3. Спущенные шины
На следующее утро папа встряхнул нашу палатку.
– Проснись и пой, детвора! Нас ждёт дорога!
Эники-беники! Мне даже выглядывать не надо было, чтобы понять: снаружи ещё темно. Я перевернулась и застонала. Ну кто встает раньше солнца?
Хан Соло прихватил зубами мои волосы. Гадство! Не иначе как он работает на папу. Придётся вставать, пока не обглодал меня налысо!
Хотя внутри нашей палатки бушевал козёл, а снаружи её сотрясал папа, Хрустик, Фредди и Ронни дрыхли как ни в чём не бывало. Я стала выпутываться из них, не вылезая из спального мешка. Хрустик закинул на меня ноги вместе со своим спальником. Я освободилась и протянула руку, чтобы его толкнуть. Фредди свернулся клубком на голове у моего брата. Он открыл глазки-пуговки и уставился на меня так, словно предупреждал: «Не трогай моего человека». Я передумала и убрала руку.
– Ладно, хорёк, будь по-твоему. – Я расстегнула спальник и села. Голова упёрлась в крышу палатки, а сама я так и оставалась зажата между Ронни и Хрустиком.
На четвереньках я пробралась ко входу и расстегнула молнию. Моих щёк коснулся холодный свежий ветер. Пахло чем-то съедобным. Не иначе как Мари уже готовит завтрак. Ну кто ест в такую рань? Я нажала кнопку на шпионских часах, и циферблат засветился. Пять утра. Кошмар! Папа не шутил, когда пообещал нам ранний старт. Он всегда говорит:
– Ранней пташке – жирный червячок! – Но червяк – это, конечно, слишком.
И как мы ни умоляли его вчера остаться, он твердил:
– Ничего не могу поделать.
Ну как он может вот так запросто бросить здесь Кики? Как он может не дать нам доставить её в Национальный зоопарк? И как же соревнование? Каких-то два жалких дня… Ведь у нас каникулы, так зачем куда-то спешить?
Но свои вопросы я держала при себе. Я по опыту знала, что сделаю только хуже, если буду приставать к папе.
– Привет, детка. Разбуди своих младших брата и сестру, ладно? – При свете походной лампы на батарейках папа расставлял на столе для пикников бумажные тарелки.
– А пописать сначала можно? – Я показала зубную щётку. – И зубы почистить?
– Вот, держи. – Он протянул мне фонарь.
– Спасибо, у меня свой. – Я потрогала шпионскую жилетку. Теперь я даже на ночь её не снимала, тем более что мы ночевали в дикой природе.
– Ладно. Только осторожно. – Папа занялся завтраком.
Пока я плелась к туалету, я попыталась подобрать доводы, убедившие бы адвокатскую сторону папиной натуры. Он адвокат – он должен был учитывать логичные аргументы.
В темноте палаточный городок выглядел жутковато. И конечно, наша палатка стояла дальше всех от туалетов. И её так тесно обступили деревья… Теперь я уже пожалела, что отказалась от папиного большого фонаря. Лучик моего карманного фонарика метался как заблудившийся в ночи светлячок.
Внезапный шум так меня напугал, что я выронила фонарик. Ну и ну! Я застыла, судорожно стиснув в руке зубную щётку.
– Кто здесь? – крикнула я в темноту. Позади меня зашуршали кусты, и я резко развернулась. Я затаила дыхание и прислушалась. Это медведь? Или пума? Если выбирать, я бы предпочла медведя. По крайней мере, большинство медведей травоядные, хотя они не откажутся от жуков и термитов.
«Без паники! – повторяла я себе. – Спокойно! И ни в коем случае не беги!» Пумы и гризли любят преследовать добычу. Я напомнила себе, что в Национальном парке Шенандоа гризли не водятся. Но тут есть чёрные медведи! Нужно показать ему, какая я огромная и страшная. Подняв зубную щётку, я замахала руками и зарычала что было сил. Шелест в кустах затих… и мимо меня проскочила белка.
Вот это да! И как такая мелкая зверушка умудрилась поднять столько шума?
– Кассандра, что это ты делаешь?
Я чуть в обморок не упала. На дорожке показалась Мари с большим фонарём в руках.
– Мари, ты меня напугала. Не надо больше так подкрадываться.
– А ты куда собралась в темноте одна? – Мари обняла меня за плечи. – Завтрак на столе.
– Ты можешь проводить меня до туалета? – мне было ужасно стыдно об этом просить. Ну то есть мне уже почти тринадцать, а я боюсь сама пойти в туалет? Давай, Кейси, держи марку!
– Конечно, малышка. – Она направила луч света под ноги.
– Я фонарик потеряла. – Я оглянулась. – А вдруг найду?
– Потом подберём, – сказала Мари. – Давай делать всё по порядку. Туалет, потом завтрак.
К тому времени, как Мари отвела меня сперва в туалет, а потом обратно к палатке, все уже сидели за столом. Хрустик кормил Фредди кусками блинчиков, макая их в сироп. Я была так удивлена, что даже не стала ему напоминать о мамином совете посадить Фредди на диету. Ведь ясно было, что все эти сладости и выпечка – нездоровая пища для хорька. И Фредди правда потолстел. Хан Соло стоял всеми своими копытцами на скамейке возле стола и тоже клянчил блинчики. А Ронни болтала с Мари с набитым ртом… Мама никогда не позволяет мне дома ничего такого. Впрочем, Ронни и так делает много такого, что мне недоступно. Например, пользуется мобильником и сидит в интернете.
Пока мы завтракали, поднимающееся солнце засияло, как апельсиновый шербет. Утренний шум сливался с громкими птичьими трелями, а испарявшаяся роса была полна сладких лесных ароматов. Было так красиво. Я непременно опишу это в дневнике для статьи «Лесная жизнь Шенандоа».
– Что тут… – удивился папа и вскочил. Он смотрел мне куда-то за плечо.
Я чуть не свернула шею, чтобы увидеть, в чём дело. Пикапу-трикапу! Все четыре шины у папиного трейлера были спущены!
Папа схватил фонарик и побежал проверять машину.
Я поспешила следом. Точно. Все шины спущены. Ничего себе! Кто-то их проколол?
– Полагаю, теперь мы никуда не едем. – Папа вздохнул и провел рукой по волосам. Он всегда так делает, когда расстроен.
Но кому понадобилось прокалывать нам шины? Кому-то, кто хочет, чтобы мы остались. Я повернулась к столу для пикников. Хрустик и Ронни показывали друг другу набитые рты и хихикали как гиены. Отвратительно.
– Все колёса спущены, – сообщила я и уселась на скамью рядом с братом. – И теперь нам придётся остаться.
– Правда? – Хрустик мигом проглотил всё, что было во рту.
– Ур-р-ра-а-а! – Ронни столкнула Ксавье с края стола, подпрыгнула и выбила мяч вверх головой. – Теперь мы найдём Кики и выиграем конкурс!
– Это сделал кто-то из вас? – Я строго посмотрела на отвязную парочку.
– Что сделал? – хором удивились они.
– Проколол шины.
Оба уставились на меня так, будто я заговорила на инопланетном языке. Хотя я отлично знала, что Хрустик знает клингонский[3]