будешь знать.
– Нет я тебя клюну.
Коты тоже время не теряли. Они проверяли цепкость когтей и крепость зубов, а также промывали голосовые связки талой водой. Сегодня в пятнадцатом кошачьем квартале опять состоится состязание на самый громкий заунывный вой. Высший бал получал тот, чей голос распахнёт как можно больше окон, и людские крики присоединятся к кошачьему пению.
Дверь отворилась.
– Рита, как ты быстро! Слушай, у меня есть план. В общ… – Роксана повернулась и замерла на полуслове.
Перед ней стояла высокая породистая блондинка предпенсионного возраста. Широкоскулое лицо было оформлено аккуратным подбородком. Глаза: выразительные, большие, как у коровы. Цвет – насыщенный аквамарин, что невольно закрадывается мысль, что это линзы. Губы: непозволительно яркие, если не сказать вульгарные. Но, как ни странно, они очень шли незнакомке, делая её, как бы это поточнее выразиться, чувственнее и жёстче одновременно. Ни одной лишней детали. Гладкий лоб явно не обошёл эффект ботокса.
Шея. Именно она выдавала возраст. Женщина спрятала её под лёгкую косынку, но та распахнулась, позволяя лицезреть сокровище. Может, если бы кожа была чуть светлее, то складки были бы менее заметны.
Волосы уложены в объёмной короткой стрижке. Женщина только что из парикмахерской. По крайней мере, причёска выглядела свежо. Незнакомка прошла в палату и положила на столик шляпку. Обычную дамскую шляпку в форме колокольчика – клош. Эта модель позволяла сохранять укладку в первозданном виде. Без излишеств: голубая, под цвет пальто. Лишь лента на два тона сильнее по ободку. И искусственный цветок с тычинками.
Женщина стянула сначала с одной, потом с другой руки, перчатки. Руки, несмотря на ухоженность, тоже выдавали возраст. Маникюр неяркий. Зато крупные кольца приковывали к себе внимание. По всему они служили для отвода глаз от деформированных пальцев: Мизинца и безымянного. Вероятно, артроз. Это руки секретарши. Женщина не держала в руках ничего тяжелее, чем ручка, и то не очень часто.
–Вы ко мне?
Незнакомка молчала. Даже не поздоровалась. Она осматривала Роксану снизу доверху и обратно. Как будто решая, а достойна ли та вообще общения.
– Простите, Вы кто?
– Оставь в покое моего сына! – это первое, что произнесла женщина. Голос у неё был глухой. При этом под конец фразы она слегка приподняла голову, как бы говоря: «Voilà4».
– А кто Ваш сын? – Роксана сложила руки на груди. Оперлась на подоконник, одну ногу слегка согнув поставила перед опорной.
– Ты ещё смеешь меня спрашивать? Или у тебя их много?
– Кого у меня много? Сыновей? У меня один. А у Вас? Вы уверены, что не ошиблись адресом.
– Ты ещё смеешь использовать своих детей! Вчера мой сын почти час выслушивал по телефону твою дочь! – женщина прошла. Взяла стул, развернула, села. Закинула ногу на ногу.
На ней было всё дорого: начиная от полусапожек на высоком, но устойчивом каблуке и заканчивая нашейным платком. Солнечный луч скользнул по серёжкам, и те заиграли полным цветовым спектром.
– Ах, Вы мама Владимира. – Роксана расслабилась. – Вы не так поняли. Владимир учит мою дочь рисовать. Не более. В мастерской Вашего сына чаще бывает Алёнка со своим отцом. Я же…
– Меня не интересует Владимир. – сухо перебила женщина. – Я мать Николая.
В палате повисла пауза. Воздух мгновенно нагрелся, и Роксане захотелось окунуть голову в ушат с холодной водой.
– Николая? Но я… Я Вас не понимаю…
– Все Вы прекрасно понимаете. – женщина махнула рукой, как бы говоря: «Знаю я Вас…» – И не смейте подходить к моему сыну! Вы поняли? – она встала… Но следующая фраза заставила её замереть на месте.
– Понять-то я поняла, да невозможно исполнить. Поздно уже.
– Что поздно? Вы беременная от моего сына? Там имейте в виду, мы признаем ребёнка только после теста на отцовство.
– Беременная? – какое-то время Роксане удавалось держать на лице серьёзное выражение. Но дверь открылась и в палату вошла Рита. Недоумевающий вид подруги и подозрение на беременность вызвали неудержимый взрыв смеха. Роксана хохотала как безумная. Она сползла по батарее на пол. Слёзы катились градом. – Мне… мне… – задыхалась она. – Мне нельзя смеяться так. Ах-ха-ха… – только успокаивалась, но стоило ей поднять глаза на женщину, как она снова начинала хохотать как безумная.
