Недалеко от центра, на обсаженной деревьями темной улице, мы оставили машину и подошли к перекрестку. К нам приблизился верзила в сером плаще и в серой, надвинутой на глаза шляпе.
– Сиплый в курсе дела, – доложил он Нунену. – По телефону он сказал Донохью, что носа на улицу не высунет. Пусть, говорит, выкуривают, если смогут.
Нунен хмыкнул, почесал за ухом и вежливо спросил:
– Как ты думаешь, сколько их там?
– Человек пятьдесят, не меньше.
– Брось! Никогда не поверю, чтобы в это время суток их было так много.
– Не хочешь – не верь! – огрызнулся верзила. – Они туда еще с вечера стекались.
– Стекались, говоришь? Значит, где-то у нас с тобой брешь образовалась. Может, тебе не следовало их пускать?
– Может, и не следовало. – Верзила разозлился. – Я делал то, что ты мне приказал. Ты ведь сказал, пусть входят и выходят на здоровье, а вот когда появится Сиплый…
– …хватай его, – подхватил Нунен.
– Точно, – согласился верзила и бросил на меня свирепый взгляд.
Подошли еще несколько человек, и мы стали обсуждать план действий. Все были раздражены, кроме Нунена. Он пребывал в превосходном настроении. Почему – непонятно.
Притон Сиплого находился в трехэтажном здании, возвышавшемся между двумя двухэтажными. На первом этаже был табачный магазин, который служил одновременно входом в игорное заведение и его прикрытием. Внутри, если верить верзиле, собралось полсотни вооруженных до зубов бандитов – дружков Сиплого. Притон был окружен со всех сторон: люди Нунена расположились вокруг здания, на улице, в переулке за домом и на крышах прилегающих домов.
– Значит так, ребята, – бодро сказал Нунен, когда все высказались. – Сиплый боится огласки не меньше нашего, а то бы он наверняка попытался прорваться, раз у него столько народу, хотя что-то не верится.
– Не верится, и черт с тобой, – отозвался верзила.
– А раз он не хочет огласки, почему бы не вступить с ним в переговоры? Сбегай, Ник, может, тебе удастся его убедить. Разобрались бы по-хорошему.
– Сам и беги, – сказал верзила.
– Не хочешь бежать – позвони, – предложил Нунен.
– Это другое дело, – буркнул верзила и ушел.
Вернулся он очень довольный.
– Говорит, идите к черту, – доложил он.
– Всех сюда, – весело распорядился Нунен. – Пусть только начнет светать, мы им дадим жару.
Верзила Ник и я пошли вместе с Нуненом проверить, все ли на месте. На меня полицейские особого впечатления не произвели: вид жалкий, глаза бегают, в бой не рвутся.
Небо посерело. Нунен, Ник и я остановились у входа в слесарную мастерскую через дорогу от притона.
Притон был погружен во мрак, окна верхних этажей голые, витрина и дверь табачного магазина зашторены.
– Надо все-таки дать Сиплому шанс, – сказал Нунен. – Он ведь парень неплохой. Но мне с ним говорить без толку. Меня он никогда не жаловал.
Шеф взглянул на меня. Я промолчал.
– Может, ты попробуешь, а? – спросил он.
– Отчего ж не попробовать.
– Вот спасибо. Очень уважишь. Посмотрим, может, тебе удастся уговорить его не сопротивляться. Сам знаешь, что в таких случаях говорят: для твоей же, мол, пользы делается – что-нибудь в этом роде.
– Ладно, – сказал я и пошел через улицу к табачному магазину, изо всех сил размахивая руками, чтобы видно было, что они пусты.
Рассвет еле брезжил. Казалось, улица плавает в дыму. Шаги по тротуару отдавались гулким эхом.
Я остановился перед застекленной дверью и, точно в зеркале, увидел, как по противоположной стороне улицы крадутся двое.
Мой стук остался без ответа. Я постучал сильнее, а затем дернул за ручку.
– Проваливай, пока цел, – посоветовали мне изнутри. Голос был приглушенный, но не сиплый. Значит, не Сиплый.
– Мне надо поговорить с Тейлером, – сказал я.
– Если приспичило поговорить, ступай к своему толстобрюхому хозяину.
– Нунен тут ни при чем. Тейлер меня сейчас слышит?
Последовала пауза, а затем приглушенный голос произнес:
– Да.
– Я – сотрудник агентства «Континенталь». Нунен шьет тебе дело. Если не веришь, спроси Дину Брэнд. Удели мне пять минут. С Нуненом я связался, чтобы вывести его на чистую воду. Я один. Если хочешь – могу выбросить пушку. Впусти меня.
Я стал ждать. Все зависело от того, передала ему Дина наш с ней разговор или нет. Ждать пришлось долго.
