Растянулись на подъёме очень сильно. Впереди всех довольно быстро шагал Артурчик. Два лонгборда никак не влияли на его скорость. Он лез в гору и не оборачивался, не обращал внимания на то, как там остальные. Некоторое время яркие доски ещё мелькали среди ветвей, но вскоре Алиса потеряла Артурчика из виду.
Много ниже него, опустив голову и ссутулившись, шла Танечка. Поначалу на эмоциях она обогнала Елену, но вспышки гнева хватило ненадолго, и теперь Танечка вновь еле брела.
Следом почти наступая ей на пятки тащила доску и кайт Елена прекрасная. Её бикини такое нелепое в осеннем лесу вновь и вновь цепляло взгляд Алисы. И как ни странно, служило своеобразным ориентиром – именно по Елене Алиса сверяла направление.
Сама она очень устала и хотела уже куда-нибудь прислониться. Но когда останавливалась передохнуть, почти сразу начинала дрожать от холода. И благодарила судьбу за кофру, которая хоть немного согревала спину.
За Алисой шёл Михаил. Он тащил две доски, и казалось, что это именно они, а не потеря дочери и не ссора с женой лишили его сил.
Замыкали Эдуард и Глеб. Глебу было очень тяжело прыгать по камням и корням на одной ноге, но Эдуард нашёл для него подходящую палку – костыль. И теперь Глеб опирался с одной стороны на палку, а с другой – на плечо Эдуарда. Так они и продвигались потихоньку.
Алиса карабкалась, выбирая, куда ступить и, словно мантру, повторяла: «Так не бывает… Так не бывает…» Она смотрела на деревья, но перед глазами плескалось море, вспоминались какие-то моменты… То головокружительный подъём на волну, то полёт, как на Танечкиной картине, которую она подарила Эдуарду, то смеющаяся Софочка, то голубь с отрубленной головой… то мама с полотенцем через плечо… то растерянный папа в дверях… то Коля с машиной… то снова море… Всё это в солнечных бликах и мельтешении пожелтевшей листвы.
Впрочем, солнечные блики и мельтешение пожелтевшей листвы были на самом деле.
Картинки мелькали, Алиса шагала. Автоматически переставляла ноги. Шагала так же, как держалась за доску на волне – на воле к жизни, на упрямстве, на… не понятно на чём.
Но усталость, холод и голод всё сильнее и сильнее давали о себе знать. И вот, когда Алиса уже готова была сдаться и упасть, Артурчик крикнул:
– Здесь пещера!
Новость всем прибавила сил. Пещера не решит всех проблем, но хотя бы скроет от ветра – несильного, но пронизывающего и холодного.
Где-то в спинном мозге Алисы пещера ассоциировалась со спасением, с безопасностью. И она прибавила шагу.
Это был достаточно глубокий грот с высоким потолком, с расщелиной чуть сбоку и наверху. Через расщелину в грот попадало немного света. Пол был относительно ровным. Под толстым слоем коровьих лепёшек и помётом более мелких животных, угадывался камень. Стены были каменными, сухими. Вообще грот был сухой, несмотря на расщелину. В глубине темнели два узких прохода, скорее всего ведущих в другие камеры пещеры.
Когда Алиса вошла, Артурчик уже лежал на доске, расположив её на самом ровном и относительно чистом месте. Вторая доска стояла, прислоненная к стене.
Рядом с Артурчиком на своей доске сидела Елена и куталась в тонкую парашютную ткань кайта. Она дрожала. Наверное, её сильно морозило.
Ни на жалость, ни на злорадство у Алисы сил не было – она и сама замёрзла. И тоже не прочь была закутаться в кайт. Но кайт был у Елены. У одной…
Алиса разозлилась – всё Елене! И мужики, и кайт, и фотосессия! Она что, самая крутая? Кто ей это сказал? Конечно, она обгорела на солнце, но, например, у Танечки дочка осталась в Муйне… Да и самой Алисе было не сладко и очень холодно… Все замёрзли! А греется только Елена… Это не справедливо!
Но сил забрать кайт у Алисы не было. Она прислонила к стене рядом с уже стоящим там сёрфбордом доску Глеба, свою положила на пол и села на неё и, в попытке согреться, обхватила себя за плечи. Увидев, что Танечка сидит на камнях, встала, подошла к ней, принудила безвольную подругу подняться, отвела к своей доске, посадила и села рядом, обняв её за плечи.
Танечка дрожала. И Алису трясло. Хоть ветер в пещеру и не задувал, и одежда немного подсохла, пока шли, осень никто не отменял. Температура воздуха была явно выше нуля, но также явно тут был не Вьетнам.
Алиса снова посмотрела на кайт на плечах у Елены. Та дрожала так, что плечи ходили ходуном…
Вошёл Михаил. Поставил доски к уже стоящим. Потоптался, бросая взгляды на жену, потом развернулся и вышел наружу.
Алиса проводила его взглядом.
«Что? Тебе нечего ей сказать?» – подумала она. Я утешаю Танечку, а ты даже обнять не можешь!
Танечка сильно дрожала, да и Алису колотило. Она только крепче прижимала к себе подругу, пытаясь если не успокоить её, так хотя бы унять дрожь.
Услышав шум, Алиса подняла голову. Это Михаил вернулся с охапкой хвороста в руках.
– У тебя что, зажигалка в трусах спрятана? – с усмешкой спросил Артурчик.
Михаил глянул на Танечку и ничего не ответил. Сложив хворост в кучу, снова вышел. Вернулся с большой сухой берёзовой веткой. Положил ветку рядом с хворостом и снова вышел, так же молча.
