Инженер Михалыч осматривал прибрежные зоны над Казанкой.
Его не волновали ни коршуны, зияющие клювами справа и слева, ни галдящие грачи, тучей несущиеся вдалеке.
Из-за спины изобретателя из алюминиевого ведра торчали веточки вербы. По должностной инструкции у него был обход с целью выявления недочетов в работе уборочных машин, но он по традиции увиливал от главных обязанностей.
Морозный ветер бил в лицо, Михалыч широко улыбался беззубым ртом и представлял, как волнующе заколышутся кудряшки его скромного одуванчика, когда он преподнесет ей мохнатое тепло весны.
Изобретатель завернул змея к центральной городской больнице и по-свойски постучался в окно пятого этажа.
Онкобольной Князь Вяземский, пошаркивая тапками и устало кряхтя, открыл окно и недовольно пробурчал:
– А, это ты! Мы уж потеряли тебя, решили, что ты променял гниющее мясо на свежее молоко! – Старик вернулся на кровать и, раскрыв газету, продолжил громко читать: – Таким образом, наше ханство оказалось во вражеском окружении бесцеремонных, потерявших воинскую честь китайцев. И нам, предкам могучих ханов, достопочтенных эмиров, великих князей и царей предстоит доказать, не перевелись ли еще на земле татарской батыры, способные поджарить жалкие мощи предателя в казане татарском. Настал час. Аминь! – закончил читать старик.
– Андрюша, спасибо тебе за утреннюю новостную пробежку! – пропищала старушка божий одуванчик.
Михалыч, пряча букет за спиной, подошел к ее кровати.
– На здоровье. Надо отдышаться! Утомился! – Закашлял онкобольной.
– А как поживает наш главный хан? – спросила одуванчик и слабо трепыхнулась.
Михалыч заметил капельницу и посиневшие губы Настасьи Палны.
– Настасья Пална, хан просил передать вам весенний теплый привет. – Михалыч вытащил букет, и старушка прослезилась от благодарности, попыталась встать, но он уложил ее обратно.
– Благодарю вас, сударь! Поищите банку в шкафу. Где весна, там и верба, где верба, там и любовь… – Она мечтательно посмотрела в потолок и закрыла глаза, задремала и засопела.
Михалыч поставил ветки вербы на тумбочку у ее кровати, с грустью оглядел затихшую палату.
– У нее рецессия? – спросил он.
Андрей Мохтарович кивнул и проворчал:
– Вампирша еще взбудоражила с утра!
– Чем?
– Накричала, что мы утомили ее запорами, всем выписала по груше, а то фруктов же мало едим!
– Да? – Михалыч задумался.
– Мы пукаем плохо. – Открыла глаза Настасья Пална и чуть-чуть порозовела.
– А как она это поняла? И при чем здесь запоры? – оглядел необычно тихую палату Михалыч.
– Если с утра она надела противогаз, значит, она довольна нами, мы выполнили план по газам. По ее плану положено испражняться хотя бы раз в день.
– А-а… Пла-ан, – протянул изобретатель.
– У нее отчетность страдает. За каждый выполненный план ей положена премия или подарочек от главврача, – проскрипела грузная старушка в черном парике с соседней кровати. – Тортик или цветочки. Ой, у нас тут была недавно история! Как одна медсестра собирала анализы кала в одной из школ, где нашли дизентерию. Клала все в спичечные коробки. Так она сложила все коробки с анализами в коробку из-под торта «Медовик». По дороге в лабораторию зашла в магазин и оставила коробку на одном из прилавков и забыла. Конечно, кто-то взял! – расхохоталась рассказчица. – Главврач над ней долго подшучивал, но я пытаюсь представить лицо вора… Это был его главный приз в жизни!
Одуванчик в ответ захихикала, а Михалыч громко загоготал.
Заглянул врач, быстро скользнул глазами по змею, висящему у окна, и растворился, послав воздушный поцелуй всей палате.
– Сююмбике! Ты где? – послышался голос матери.
Маленькая девочка замерла на ветке черемухи. Она нервно дергала длинные косы, которые застряли в ветках.
– Ах вот ты где, девочка моя! Опять залезла на дерево! Не поспела еще черемуха, глупышка, что же ты такая упрямая! Зачем ешь горькие ягоды, живот заболит. Давай спускайся, бабушка приехала! – Мать протянула к Сююмбике руки, но девочка отказалась спускаться.
– Рузалька сказала, чтобы быть счастливой, нужно съесть много горьких ягод! Ее мама ела много черемухи и поэтому нашла себе дядю Бахыта. Он же самый сильный в деревне, я тоже хочу такого мужа! – Сююмбике жевала недоспелую черемуху и морщилась от горького послевкусия.
– Ой, а ты и поверила?! Она хочет, чтобы ты заболела. Так и будет, если не послушаешь! Завидует тебе, а ты слушаешь ее глупости! – нахмурилась мать и снова протянула руки к дочери.