– Что случилось? – Рита переводила взгляд с одной женщины на другую.
– Это… это мать… Николая. – с трудом переводя дух, проговорила рыжеволосая красавица. – Она решила, что я беременная от её сына.
– Ты? От Николая? Он тебя изнасиловал? – эта фраза Риты вызвала ступор у матери Николая.
– Что значит «изнасиловал»? Мой Коленька муху не обидит. Это Вы, алчные, на него набрасываетесь. И потом, Вы сами сказали, что поздно.
– Что поздно? – Рита пыталась понять. – Роксана, с тобой всё в порядке?
Роксана, криво улыбаясь, начала бледнеть, на лбу выступил пот.
– Что стоите, мать Вашу, помогайте! – распорядилась Рита. И две женщины, подхватив под руки третью, довели её до кровати.
Роксана села. Провела тыльной стороной ладони по лбу.
– Пересмеялась… – перевела дух. – В общем, не знаю, как Вас звать-величать, но я не могу исполнить Вашего желания. Ваш сын мой прямой начальник. Поэтому хочу я или нет, но мне придётся и подходить к Вашему сыну и общаться с ним. Вы уж простите меня. Но с чего Вы взяли, что я на него имею виды? И даже если бы имела, Вы-то тут при чём? Он вроде как уже совершеннозимний…
Женщина посмотрела на говорившую, желая убедиться, что с той всё в порядке. Поправила нервным жестом причёску. Сверкнула эмалью перстня.
– Я поговорю с Миланой. Пусть она Вас заберёт к себе в департамент.
– Не получится. Именно Милана меня и передала Вашему сыну.
– Значит так, – зашипела змеёй мамаша. – Я правильно понимаю, Вы у нас чудесным образом выбились из рабочих и крестьян. Мой сын женится только на ровне: чтобы и со статусом, и с положением…
– Ой да ладно уже. Статус, положение. – Ритка хихикнула. – Я, может, потомок Орловых. И что теперь?
Девяткина повернула голову, посмотрела с нескрываемым интересом.
– Милочка, сделайте так. – и она расправила пальцы. Рита послушалась. – А теперь Вы. – обратилась она к Роксане. – Роксана послушалась. – Видите разницу? Вот они руки аристократа: длинные тонкие изящные пальцы, аккуратная кисть. И руки мастеровых: широкая ладонь, короткие пальцы.
И действительно, руки кисти Риты, которая 10 лет своей жизни отдала музыкальной школе по классу фортепиано, были изящные. Пальцы настолько длинные, что она брала почти полторы октавы. Руки Роксаны небольшими, музыке она не училась, пальцы не растягивала.
– Как Вас величать?
– Маргарита. Но для друзей Рита.– Ритка всегда была приколисткой. И сейчас она веселилась от души. Ну где и когда ещё встретишь в наше время людей, помешанных на аристократах?
– Никаких Рита. Вы Марго. У Вас чудесное имя. Оно означает «жемчужина». Роксана, какое-то татарское имя. А вот Маргарита…
– Почему татарское? И что плохого в татарских именах? Красивые, певучие…– обиделась Роксана. – Между прочим, так звали жену Александра Македонского.
Но её уже не слышали.
– А меня зовут Эвелина Наумовна. Очень приятно. Надеюсь Вас увидеть у нас на обеде в это воскресенье. А Вам, выздоравливайте. До свидания. – и Девяткина выпорхнула из палаты так же неожиданно, как и появилась.
Рита и Роксана переглянулись и дружно засмеялись.
– Ну и что это было? – спросила подружка.
– Это тебя приняли в семью. Ты же этого хотела. Ну, Рита, теперь звони Колюсику и говори, что с мамой договорилась, деваться ему некуда. – и две подружки – хохотушки стали перемывать косточки семейству Девяткиных. – Слушай, а ты правда потомок Орловых? Я не знала.
– Конечно, – улыбнулась Рита. – Как и ты потомок Акатьевых. Я же не сказала: «Графов». Я сказала просто «Орловых». А что она там надумала, это не мои проблемы. – и они снова дружно прыснули.
