Игорь с трудом открыл глаза, протянул руку к прикроватному столику, взял стакан воды и попытался попить, не поднимая головы. Не получилось. Вода пролилась на лицо и подушку. Игорь не расстроился, рассмеялся. Голова болела.
Ничего необычного, весело подумал Игорь и пропел припев из бармалейской песенки:
– Это даже хорошо, что пока нам плохо…
Он встал, покачиваясь, подошёл к бару, углубился в изучение содержимого. Похмелиться хотелось обязательно, но завтра он собирался ехать на дачу и утром хотел быть свежим, «как огурец». Вина или шампанского не хотелось. Водки или коньячку лучше всего! Но есть угроза переборщить. Игорь с сожалением закрыл бар:
– Эх, тяжело нам, писателям, живётся, – пробубнил он. – Сейчас бы жахнул стакан и пошёл бы на стройку, кирпичи ворочать туда-сюда.
Из холодильника Игорь достал пол-литровую стеклянную бутылку минералки, открыл и залпом выпил половину. Вторую половину налил в красивый высокий стакан и, прихлёбывая, отправился к письменному столу.
Роман закончен. Даже не верится. Сейчас у него в работе новый детектив. А вот тот, который несколько лет просился на бумагу – закончен. Полностью закрыта дверь в прошлое. Игорю казалось, что если он не напишет этот роман, то мысли об Ирине так и будут мучить его всю жизнь. Нет, не каждый день и каждый час, нет. Изредка, но горько. А роман получился. В издательстве все женщины перечитали, а это успех.
Вчера Игорь Лобов давал автографы на книжной выставке на ВДНХ, где его роману устроили отличную презентацию. Хотя новой книгой уже вовсю торговали и в престижных книжных магазинах, и на лотках. Реклама рекламой, но Лобов поймал себя на мысли, что раздавать автографы, быть узнаваемым, ему нравится.
Вечером отмечали выход книги в ресторане, там же, на ВДНХ. Много пили, ели, смеялись, танцевали. Через час все забыли, по какому поводу собрались, но настроение от этого не портилось. Во время танцев Лобов познакомился с красивой дамой, директором книжного магазина. Подвыпившая директорша сразу «взяла быка за рога»:
– После ресторана едем к тебе?
– А твой муж, дети? Тебя дома будут ждать.
– Позвоню. Скажу, что выпила лишнего и останусь ночевать у подруги. Судя по твоим романам, тебя не могут остановить такие мелочи?
– Меня – нет. Я забочусь о тебе, Алиночка. А герои романов – образы собирательные, мало имеющие отношение ко мне.
– О себе я позабочусь сама, спасибо за внимание, а об образе я послушала бы в более спокойной обстановке.
– У меня сейчас мать гостит, так что ко мне не получится, – с сожалением отвечал Игорь. – Мама – женщина старомодных взглядов и любит поскандалить, хлебом не корми. Моё предложение: в выходные ко мне на дачу. Маленький домик на шести сотках, но там тепло и уютно. И для двоих места вполне хватит.
Лобов врал. Мама в гости не приезжала. В квартире никого не было. Игорь не водил к себе женщин, если не был влюблён. Его злило и раздражало, когда женщина, которая, если честно, была нужна ему только на ночь, даже на часть ночи, утром начинала беззастенчиво ходить по квартире, заглядывать во все углы, брать его вещи, рукописи, лезть в компьютер, расспрашивать о его жизненном укладе. Такое положение было для Игоря невыносимо.
