Никодим быстро поковылял вперед, у него по-заячьи подпрыгивали уши напяленной до бровей мохнатой ушанки, и вихлялся из стороны в сторону узкий зад. Из-за этой худобы нижней части тела казалось что огромный тулуп напялен на вешалку – плечи у мужика были широченные, как у Гулливера. Лиза с Виктором еле успевали за проводником, правда, мужа тянул в земле рюкзак, было удивительно, что они вообще затащили этого монстра в пещеры сквозь тот тесный лаз. Так, почти бегом по петляющей в еще скромному снегу тропке, они добрались до поселения, Никодим остановился у массивных деревянных ворот, достал из кармана здоровенный старинный ключ.
Скит, если этот крошечный поселок на десяток домов можно было так назвать, был окружен высоким забором – двухметровые горбыли, пригнанные почти вплотную, смотрели в небо остро срубленными верхушками, нигде ни щели, ни лаза, хозяева за этим, похоже, следили. Ворота тоже удивляли своей основательностью – подвешенные на толстых, с две руки толщиной бревнах, они закрывались тяжелым металлическим засовом, он был дочиста отдраен от ржавчины и черноты и сиял в свете поднявшегося месяца ярко и празднично. Виктор устало скинул рюкзак прямо в снег, со скрипом распрямил уставшие плечи, хмыкнул.
– Зело тут у вас. Окопались, танком не прошибешь. Там, за забором канавы нет, мост не поднимаете, часом, на ночь?
Никодим, поковырял ключом в замке размером с пудовую гирю, с лязгом откинул засов, оттянул створку ворот, кивнул – идите, мол.
Виктор пропихнул Лизу внутрь, кинул на плечи рюкзак, пробурчал
– Час назад мать с Алисой пришли, а ворота опять снаружи закрыты. Это как?
Никодим потоптался, перебирая ввленками, как медведь лапами, прохрипел
– Они, видите ли, и изнутри закрыты. Есть у нас тут чудеса да тайны, тропки-лазы. Поживете, узнаете. А пока пошли, Марфа не любит поздно спать ложиться, но ждет вас.
За воротами и вправду была глубокая канава, перекинутый через нее мостик казался неустойчивым и опасным, благо с одной стороны хлипкой дощатой конструкции болтались перила. Лиза поплелась за Никодимом, полуприкрыв от страха глаза и цепляясь всеми силами за промасленную веревку, но перешла, выдохнула, дождалась Виктора. Никодим закрыл такой же засов изнутри, потом, с усилием повращав большое колесо, прикрученное к толстому стволу сухой березы поднял мостик, показал рукой на небольшой, ярко освещенный дом. Больше ни в одном доме света не было, поселенцы, похоже, ложились спать с курами.
– Туда идите, там ваши и Марфа там. Ее девчата отведут вас куда надо, а я спать. С утра работы много, по дрова еду. Увидимся на завтраке.
Медвежья фигура проводника как будто растворилась в темноте, Лиза с Виктором несмело пошли по тропинке и через пару минут поднимались на небольшое, аккуратное крыльцо.
В сенях было прохладно, но намного теплее, чем на улице, горел неяркий свет, но все достаточно освещалось, и Лиза разглядела светлые бревенчатые стены, неширокие лавки вдоль стен, большие кадки из выбеленного дерева, маленькие, как будто на ребенка, тулупы, висящие ровным рядком, и такие же маленькие белые валенки, выстроенные около лавки по струнке. Виктор оставил рюкзак на лавке, прошел вперед и толкнул дверь в дом.
– Заходьте, заходьте, не толкитесь там в сенях. Робкие какие, надо же. Марья, иди встрень, а то робеют.
Дверь распахнулась настежь, веселая, румяная Майма выскочила, как чертик из коробочки, втянула Лизу в теплую, ярко освещенную комнату, кивнула Виктору, подтолкнула из к столу. Маленькая сухонькая, остроносая, как Буратино старушка, встала навстречу, ласково улыбнулась, протянула птичью лапку. Лиза осторожно коснулась хрупких пальцев и сразу выпустила их, как будто побоялась сломать. У нее, видно, были такие изумленные и такие выпученные глаза, что Марфа вдруг рассмеялась звонко и раскатисто и молодо, да так, что ее лохматые седые бровки зашевелились, как напуганные гусеницы, поправила белоснежный ажурный платок, сказала
– Вот ведь, в грех ввела, спать пора, а я тут веселюсь с вами. Ты, что, девка, ждала чудищу о трех ногах, с черным котом на загривке, да с когтями метровыми? Ну, точно, ждала. Ладно. Вы, давайте, совенка своего сонного у меня оставьте, а сами идите в дом, где Лиза с дочкой поселятся. Нина вон вас отведет, вы там все подготовьте как надо, Лису завтра заберете. А ты, коза, с мужиком вещи складайте, да до дому сбирайтесь. Слышь, Машк? Приедете через месяц погостить. Не ране.
Марфа по-молодому вскочила, открыла окно, крикнула в ночь
– Нинка! Давай, иди, опять телишься, телушка. Ночь-полночь скоро, а я на рассвете встаю.
Лиза осторожно глянула на Майму, тихо спросила
– Алиса? Алиса где?
Свекровь успокаивающе коснулась Лизиной щеки, шепнула
– Она там ее уложила, у себя. Спит все… Пошли, а то сердиться будет, не любит она ослушников, привыкла, что все по струнке ходят.
Нина ждала их в сенях, и если бы Лиза уже не увидела Марфу, она бы точно подумала, что ведьмака – это она. Высокая, черная, как ворона, лет сорока, а может и больше, не полная, а скорее плотная, набитая, как чемодан женщина производила впечатление ведьмы, ну, может, начинающей, но недоброй. Особенно пугала странная прическа – вороные с проседью волосы были высоко заколоты гребнем на затылке, и негустые пряди падали вдоль лица на шею, как у лошади грива. Нина молча повернулась широкой спиной, выскользнула на улицу и пошла прямо по снегу вдоль рядком растущих сосен. Майма подхватила Лизу под руку и они побежали следом, не обращая внимания на пыхтящего сзади Виктора, сражающегося с опостылившим рюкзаком.