В отель я вернулся почти в половине третьего. Вместе с ключом дежурный протянул мне записку с номером телефона. П-605 – номер Элихью Уилсона.
– Когда принесли записку? – спросил я у дежурного.
– Во втором часу ночи.
Значит, что-то срочное. Я зашел в телефонную будку и набрал номер. Секретарь попросил меня приехать немедленно. Я сказал, что скоро буду, послал дежурного за такси, а сам поднялся в номер пропустить стаканчик.
Я бы предпочел быть совершенно трезвым, но, поскольку остаток ночи предстояло провести без сна, трезветь смысла не имело. Виски очень меня взбодрило. Я перелил то, что оставалось в бутылке, во фляжку, сунул ее в карман и вышел на улицу.
Все окна в доме Элихью Уилсона были ярко освещены. Я еще не успел нажать на кнопку звонка, как секретарь открыл мне дверь. Под голубой пижамой и темно-синим купальным халатом все его тощее тело тряслось мелкой дрожью, а худое лицо было ужасно взволнованным.
– Скорей! – закричал он. – Мистер Уилсон ждет вас. И пожалуйста, уговорите его дать нам убрать тело.
Я обещал и последовал за ним в спальню.
Как и в прошлый раз, старый Элихью лежал в постели, только теперь на одеяле рядом с его толстой розовой рукой чернел пистолет.
Не успел я войти, как он оторвал голову от подушки, сел на кровати и проревел:
– Посмотрим, на что вы, болтуны, способны!
У него был нездоровый, багрово-красный цвет лица, глаза же на этот раз горели точно раскаленные угли.
Я оставил его слова без внимания и взглянул на лежавший посреди комнаты труп.
Невысокий коренастый мужчина в коричневом костюме лежал на спине в луже крови и стеклянными глазами из-под надвинутой на лоб серой шляпы пялился в потолок. Одна пуля снесла ему полчелюсти. Голова была запрокинута назад, и видно было отверстие в шее, куда через галстук и воротничок вошла вторая пуля. На одну руку он упал, а в другой сжимал здоровенную дубинку.
Я перевел взгляд на старика. На его лице застыла злобная, идиотская улыбка.
– Болтать-то вы мастер, – сказал он. – Это я заметил. Кому угодно голову заморочите. А что вы еще умеете? Только языком трепать?
Спорить было бесполезно. Я бросил на него сердитый взгляд и напомнил:
– Я ведь, кажется, просил меня не беспокоить, пока вы не захотите говорить начистоту.
– Просил, дружок, просил. – В его голосе прозвучало какое-то дурацкое торжество. – Вы хотели начистоту? Пожалуйста. Мне нужен человек, который очистит наконец бесвиллские конюшни, выкурит крыс, больших и маленьких. Но учтите, такая работа по плечу только настоящему мужчине.
– Так бы сразу и говорили, – прорычал я. – Если у вас есть для меня хорошая работа и вы дадите хорошие деньги, я, может быть, и соглашусь. А все эти разговоры о конюшне и крысах для меня – пустой звук.
– Ладно. Я хочу очистить Берсвилл от жуликов и проходимцев. Это для вас не пустой звук?
– Еще сегодня утром вы этого не хотели, – сказал я. – Передумали?
Последовало длинное невразумительное объяснение, которое перемежалось руганью и криком. Сводилось оно к тому, что Берсвилл он строил собственными руками, возводил, можно сказать, по кирпичику, и либо город сохранится в том виде, в каком он когда-то был, либо его не будет вообще. Никто не смеет угрожать ему, Элихью Уилсону, в его собственном городе. Он их в покое оставил, но, если они будут учить его жить, он им покажет, кто есть кто. Закончил он свою речь, ткнув пальцем в убитого и хвастливо заявив:
– Пусть знают, что старик еще кое на что способен.
Я пожалел, что был нетрезв. Его фокусы озадачили меня, я никак не мог взять в толк, что за ними скрывается.
– Дружки подослали? – спросил я, указав на убитого.
– Они, не иначе, но разговор у нас был коротким, – сказал старик, поглаживая лежавший на одеяле пистолет.
– Расскажите, как все произошло.
– Да рассказывать особенно нечего. Слышу: дверь в спальню открывается, зажигаю свет, вижу – стоит. Я выстрелил – и все дела.