Наступил вечер. В номере-люксе, а по-другому эту палату не назовёшь, рыжеволосая устроилась на диване. В руках томик с детективом. Вот когда есть время почитать в тишине. Никто не мешает. Ничего не болит. Релакс. Только тоскливо без детских голосов. Врач приходил днём. Осмотрел, выписал кучу направлений на кучу анализов. Не забыл даже про женского врача и УЗИ внутренних органов. В общем, диспансеризация по полной программе. Роксана долго ломаться не стала. Когда ещё выберется, чтобы хотя бы убедиться, что всё в порядке. Тем более что «всё включено». Назавтра обещали выписать, если анализы будут в норме. Она уже никого не ждала. Как открылась дверь, и в палату вошёл Николай.
– Прости, был занят целый день. Не мог даже позвонить. – он подошёл к женщине и наклонился поцеловать, как будто имел на это право.
– Николай Михайлович, Вы это чего того? – Роксана отстранилась, но не поднялась. – Да ладно, могли бы и не навещать. Я не тяжелобольная. Кстати, Ваша матушка навещала. Так вот, я не знаю, что Вы ей там наговорили, только она мне сказала к Вам не приближаться.
– Роксана, хватит уже на «Вы». Ты на мать не обращай внимание. Она с родословной ищет. Вы с ней поладите. Она хоть и с причудами, да неплохая. – он присел рядом, протянул руку, чтобы обнять.
– Ну давайте обойдёмся без телячьих нежностей. Хорошо? – взяла его руку и положила ему на колено. – Вот так-то будет лучше. Я верю, верю, что матушка у Вас замечательная. Только я-то тут при чём? Она уже на Ритусю глаз положила. Между прочим, Ритка по Вам сохнет. Обратите свой пламенный взор в её сторону. А я лучше в сторонке постою.
Николай некоторое время изучал носки своих модных полусапожек. Потом посмотрел на неё, поднёс руку к её лицу. Хотел провести пальцем по губам, но она задержала его ладонь.
– А мне не нужна Рита. – и он перехватил её руку и завёл себе за спину, придавил своим телом. – Теперь у тебя одна рука, обороняйся, если сможешь. Или сдайся на милость победителя. – Его лицо стало приближаться к ней.
– А я закричу.
– Кричи. Это ВИП отсек, твоя палата на сегодня единственно занятая. Звукоизоляция как в камере пыток. Медсестра ушла пить чай. Она же взрослая женщина, всё правильно понимает, в отличие от тебя. Ну, кричи.
Звонкая высокая трель взвилась под потолок. Николай не шевелился. С полуусмешкой он смотрел на Роксану. Она замолчала, прислушалась. Тишина. Взяла нотой выше, силой громче, продолжительностью длиннее. Опять тишина. Когда собралась кричать третий раз, мужчина не выдержал.
– Теперь моя очередь. Только я буду из тебя другие звуки добывать. Знаешь какие? «Давай, давай. Ещё, ещё! Глубже! Ах! Сильней! Не останавливайся!» – пародировал он с придыханием. – Что там вы ещё кричите, пока не взорвётесь? А я буду мучить, пока ты не взмолишься: «Ну, Коленька, ну миленький, ну, хватит уже! Я больше не могу!» А я ещё подумаю, стоит тебя пощадить или ещё помучить. – озорные искорки мелькали в его глазах.
– Ага, рискни здоровьем мамочки. – хмыкнула она и отвернулась.
– Рискну, ну пока только для затравки. – и он повернул голову женщины к себе лицом. Вторую руку перехватил, согнул в локте и крепко соединил пальцы левой руки на запястье.
Теперь руками она не могла оказывать сопротивление. Он придерживал своей ладонью её скулу, и, не давая увернуться, приблизился к её губам.
– Ты пахнешь малиной в летний зной. – выдохнул он. Провёл языком по губам. – Роксана… – И его губы накрыли её. Как леденец, он пососал нижнюю. Потом попробовал верхнюю. Потом прошёлся языком по сцепленным зубам.
Опустил руку на бедро.
– Нет, – выдохнула она. И в этот момент его язык ворвался к ней в рот.
Всё закружилось в голове. Как будто лёгкая лодочка закачалась на волна. Глаза закрывались. Тело ныло и выгибалось, как будто эбонитовая палочка прошлась по коже. Руки упёрлись к нему в грудь, то ли толкали, то ли прижимали. Запах самца заползал на подкорку. Она не поняла, как оказалась у него на коленях. И уже не он, а она его целовала, нагло и требовательно.
Мозг объявил бойкот и отказался контролировать ситуацию. Желание вырвалось из многомесячного плена. Сердце било в барабаны. В голове щебетали птицы, а в душе расцветали цветы. Его руки скользили по её волосам, то наматывая пряди на палец, то пропуская как рыжие волны.