Сююмбике сползла по дереву и прыгнула к матери. В руке она держала маленький букетик черемухи.
– Положим этот букетик в бабушкин сундук, где ее хаситэ, – прошептала Сююмбике. – На счастье. Все мои подружки так поступают. Тогда я буду счастливой женой. Бабушка же подарит мне свое хаситэ, да? – серьезно спросила девочка, теребя свои длинные черные косы, а мама расцеловала ее и пообещала, что обязательно подарит.
Гурьям Потворская очнулась от воспоминаний и закрыла дневник.
– Не помогла тебе черемуха, несчастная, – обратилась она к картине Сююмбике. – И мне не помогла. – Хранительница взяла высохший листик черемухи, положила его на страницу старого блокнота.
Потом огляделась вокруг, выключила свет и убрала дневник в тайник, приютившийся за картиной. Он был замаскирован свежей штукатуркой.
Гурьям поставила самовар, наломала сахара, достала сушки, посыпала их пудрой из стакана и, перекрестившись, начала чаевничать, вздрагивая от воя и треска башни.
– Не возьмешь! – бормотала она. – Царь тебя взял, но меня не возьмет!
Ухали тревожно голуби, ветер разбивался о крышу башни. Гурьям допила чай и провалилась в сон.
Зубазга Мозгарович долго не мог оторвать взгляд от темного экрана. На какое-то время он решил, что камера неисправна. Но потом экран озарился светом и во всей красе показал Гурьям за столом.
– Что за мистика, чертовщина! То она презирает царицу, то жалеет и сравнивает с собой… Шизофреничка? Ведьма? А при чем здесь убитые? – Рассердился Зубазга и выключил экран, когда Гурьям захрапела.
Жена прокурора, Айгуль, носилась по квартире и искала обувь.
– Куда подевались мои черные туфли с красным бантом? Вчера были здесь, внизу, на полке у двери!
Она вновь и вновь разбирала шкаф. Так и не обнаружив туфель, позвонила мужу:
– Ты не знаешь, где мои любимые черные туфли?
– Как не знаю, на мне, я же их ношу! – отшутился Зубазга Мозгарович и тут же напрягся, когда ежик фыркнул на него.
– Очень смешно! Они пропали! Нас обворовали, что ли? В прошлый раз пропали бежевые!
– Может, тебе стоит успокоительное принять или сходить к окулисту? – предположил прокурор.
– Эта панда меня доведет! – кинула трубку Айгуль и с остервенением влезла в ботинки.
Прокурор выдохнул и убрал пакет с туфлями в нижний ящик стола.
В кабинет постучалась секретарша и пригласила худенькую женщину. Доцент исторического факультета по прозвищу Ландыш нежно улыбнулась. Незнакомка, которую чуть не спалили бунтующие, была давней знакомой прокурора.
– Добрый день, Зубазга Мозгарович. Работа выполнена, отчет там же. – Она села напротив и протянула прокурору флешку.
– Хорошо. Я вызову вас, если что. Вернуть нужно завтра утром. – Он протянул женщине туфли жены.
Доцент посмотрела в пакет, ощерилась и послала ему воздушный поцелуй.
Прокурор ослабил галстук, заказал чай и открыл флешку на компьютере.
«Гурьям Потворская работала в Центральном архиве, а также библиотекарем, была трижды замужем, несговорчивая, грубая, взбалмошная, есть предположение о нервном расстройстве. Несколько раз у нее были припадки истерии, есть признаки шизофрении. Часто ведет беседы с картиной Сююмбике. Помешана на этой личности, часами может говорить о ней, но в довольно агрессивном ключе. На картине она постоянно пересчитывает иголки, пьет противный приторный чай, есть подозрение, что в составе сахара наркотические вещества или успокоительные…»
В кабинет постучался следователь Дмитрий.
– Вы обыскали квартиру Гурьям? – спросил Зубазга.
– По адресу регистрации она не живет уже давно.
– А где она живет? – Зубазга погладил ежика, который обнюхивал клавиатуру.
– Не знаю. Но мы подозреваем, что она живет на территории Кремля.
– Это невозможно! Там негде жить! – Зубазга развел руками, а ежик напряг иголки.
– Она не выходит оттуда! Она работает на две ставки: днем дежурит около церкви и помогает убирать территорию Кремля, а ночью сидит в башне Сююмбике.
– А родственники, дети, муж?
– Мужья умерли. При странных обстоятельствах. Все три. Сын погиб в автокатастрофе, дочка пропала без вести. Родственников и друзей ищем.
– Камера и прослушка пока не принесли пользы. Но будем надеяться… Итак, перейдем к погибшим девушкам. Рассказывай, что выяснил? – Зубазга достал сухарики и попытался скормить их ежику, который только фыркнул и отвернулся.
– Общее между ними: конкурс красоты, возраст, школы разные, не родственники, но все три вели блог в инстаграме. Что интересно – соперницы, постоянно устраивали скандальные выходки. Первая девушка… – Молодой человек замялся.