– Когда это было?
– Около часа.
– И с тех пор он тут лежит?
– С тех пор и лежит. – Старик злобно засмеялся и опять начал ерничать: – Что, покойников никогда не видели? Или боитесь, воскреснет?
И тут я засмеялся. Мне вдруг стало ясно: старикан сильно струхнул – от этого и дурачился. Поэтому хвастался, угрожал, не давал вынести тело. Хотел, чтобы мертвец лежал на виду – труп отгонял страх, был наглядным свидетельством того, что старый Элихью еще может за себя постоять. Теперь я все понял.
– Вы действительно хотите очистить город?
– Сказал, хочу, значит хочу.
– Учтите: у меня должны быть развязаны руки, никому никаких поблажек, во всем идти мне навстречу. Деньги вперед – десять тысяч.
– Десять тысяч! С какой стати я буду платить такую громадную сумму человеку, которого знать не знаю. Который только и умеет, что языком трепать.
– Не валяйте дурака, я представляю «Континенталь». Вы же это агентство знаете.
– Да, и они меня знают. И им должно быть известно, на что я способен.
– Вопрос стоит иначе. Люди, которых вы хотите отправить за решетку, еще вчера были вашими дружками. Быть может, через неделю вы опять с ними снюхаетесь. На это мне наплевать. Но стараюсь я не ради вас. Я не для того рискую, чтобы помочь вам приструнить их, а потом убраться восвояси. Если хотите, чтобы дело выгорело, придется раскошелиться. Лишнее я не потрачу. Но учтите: либо я доведу дело до конца, либо вообще за него не возьмусь. И это мое последнее слово.
– И мое тоже, черт вас побери! – взревел он.
Окликнул он меня, когда я уже спускался по лестнице.
– Я старик, – пробурчал он. – Будь я на десять лет моложе… – Он глянул на меня и сжал губы. – Так и быть, даю вам этот чек, пропади он пропадом.
– И полномочия распоряжаться им по своему усмотрению?
– Да.
– Хорошо. Сейчас все и оформим. Где ваш секретарь?
Уилсон нажал на кнопку, и, словно из-под земли, перед нами вырос его молчаливый секретарь. Где он все это время отсиживался – неизвестно.
– Мистер Уилсон хочет выписать чек на десять тысяч долларов детективному агентству «Континенталь», а также написать в Сан-Франциско письмо, санкционирующее расследование преступлений и политической коррупции в Берсвилле. В письме следует оговорить, что агентство имеет право вести расследование так, как оно сочтет нужным, – заявил я ему.
Секретарь вопросительно посмотрел на старика, но тот, насупившись, кивнул своей белой круглой головой.
– Но сначала вызовите полицию, – крикнул я вдогонку скользнувшему в двери секретарю. – Пусть приедут и заберут труп грабителя. И врачу мистера Уилсона тоже позвоните.
На это старик тут же заявил, что нечего вызывать сюда этих проклятых докторов.
– Он сделает вам укол, и вы будете спать, – пообещал я ему и, переступив через покойника и подойдя к постели, забрал пистолет. – На ночь я останусь здесь, а завтра мы с вами вволю наговоримся о Бесвилле.
Старик явно устал. Когда, ругаясь и крича, он стал поносить меня за то, что я себе слишком много позволяю, его истошные вопли лишь сотрясали воздух.
Тем временем я снял с убитого шляпу, чтобы разглядеть его лицо, однако оно мне ничего не говорило, и шляпу пришлось вернуть владельцу.
Когда я распрямился, старик, немного поостыв, спросил:
– Как там с убийцей Дональда? Дело идет?
– Идет. Еще день-другой – и все выяснится.
– Кто же убийца?
Но тут с чеком и письмом вошел секретарь, и я, не ответив на вопрос, протянул и то и другое старику на подпись. Он дважды коряво расписался, и не успел я спрятать бумаги в карман, как приехала полиция.
Первым вошел в комнату сам шеф полиции, толстяк Нунен. Он дружелюбно кивнул Уилсону, пожал руку мне и уставился своими блестящими зелеными глазками на убитого.
– Так, так, – сказал он. – Чистая работа, ничего не скажешь. Якима Коротыш. Ну и дубина у него! – С этими словами он выбил носком ботинка дубинку из рук убитого. – Такой и линкор потопить можно. Ты его шлепнул? – осведомился он у меня.