– Когда откроем, входи быстрей. И без глупостей, – приказал приглушенный голос.
– Договорились.
Щелкнула задвижка, и я скользнул внутрь.
В ту же секунду с противоположной стороны улицы загремели выстрелы. На пол посыпалось стекло.
Кто-то подставил мне ножку. Со страху я видел и соображал так, будто у меня по крайней мере три головы и полдюжины глаз. Я попал в переплет. И все из-за Нунена. Теперь эти пташки наверняка решат, что я с ним заодно.
Я рухнул на пол и перевернулся на живот лицом к двери. Пистолет у меня был в руке.
К табачному магазину приближался Ник Верзила и палил в нас сразу из двух стволов.
Я уперся локтем в пол. В дверном проеме показался Ник. Я спустил курок. Ник перестал стрелять. Он прижал оба пистолета к груди и рухнул на тротуар.
Кто-то схватил меня сзади за ноги и потащил в глубь помещения. Я поехал, скребя подбородком по полу. Дверь захлопнулась. Какой-то умник сказал:
– А они тебя не больно-то любят.
– Я тут ни при чем! – воскликнул я, стараясь перекричать грохот выстрелов, и сел на полу.
Стрельба стихла. Дверь и занавески на окнах были как решето. В темноте раздался хриплый шепот:
– Лиса и ты, Ребро, остаются внизу, на стреме. Остальные – наверх.
Мы прошли через магазин, вышли в коридор и поднялись по крытой ковром лестнице на второй этаж, в комнату, где находился обтянутый зеленым сукном стол для игры в кости. Комната была маленькая, без окон. Горел свет.
Нас было пятеро. Тейлер сел и закурил. Это был маленький смуглый молодой человек с приторной опереточной физиономией, с которой, впрочем, никак не вязались тонкие губы и волевой рот. На диване развалился, пуская дым в потолок, тощий блондин лет двадцати в шерстяном костюме. Еще один блондин, такой же молодой, но пополнее, стоял у стола и поправлял ярко-красный галстук и пышную шевелюру. Со скучающим видом, мурлыкая «Розовые щечки», взад-вперед расхаживал по комнате тридцатилетний субъект с худым лицом, вялым ртом и почти полным отсутствием подбородка.
Я сел на стул рядом с Тейлером.
– Долго Нунен будет дурака валять? – поинтересовался он. В его хриплом, свистящем шепоте ощущалось полное равнодушие.
– Он хочет тебя взять, – ответил я. – И не отступится.
Тонкие губы владельца игорного притона скривились в презрительной улыбке.
– Он должен понимать, что меня оправдают за отсутствием состава преступления.
– А он и не собирается ничего доказывать на суде.
– Как так?
– Тебя прикончат при сопротивлении или при попытке к бегству. Судить будет некого.
– Что-то он к старости совсем несговорчив стал. – На тонких губах опять заиграла улыбка. Сиплый явно не верил, что от толстяка может исходить смертельная угроза. – Он уже не первый раз собирается меня прикончить. И все за дело. А что он имеет против тебя?
– Подозревает, что я ему буду мешать.
– Плохо. А вот Дина говорит, ты – отличный парень, вот только чересчур прижимистый.
– Мы с ней отлично пообщались. Скажи, что ты знаешь об убийстве Дональда Уилсона?
– Его жена пристрелила.
– Ты ее видел?
– Конечно. Через секунду после убийства – с пистолетом в руке.
– Не пудри мне мозги – тебе это невыгодно, – сказал я. – Что ты там придумал, мне неизвестно. Быть может, на суде тебе и поверили бы, но до суда ты не дотянешь, не рассчитывай. Если уж попадешь к Нунену в лапы, тебе не жить. Расскажи все, как было, – мне для дела надо.
Он бросил сигарету на пол, наступил на нее ногой и сказал:
– Больно умный.
– Хотя бы намекни, а уж я разберусь – дай только выйти отсюда.
Он снова закурил и спросил:
– Значит, миссис Уилсон сказала, что ей звонил я?
– Да, но ее в этом убедил Нунен. Сейчас-то ей, вероятно, и самой так кажется.
– Ты уложил Верзилу Ника, – сказал он, – поэтому я тебе доверяю. В тот вечер звонит мне какой-то тип. Кто – понятия не имею. Говорит, что Уилсон поехал к Дине и прихватил с собой чек на пять тысяч. Казалось бы, мне-то что до этого? Но ведь, согласись, странно, что какой-то тип, которого я знать не знаю, вдруг ни с того ни с сего мне про это рассказывает. С какой стати? Вот я и решил съездить к Дине, взглянуть, что там у нее делается. Но Дэн меня не пустил. Что ж, не пустил, и ладно. И все-таки хотелось узнать, почему мне позвонили.