Алиса с неприязнью посмотрела ему вслед – чего выпендриваться с дровами? Костёр зажечь всё равно нечем. Зажигалки нет, Михаил не курил. И никто из присутствующих не курил, так что… А вот Танечке сейчас требуется внимание, ей плохо!
Наконец до пещеры добрели Эдуард с Глебом. Лицо Глеба было серым.
Алиса несколько отрешённо посмотрела, как Глеб ковыляет, повисая на плече Эдуарда, как кусает губы… С неохотой встала, взяла стоящую доску, молча положила её на землю к самым ногам Глеба и вернулась к Танечке.
– Спасибо, – поблагодарил Эдуард и с облегчением отпустил Глеба. Повернувшись к Артурчику, сказал: – Ты уже отдохнул. Иди помоги Михаилу с дровами. Нам нужен огонь.
– Смысл идти? – спросил Артурчик, не двигаясь с места, даже не шевелясь. – Как мы его зажжём? У нас нет спичек, у нас нет зажигалки, у нас не фига нет.
– У нас есть Алисина камера. Используем объектив, как лупу. Пойди помоги! – повторил Эдуард.
– А солнце ты где возьмёшь? – Артурчик насмешливо глянул на Эдуарда. – Нету солнца-то! Село оно!
– Ещё не совсем, ещё краешек торчит. Нужно попробовать, – настаивал Эдуард.
Алиса слушала спор и до неё медленно доходило, что Эдуард предлагает использовать её камеру! Её фотоаппарат! Её источник дохода! Единственный источник!
Протест поднялся в душе Алисы. Она с ненавистью посмотрела на Эдуарда и набрала уже воздуха сказать ему категоричное: «Нет!», когда Артурчик процедил:
– Я устал. И сил на бессмысленную работу у меня нет. Ты хочешь – иди!
Эдуард вздохнул и ничего не ответил. Сел на сёрфборд и обнял колени. Его тоже трясло.
Алиса отупело смотрела на них и думала, что огонь – это было бы хорошо. Но камеру свою она не отдаст ни за что! Она только вот провела профилактику, сезон только начался, и если они испортят камеру, то ей не на что будет жить. И ремонт камеры в Муйне ей дорого обойдётся, а денег мало. И так после этой идиотской волны скорее всего придётся камеру чистить…
Хотя огонь нужен!
Алиса вспомнила – в каком-то фильме видела, как при помощи лупы разжигали костёр. Направляли лупу так, чтобы солнечные лучи падали прямо на стекло, а в фокусе размещали сухую траву, и она очень быстро начинала дымиться, а потом и вспыхивала.
В принципе, можно было бы попробовать, но солнце действительно ушло за гору. Так что пусть уж камера полежит на месте…
Пыхтя и чертыхаясь Михаил заволок бревно, явно бурелом, пролежавший в траве как минимум лето – бревно было поросшее мхом и несколько трухлявое. И снова вышел.
Вышел и вышел. Алиса немного пригрелась рядом с Танечкой. Их одежда почти просохла. Усталость всё сильнее давала о себе знать. Алиса закрыла глаза. Она краем сознания понимала, что к утру будет ещё холоднее. И если поспать – то лучше сейчас. Или… Нужен огонь. Но Артурчик прав, у них ничего нет.
Наверное, Алиса задремала, потому что очнулась от фразы Эдуарда, что Михаила долго нет.
В гроте стало совсем сумрачно. «И что? Кто-то пойдёт его искать? – подумала Алиса. – Или никто не пойдёт? А вдруг там волки и они его съели? Ну и путь… Нечего бродить по темноте!»
Вот только Танечка…
Алиса вздохнула и покрепче прижала к себе подругу.
Наконец в просвете входа появился Михаил, он тащил большую сосновую ветку в потёках свежей смолы. По пещере разнёсся сильный хвойный аромат – освежающий и прочищающий сознание.
Алиса вдохнула его и подняла голову. Она с удивлением посмотрела на Михаила, на то, как он уверенно двигается, и надежда затеплилась в её душе – неужели он что-то сделает? Неужели у него получится?
Когда он бросил ветку, Алиса увидела, что в руке у него остались длинная ровная палочка, очищенная от коры и короткая ветка потолще, расщеплённая пополам – её края были измочалены. «Камнем, что ли отбил?» – лениво подумала Алиса.
Михаил посмотрел на Танечку, но она дремала, и он не стал её будить. Он оценил грот, выбрал место на плоском камне примерно в центре, повытаскивал из карманов пучки лишайника, сухой травы, положил их рядом с палочками. Надрал бересты с веток, добавил её к сухой траве, начал ломать тонкие сосновые веточки с пожелтевшей, но ещё не осыпавшейся хвоей.
Всё это он делал молча и размерено, не останавливаясь и не давая шансов сомнению. Как будто в этой ситуации только так и надо действовать.
Его спокойствие уже не раздражало Алису. Сначала она злилась, что он занимается бессмысленным делом, вместо того чтобы как-то помочь жене пережить трагедию, пожалеть её, успокоить. Вместо того чтобы попросить у неё прощения, наконец! Разве он не видит, как она страдает?
Но спокойные размеренные движения Михаила подействовали так, что Алиса расслабилась. И когда Михаил сел на пол и начал между ладонями вращать длинную палочку, уперев её в расщеплённую, к ней вдруг пришла уверенность, что всё будет хорошо. Теперь всё будет хорошо…
Алиса огляделась. А ведь не она одна – все с интересом наблюдали за Михаилом! Все, кроме Глеба. Он лежал с закрытыми глазами. И было непонятно, он спит или пребывает без сознания.
«Глебу, наверное, сейчас хуже всех, – подумала Алиса. – Или Елене? Что у неё там со спиной? Температура, наверное, поднялась? Согрелась зато! Под кайтом-то…»