И ещё, что бы ни случилось, утром Игорь садился работать, а новая женщина, обычно, требовала к себе внимания и не понимала, почему такой горячий ночью Игорь, утром становился совсем никакой. Как будто его и не было рядом, он полностью «зарывался» в свои бумаги и компьютер. Лобова напрягало это утреннее женское непонимание и даже раздражение. Если кто-то находился рядом, в голове как будто щёлкал выключатель, и текст «не шёл». В такие моменты он всегда вспоминал слова Леонардо да Винчи: «Если ты одинок, то полностью принадлежишь самому себе. Если рядом с тобой находится хотя бы один человек, то ты принадлежишь себе только наполовину или даже меньше, в пропорции бездумности его поведения; а уж если рядом с тобой больше одного человека, то ты погружаешься в плачевное состояние». Эту мысль Лобов разделял, когда писал. В остальное время он был любителем компаний, вечеринок, дружеских попоек и весёлого, близкого общения с женщинами. Ну да, не с какой-то определённой, а именно так – с женщинами. Читатель знает, так бывает иногда у некоторых представителей рода человеческого. Иногда даже нередко. Ещё немного, и автор запутается в словах.
– А сейчас, сегодня? Сегодня не будет продолжения? – не отставала решительная директорша.
Ну и напор, с восхищением подумал Игорь. Как я в молодости. Никаких условностей. Вперёд, в атаку! Ну, дорогая, если ты не стесняешься, мне тогда к чему щепетильничать?
Усмехаясь этому «щепетильничать», Игорь предложил:
– Ко мне сегодня не желательно, к тебе – нельзя, на улице холодно. Банкет заканчивается, работает только бар. Повара ушли, я видел. На кухне никого, дверь открыта. Пошли?!
Алина прекратила танцевать, удивлённо посмотрела на Игоря, и, то ли спросила, то ли согласилась:
– Пошли?!
Васильев уже тащил её за руку в сторону кухни.
Они вернулись через полчаса и весь вечер шутливо перемигивались. Прощаясь, Лобов поцеловал Алине руку и прошептал:
– До выходных.
– Ещё целых два дня без тебя! Я не выдержу, – томно произнесла Алина, глядя Игорю в глаза.
Итак, вчера всё прошло нормально. Лобов взял со стола новую, пахнущую типографской краской книгу. Никак не мог привыкнуть к мысли, что эти книги пишет он, Игорёк Лобов. Хорошие они или плохие не важно. Пусть другие разбираются. Книги не только сделали его жизнь интересней, они по-настоящему сделали ему жизнь! В детстве он был уверен, те, кто пишет книги – люди особенные, не из этого мира, а из каких-то заоблачных высот. И вот в руках Игоря его книга, по-настоящему его, им самим написана. Он никак не мог привыкнуть к мысли, что это не сказка, что это на самом деле.
Игорь открыл свой роман на первой попавшейся странице:
«Целовались в такси. Они были одеты в мятые футболки и джинсы, в грязную обувь. Они были не причёсаны. Катя – без намёка на макияж. Однако таксист безошибочно определил их кредитоспособность по уверенной манере держаться, по фирменным джинсам, футболкам, кроссовкам и рюкзакам. Игорь и Катя были загорелые и уставшие от отдыха, довольные и немного грустные оттого, что сейчас придётся расстаться.
Катя назвала адрес:
– Куда ты? Почему не домой? – спросил Игорь.
– Я к маме. Мне сегодня тяжело будет дома. Я буду злиться, и срывать на всех домашних своё раздражение. Это не вяжется с образом образцовой жены и заботливой любящей матери, которая вернулась из рейса и очень соскучилась по семье. У мамы я за вечер приду в себя.
– Но ведь так уже бывало раньше?
– Не знаю. Может быть, я не так серьёзно всё воспринимала? Может быть, мне в этот раз было слишком хорошо? Слишком!»
Слишком хорошо не бывает, подумал Игорь. Это я переборщил. Надо было как-нибудь стилистически грамотно переделать. Хотя? Она ведь действительно так сказала тогда? Вроде. Как все влюблённые женщины, Иришка в то время выражала свои чувства слишком эмоционально. Слишком. Ха! Вот и я начал эти вроде бы ненужные повторения «слишком, слишком». Значит – всё правильно написал. Так и надо.