– Мистер Уилсон.
– Неплохо, очень неплохо, – похвалил он старика. – Вы очень многим время и силы сэкономили. Мне в том числе. Выносите его, ребята, – приказал он четырем стоявшим в дверях полицейским.
Двое подняли Якиму Коротыша за ноги и за руки и унесли, а третий подобрал с полу дубинку и закатившийся под труп фонарь.
– Вот бы все так с грабителями поступали! – рассуждал шеф. Он извлек из кармана три сигары, одну кинул на кровать, вторую протянул мне, а третью сунул себе в пасть. – А я как раз тебя искал, – сказал он мне вполголоса, пока мы закуривали. – Предстоит одно дельце, и я подумал, что ты захочешь принять в нем участие. Потому-то я и был на месте, когда отсюда позвонили. Сиплого будем брать. Хочешь поехать с нами?
– Хочу.
– Я так и знал. Привет медицине!
И Нунен пожал руку только что вошедшему маленькому пухленькому человечку с усталым длинным лицом и серыми заспанными глазами.
Доктор направился к постели, где один из людей Нунена допрашивал Уилсона. А я пошел вместе с секретарем в холл.
– Кроме вас, в доме еще есть люди?
– Да, шофер и повар-китаец.
– Шофер пусть ночует сегодня в комнате старика. Я уезжаю с Нуненом. Вернусь, как только смогу. Думаю, ночь пройдет спокойно, но старика ни в коем случае одного не оставлять. И наедине с Нуненом или с его людьми – тоже.
Секретарь широко разинул рот и вытаращил глаза.
– В котором часу вы вчера вечером расстались с Дональдом Уилсоном?
– Вы хотите сказать, позавчера, когда его убили?
– Да.
– Ровно в половине десятого.
– А встретились в пять?
– В четверть шестого. Сначала мы занимались делами в его кабинете, а около восьми пошли в ресторан обедать. Ушел он в половине десятого, сказал, что у него встреча.
– А больше про эту встречу он ничего не говорил?
– Нет.
– И даже не обмолвился, куда идет, к кому?
– Нет, сказал, что у него встреча, и все.
– А сами вы ничего об этом не знали?
– Я? Откуда?
– Я думал, что-нибудь он вам говорил. – Тут я решил переменить тему: – Скажите, у Уилсона кто-нибудь еще сегодня был?
– Простите, – сказал секретарь извиняющимся тоном, – но этого без разрешения мистера Уилсона я вам сказать не могу.
– Был у него кто-то из местных воротил? Скажем, Лу Ярд или…
– Простите, но на эти вопросы я не отвечу, – повторил секретарь и покачал головой.
– Как хотите, – сказал я и вновь отправился наверх. Из спальни, на ходу застегивая плащ, вышел доктор.
– Сейчас он уснет, – бросил он. – Но кто-то обязательно должен с ним остаться. Утром зайду. – И он побежал вниз по лестнице.
Я вошел в спальню. Шеф и полицейский, который допрашивал Уилсона, стояли у постели. Нунен заулыбался, как будто был ужасно рад меня видеть, а полицейский насупился. Уилсон лежал на спине и смотрел в потолок.
– Ну-с, – сказал Нунен, – делать нам здесь вроде бы больше нечего. Поехали?
– Спокойной ночи, – сказал я старику.
– Спокойной ночи, – откликнулся тот, даже не посмотрев в мою сторону.
В комнату вошли секретарь и шофер – молодой высокий загорелый парень.
Нунен, еще один полицейский – лейтенант Макгроу – и я вышли на улицу и сели в машину шефа. Макгроу сел рядом с водителем, а мы сзади.
– Брать будем на рассвете, – сказал Нунен, когда машина тронулась. – У Сиплого притон на Кинг-стрит, и обычно он сидит там до утра. Мы могли бы ворваться ночью, но пальба нам ни к чему. Возьмем его тепленьким, когда он будет выходить.
«Интересно, они собираются его брать или убрать?» – подумал я про себя, а вслух спросил:
– А улик против него хватает?
– С головой. – Нунен добродушно рассмеялся. – Если того, что рассказала нам про него вдовушка, недостаточно, чтобы его вздернуть, считай меня карманным вором.
Я хотел было пошутить на этот счет, но сдержался.