Жена
Бекс не желает надевать дождевик. Они же на машине поедут, ну и пускай волосы промокнут, когда придется бежать до магазина, дождевик гадкий, от него шее противно.
– Ну и ладно, хочешь мокнуть – мокни, – говорит Дидье, но жена не согласна.
Льет как из ведра. Бекс должна надеть дождевик.
– Надевай! Немедленно! – кричит жена.
– Не надену! – вопит в ответ Бекс.
– Наденешь.
– Не надену!
– Бекс, пока ты его не наденешь, никто из нас в машину не сядет.
– Папа сказал, что можно не надевать.
– Но ты же видишь, какой дождь.
– Это полезно для кожи.
– Нет, не полезно.
– Господи, да пусть не надевает, – влезает Дидье.
– А ты бы лучше меня поддержал.
– Я бы поддержал, если б был с тобой согласен. Но мы тут уже десять минут торчим. Идиотизм какой-то.
– Идиотизм, что она нарушает правила?
– Не знал, что у нас есть правила про…
– Есть. Бекс, ты будешь и дальше всех задерживать или начнешь вести себя как взрослая шестилетняя девочка и наденешь дождевик?
– А я не взрослая шестилетняя девочка, – Бекс складывает руки на груди. – Я малыш-голыш. Я маленькая.
Жена сердито накидывает на Бекс дождевик, вздергивает капюшон, затягивает тесемки под подбородком. Поднимает разъяренную девочку и тащит ее в машину.
У мужа левая рука лежит на руле на десять часов, а правая – на два. Когда он еще только за женой ухаживал, эта привычка ее изумляла: он ведь играл в группе, пробовал наркотики, в четырнадцать лет вмазал собственному отцу. А машину водит… как старушка какая-нибудь.
Хорошо, что за рулем не жена. Можно не думать снова о том повороте.
Маленькая обожженная зверушка, вся дрожит, ей уже не жить, но она еще не умерла.
Черная, как покрышка, ползет через дорогу.
Маленькая зверушка. Пластиковый пакет.
А может, это был и не пластиковый пакет.
Может, в первый раз ей не показалось.
И кто-то зверушку поджег, какой-нибудь ребенок-садист или взрослый. В Ньювилле мерзостей хватает…
«…но здесь красиво, и тут жили многие поколения твоей семьи, а в воздухе столько отрицательно заряженных ионов. От них настроение поднимается – помнишь?»
Когда они подъезжают к магазину, Бекс уже весело болтает.
Где тут у них куклы продаются?
А Джон – лентяй.
А к ним в класс приходила чья-то мама, специалист по гигиене полости рта, сказала, что коренные зубы надо чистить, даже когда они еще не вылезли толком.
– Идеальное семейство на два часа, – шипит Дидье, пихая локтем жену.
Только не это. Только не сегодня.
– Шелл! – визжит Бекс. – Боженьки, Шелли!
Девочки бросаются друг другу в объятия, как будто случайно встретиться посреди городка, в котором они обе живут, – это совершенно невероятная удача.
Бекс:
– У тебя такое красивое платьице.
Шелл:
– Спасибо, мне его мамочка сшила.
– Привет! – щебечет Джессика из идеального семейства. – Как я рада вас видеть!
– И тебе привет, – жена тянется поцеловать воздух возле ее щеки. – Вы полным составом?
Позади загорелых подтянутых родителей рядком стоят загорелые подтянутые дети.
– Да, такой уж у нас выдался день.
День в идеальном семействе, видимо, выдался совершенно не такой, как у обитателей дома на холме.
Джессика не только шьет платья, но еще вяжет свитера из шерсти местных шетландских овец для всех четверых детей.
Варит варенье из ягод, которые они собирают в лесу.
Сама готовит обеды и ужины из муки без глютена и молока без лактозы.
И у них дома никогда не бывает куриных наггетсов и сырных косичек.
Муж у нее – специалист по питанию – однажды прочел Дидье целую лекцию о том, как важно замачивать орехи на ночь.
– Привет, Блэйк, – кивает Дидье.
– Как поживаешь, старик?
– Супер-пупер, – Дидье улыбается самым краешком губ.