Игорь положил раскрытую книгу на стол. Новенькие страницы, тихо прошелестев, легли на свои места, и книга осталась лежать открытой на титульном листе.
Память унесла Игоря в те, описываемые в романе события. Они не вошли в текст, всё вместить невозможно, но память хранит всё, и стоит только чуть-чуть её подтолкнуть, и картинки прошлого, события и переживания, как снежный ком с горки… Что он тогда ей сказал?
– Не надо ничего серьёзно воспринимать. Зачем нам создавать лишние сложности. В жизни их и так полно. Мы с тобой встречаемся для радости, для удовольствия. И получаем их. А всё хорошее когда-нибудь кончается, но я уверен, что у нас такие взлёты будут ещё не раз.
Что он тогда имел в виду, он и сам теперь не помнит. Влёты, когда они вместе, или уже видел время, когда они расстанутся? Если имел в виду второе, то ошибался. Не было больше подобной страсти. Оно, наверное, так и лучше, страсти – это не хорошо. Но факт, именно тогда у них был пик отношений.
Ира тогда ответила, широко растягивая гласные звуки, имитируя дубоватую пэтэушницу малолетку:
– За-аба-алта-ал бедна-аю дева-ачку. А-а женщин-аа, между про-очим, любит уша-ами, – и, немного помолчав, добавила уже своим голосом: – Демагогия всё это, Игорёк. Я просто не хочу расставаться.
Игорь поцеловал Иру. Она не ответила.
Он погладил её по волосам:
– Не расстраивайся, Ириш. Всё ведь так хорошо. Классно отдохнули. А за расставаньем будет встреча, как в песне. Ну что ты хочешь, чтобы я сделал? Хочешь что-то изменить?
– Не знаю. Ничего не знаю. Сделай что-нибудь! Придумай. Когда мы расстаёмся, мне плохо. Плохо, понимаешь!
– Судя по твоей общительности, по коммуникабельности, тебе хорошо в любой команде, с любыми людьми.
– Льстец. Опять выворачиваешься, – рассмеялась Ира и обвила руками шею своего мужчины.
Лобов вспомнил, что Ира тогда не говорила о разводе, о её или его разводе, об их возможной совместной жизни, но иногда её «прорывало»:
– Ну сделай что-нибудь! Придумай! Реши что-нибудь!
Как она сейчас живёт? Какая она? Как выглядит? Прошло много лет. После увольнения Игоря с работы они больше не виделись, но отношения закончились ещё раньше.
В секунду перед мысленным взором пролетели события из серии «как я дошёл до такой жизни». До жизни в общем-то неплохой, комфортной, в которой почти всё устраивало.
После увольнения Игорь ещё какое-то время сильно выпивал, не мог найти работу по душе, да и просто работу с нормальным заработком. С нормальным по минимуму. За это время он разошёлся с женой, которой не могло понравится, что она из жены преуспевающего молодца, ездившего в дальние международные рейсы, превратилась в жену деклассированного много пьющего субъекта, работавшего на таких работах, которыми любой человек их бывшего круга общения просто побрезговал бы. И жена ушла. Точнее, ушёл он, после того, как они развелись.
Лобов ещё тогда подумал, что сам ни за что не хотел уходить от жены. Их многое связывало. Он и доверял ей, и любил, как говорится, «любил, как человека». Хотя для женщины, это, наверное, обидно. Любил, как человека, а как женщину – нет? Как это так, живут вместе двое, мужчина и женщина, и любят друг друга «как человека», а женщину мужчина рядом «не видит». И она в нём, тоже не видит желанного, а только отца своих детей, данного ей судьбой, и с которым приходится мучиться.