– Ну, продолжай, в чем там дело? – устало спросил Зубазга и развалился в кресле.
– Зульфия Загирова, дочка медиамагната, оказалась не его родной дочерью. – Следователь покраснел.
– А чья она? – нетерпеливо спросил Зубазга и посмотрел на часы.
– Возможно… ваша, – нерешительно ответил Дмитрий, опуская глаза. – При обыске дома отчима мы нашли давние фотографии Зульфии с Эльвирой Каннской. Эльвира держит маленькую Зулю на руках.
Зубазга открыл рот и какое-то время растерянно смотрел на ежика, который повернулся хвостом к следователю, выпустил газы, а потом почесался носом о руку хозяина.
– Я взял направление на генетическую экспертизу, на случай, если вам захочется узнать правду, – промямлил Дмитрий.
Зубазга в недоумении смотрел некоторое время на бумаги, но потом взял их.
– Хорошо, – буркнул он и отпустил следователя.
После его ухода прокурор поднялся из-за стола и отворил окно – перед глазами плыл поток людей и нашептывал: «Она вернулась! Не может быть!».
Зубазга открыл папку – на него с грустной укоризной смотрели красные опухшие глаза Эльвиры. На ее коленках сидела лысая девчушка с пушком на голове, с огромными серыми глазами, как у Эльвиры, и курносым узким носиком, как у него самого. И мама, и дочка были облачены в одинаковые белые платья в красный горошек. Только у Эльвиры было тогда не каре, а две косы, оплетенные вокруг головы.
Зубазга перевернул фотографию и наткнулся на надпись: «Без любви не бывает печали, как и счастья не бывает. Май, 1990 г.»
– Боже, мы же были тогда студентами… Почему не рассказала! – Он раздраженно откинул фотографию.
От печальных размышлений его отвлекла секретарша, постучавшая в кабинет и пригласившая прокурора к начальнику.
Наталья сидела на веранде ресторана «Пирамида» и курила кальян с подругой Херой.
– Вот этими руками взращивала татарскую рать! Под каждого стелила соломку, соски скупала, грудью стояла перед любой шпаной, которая пыталась занять их места. И что в итоге? Где плоды моих трудов, нравственно-материальных?
– Саранча налетела и сожрала, пока ты каталась на путинских истребителях и играла в кубинскую любовь! – Хера снисходительно посмотрела на подругу и выдохнула дым. – Как только ты уехала, так сразу и началась чистка рядов. Половина правительства залегла на дно в Лондоне. Даже мне пришлось в Финляндии засесть. Представляешь, меня обвинили в спекуляции билетами и в подкупе должностных лиц при организации концертов! – Щеки Херы порозовели, ноздри расширились. – Якобы некоторые залы были забронированы на других артистов, а я, используя влияние, смещала их с выгодных дат и ставила после себя! Ну и за тебя мне тоже досталось! Поэтому, дорогая – новая власть, свежая кормушка и другие козыри. Твоя корона закатилась. Так что выбирай. Или ты снова золушка – вперед за кочергой, или скромно отделываешь свой трон змеиной кожей, потягиваешь вискарь «мейд ин Казахстан» и помалкиваешь, наблюдая за звездами издалека.
– Даже покосившийся трон – трон. Я – истинная дочь своего отца и верну уважение в Татарстане! – Подруга в ответ с укоризной покачала головой и вздохнула.
– Каждый кирпичик этой башни таит в себе историю. Некоторые легенды гласят, что башня накренилась не просто так! – шептала Гурьям девушке и ее парню, которых пустила на ночную экскурсию за груду сладких ватрушек. – Башня рушится… изнутри.
– Почему? – нахмурился парень, крепко схватив задрожавшую руку девушки.
– Потому что кирпичи – это замурованный прах строителей! – зловеще оскалилась хранительница башни.
Девушка вскрикнула и выбежала. Парень покрутил у виска пальцем и поторопился за ней.
– Вот молодежь пошла: на фильмы ужасов с концом света толпами ходят, а от реальной истории с мертвецами сбегают! Что от этих жалких слюнтяев ждать нашему ханству? Где они, титаны с заряженной булавой и бойцовской прытью! Гены великих ханов погребены под гниющим салом ипотечного бытия. Горечь разъедает прах предков, разлетается он к чертовой матери от такого позора! – осерчала Гурьям.
Она вздохнула, подошла к столу и включила самовар.
– Так это – правдивая история, Сююмбике ты моя свирепая? – спросил Зубазга, переодетый в старого дворника. На этот раз он нацепил дырявую ушанку и старенький овечий тулуп.
Прокурор вытащил из пакета конфеты, лимонник и пончики. Медленно погладил бородку и подмигнул.
Гурьям вздрогнула, услышав его голос, глаза ее забегали, она опустила взор и раскраснелась, пробормотав растерянно:
– А ты, я смотрю, совсем и не трухлявый пень, а очень даже живенький шурале.
Женщина достала две большие чашки и устало плюхнулась на табуретку, нервно накручивая свои кудри.