– Вы только посмотрите на этого молодца! Как подрос! Сколько тебе уже? – Блэйк наклоняется к Джону, но тот весь сжался в тележке для покупок и уткнулся носом в живот отцу.
– Три с половиной, – отвечает жена.
– Ого! Как время летит, а?
– Да уж, – поддакивает Джессика, – вы так давно не были у нас в гостях! Надо вас пригласить. Только трудно вечер свободный выкроить: у детей постоянно занятия после школы. Футбол, горные велосипеды, скрипка… Господи, я что-то забыла, да?
– Мои занятия для одаренных детей? – напоминает старший.
– Точно, заинька, – она треплет сына по макушке, – в прошлом году у него были исключительные результаты, вот его и взяли на углубленные занятия по математике и языку. Вы же не вегетарианцы? Наши друзья продают просто божественную говядину, тут недалеко. У них коровы на свободном выпасе, никаких антибиотиков – здоровая, счастливая говядина.
– В смысле, пока не попала на бойню? – интересуется Дидье. – Или когда уже на тарелке лежит?
– Так что, когда вы, ребята, к нам заглянете, – не моргнув глазом, продолжает Джессика, – я пожарю стейки, да и мангольд скоро можно собирать. Господи, у нас его в этом году видимо-невидимо. Слава богу, дети любят мангольд.
Они едут домой под все тем же проливным дождем. Дворники так и летают туда-сюда.
– Пристрелить? – спрашивает Дидье.
– Слишком быстро, – отвечает жена. – Какой яд самый медленный?
– По-моему, болиголов, – он снимает руку с руля и гладит ее по шее чуть ниже затылка. – Нет, стой – голодом можно уморить! Не хвастай, коноплястый… что там дальше?
– Будешь рябенький.
– А что такое, кстати, «коноплястый»?
– Не помню, но насчет уморить голодом поддерживаю.
– Я тут заметил, что у вас орехи не вымочены, и весь разволновался. Честное слово, никогда бы не стал давать детям невымоченные орехи.
– Вы это о чем? – спрашивает Бекс.
– Да был один сериал по телевизору, – отвечает Дидье. – Про рябеньких и коноплястых. Тебе бы понравилось, Бекси. В одной серии видно, как коноплястые пукают: за каждым персонажем летают такие маленькие коричневые облачка.
Бекс хихикает.
Жена снимает его ладонь со своей шеи и кладет себе на ногу, закрывает глаза, улыбается. Он стискивает ее обтянутое джинсами бедро.
Вот оно – то, что она так любит.
Не шутки про пуканье, а это сладкое чувство. Чувство общности, когда оба они единодушно ненавидят все идеальные семейства на свете.
Она попросит его завтра.
Жена рисует на запотевшем стекле букву «п».
Да, в прошлый раз получилось погано, он отказался. И она пообещала себе, что больше не попросит.
Но дети его просто обожают.
И иногда с ним правда здорово.
«Мне дали координаты одного специалиста в Салеме, – скажет она, – говорят, крутой дядька, и не очень дорогой, принимает по вечерам. Можно попросить Мэтти посидеть…»
Она ведь представляла себе, как сворачивает прямо в пропасть на машине вместе с детьми.
Когда будущей полярной исследовательнице исполнилось шесть, ей показали, как держать нож, когда перерезаешь горло ягненка: надо только с силой провести, он ничего не почувствует, смотри, как это делает твой брат. Но когда в руке Айвёр оказался нож, а мать присела перед ней на корточки, удерживая маленького непоседу, девочка не захотела делать как было велено. Дважды ей приказывали, и дважды она отвечала: «Nei, Mamma»[15].
Тогда мать положила свою руку поверх ее и с силой надавила, головка ягненка упала, а вместе с ней с криком упала и Айвёр. Мать быстро подставила лохань, чтобы кровь стекла.
Девочку отстегали по ногам кожаным ремнем, на который подвешивали тушки ягнят в сушильном амбаре. На то Рождество ей не досталось ræst kjøt[16], а весной – skerpikjøt[17], но братец Гунни припрятал для нее несколько лакомых кусочков в своем башмаке.