Тем более Лобов не хотел уходить от детей. Детей своих он любил безоглядно и беззаветно, как любой обыкновенный человек. И он не хотел общаться с ними раз в месяц, или даже раз в неделю по полчаса или даже часу. А больше, он понимал, невозможно, если жить порознь. Это совсем не то. Сын не сможет задавать ему серьёзные и наивные вопросы о жизни, и безоговорочно верить каждому произнесённому им слову, не так, как мы сейчас относимся к словам из телевизора или интернета. И смеяться любой шутке, даже самой неудавшейся. Дочь не сможет забраться к нему на колени и попросить почитать сказку. Или крикнуть: «Пап, посмотри, как я умею!» или, «Посмотри, как у меня получается». И самое главное, его дети не смогут просто так, ни с того ни с сего, позвать его в любую секунду: «Пап, пап…», что яснее ясного означает «обрати на меня внимание» и ещё «ты мне нужен», и это более всего нужно самому тому, кто нужен.
И Ирку он любил. Все остальные дамы и девицы тогда стали лицами женского пола. Они перешли в разряд «люди». В этот разряд входили мужчины, женщины, дети, старики. Они могли быть плохие и хорошие, красивые и не очень, умные или глупые, с некоторыми приятно было общаться, а с некоторыми – не очень. И всё это прекрасный мир людей и… она, Ирка, просто женщина, но!.. единственная из мира людей женщина. Не то, чтобы Лобов воспринимал её как свою женщину, а просто остальные были – «другие люди». Говорят, что такая любовь – болезнь. Для Игоря она была счастьем.
– Это как наркомания или алкоголизм, – говорили ему.
Он отвечал:
– Не-ет. Наркоман укололся, алкоголик выпил, и им хорошо. Завтра нет водки или наркотика, и им плохо. А мне с Иркой, когда мы вместе – хорошо, когда её нет рядом, я знаю, что она есть в моей жизни, что скоро, или даже не очень скоро, но я увижу её. Я улыбаюсь и шучу с самыми страшными продавщицами, раздражёнными недавним климаксом и кучей неврозов, и с самыми наглыми охранниками, с завышенной самооценкой, и они отвечают мне улыбками, хотя раньше за эти же шутки обложили бы матом. Почему так? Да потому, что у меня в глазах счастье, любовь, уверенность в себе, и в том, что моё настроение не собьёшь ничем, а уж тем более каким-то матом. Когда человек счастлив, с ним приятно быть рядом. Когда несчастлив – и рядом с ним тяжело.
Он не ушёл от жены к женщине, которую считал своей единственной, не только потому, что та была замужем. Была всегда определённая граница доверия, за которую ни он, ни она старались не заходить. А когда случайно проникали за эту черту, становилось неприятно.
Он расстался со своей любовницей, а Игорь никогда так Ирку не называл, и стал называть только по прошествии нескольких лет. Через некоторое время и жена ушла, хотя причины расставаний вроде бы разные. Брак, еле-еле державшийся в рамках признания окружающими, распался окончательно.
Они разменяли свою квартиру с доплатой, сбережения были, и в результате Игорь вселился в однокомнатную квартиру большого блочного дома в Тёплом Стане. Вроде бы всё, конец. Спивайся, приводи толпы легкомысленных женщин. Или женись второй раз и начинай по-новому всю эту бодягу, только с меньшим запасом жизненной силы и интереса к результату. Всё оказалось не так. И оказалось неплохо.
В квартире ему было очень уютно и комфортно одному. Он потихоньку начал обустраивать свой быт. Как-то само собой получилось, что перестал напиваться, хотя бывали всплески буйных загулов, но всё реже и реже. Сначала всё-таки принялся водить домой всех женщин без разбору, лишь бы были согласны зайти и скрасить его одиночество. Особенно «по пьяной лавочке». Однако быстро заметил, в какой быдлятник превращается квартира, и сократил посещения до минимума. Остались три более или менее постоянные подружки, периодически навещавшие его, но потом и их визиты прекратились. Одна хотела замуж, другая – просто жить у Игоря в квартире, третья ничего не хотела, но постоянно притаскивала с собой шумные компании, с которыми, бывало, приходилось «веселиться» до утра. Всё это Лобову было не нужно, он начал писать. Сначала дневник. Затем – рассказы, затем – роман.
Чтобы сделаться доступным публике нужна команда. Снимать кино, ставить спектакль, издавать и распространять книгу, выставлять картины в галереях и музеях, и заносить их в многочисленные каталоги, публиковать репродукции в печатных изданиях и в интернете. Придумывать вещь можно одному. Изредка вдвоём. Но двое должны быть очень близки по своим мыслям. Ещё реже – группа людей, объединённых одной идеей. Группы не постоянны, идеи – тоже.
Игорь мог писать только в полном одиночестве. Телевизор и радио тоже должны быть выключены. Поработав несколько часов за письменным столом, Игорь уже хотел общаться и с друзьями, и с подругами, звонил им, или ехал общаться с детьми, или ехал на окололитературные тусовки, или на спектакли, концерты, или «заваливался» к кому-нибудь в гости, но если выпивал, то очень осторожно, и, за редким исключением, возвращался домой один. Назавтра ровно в шесть утра вставал, делал себе громадную кружку кофе и садился за письменный стол.
Если рядом находилась женщина, с которой было, конечно, хорошо ночью, но которая Игорю никто и никак, и она просыпалась, и начиналось обычное полу-кокетливое полу-смущённое человеческое общение, Лобов приходил в бешенство. Ему мешали! Ему мешали заниматься делом, которое так быстро захватило все его мысли и чаяния. Да, он любил. Любил своих детей. Любил Ирку, пусть и давно. Любил, как ни странно, свою бывшую жену, только интимная составляющая из этой любви была полностью выключена. А остальные женщины нужны были для известных целей, и к большинству из них он очень хорошо относился. Но пускать в свою жизнь, тем более, в самую дорогую её часть, в творчество, не уж, увольте. Многие «настоящие» писатели скептически улыбались, когда в разговорах с ними у Лобова случайно проскакивало слово «творчество». «Настоящие» считали, что авторы детективов – не писатели. Он напоминал «настоящим», что самый читаемый автор на Земле – Агата Кристи, самый читаемый «у нас» автор – Дарья Донцова, это вызывало либо откровенный смех, либо злобу с нехорошими отзывами об уровне лобовского интеллекта.
В своё любимое дело Лобов не «впускал» никого. Женщины надолго не задерживались в его жизни, хотя многие позднее узнавали себя в героинях его романов. А поскольку Лобов был не злым человеком, и старался общаться с дамами, которые были ему действительно чем-то симпатичны, помимо своей гендерной принадлежности, то и героини получались вполне привлекательными, и это примиряло с ним его бывших пассий, и с многими из них он оставался в приятельских отношениях.
В последнее время он не приглашал домой никого. Всё время, пока писал последний роман. И Ира незримо постоянно присутствовала рядом. Воспоминаний было много, и приходили они в разной последовательности. Иногда приходили воспоминания безумно счастливые, и поэтому становилось невыносимо горько. И в эти часы другую женщину рядом видеть не хотелось.
И вот роман закончен. Лобову стало легче, как будто он выговорился случайному попутчику, выплакался в жилетку другу, исповедовался терпеливому священнику. подлечился у психотерапевта.
Работа закончена, можно расслабиться. Новая интрижка. Зовут – Алина. Обещала завтра приехать к нему на дачу. Всё складывается отлично. Лобов вспомнил Алину на кухне ресторана, извивавшуюся на столе, среди поварёшек и кастрюль, довольно засмеялся, но снова вспомнил Ирку. Где только ни проводили они игры своей страсти, и стол, место ещё не самое пикантное. Молодость, безумные фантазии, безудержная страсть. Стоп. Всё. Хватит воспоминаний. Впереди новая книга, и ещё новый роман – Алина, и вообще много нового и интересного.
Игорь отхлебнул минералки и начал погружаться в атмосферу новой книги.