Глава 2, о том, как название улицы и фамилия могут сломать жизнь
Сабина попрощалась с Зузой ровно в шесть, пообещав, что на следующий день они вместе пойдут в бассейн. С сожалением покидала она комнату подруги, где стояли представительный мебельный гарнитур и удобный мягкий диван, а на полке над столом висела картинка с изображением улыбающихся котят в корзинке.
В доме на Конце Света мебель была совсем старая, но зато, как выражалась Тётя Мотя, она «имела душу». По мнению Сабины, никакой души там не было – а были только жуки-короеды, о чём свидетельствовали маленькие дырочки, куда мама регулярно впрыскивала скипидар. В комнате Сабины стоял старый-престарый шкаф с немилосердно скрипящими дверцами, старый стол с огромным количеством ящиков и ящичков, старая кровать с латунными шарами и совсем уж древнее кресло, обитое тёмно-красным плюшем. На стене над кроватью висело живописное полотно, изображающее морскую катастрофу, – это было единственное произведение, написанное Мастером-Ломастером.
Сам он не был от него в большом восторге, но папа Сабины считал это гениальным и называл Мастера-Ломастера (когда того не было поблизости) «художником одной картины».
Картина была мрачная и уродливая. Но поскольку Сабина получила её в подарок (на своё шестилетие), нехорошо было просто так снять её со стены и запихнуть за шкаф.
Прямо напротив морской катастрофы висел другой шедевр, на сей раз авторства Тёти Моти. На нём был изображён очень грустный Пьеро с увядшей розой в руке, и, хотя мама называла это «страшным китчем», Сабине картина как раз очень нравилась.
В квартире Тёти Моти хранилось целое множество Пьеро, от самых больших до самых маленьких, – из каждого угла выглядывали их грустные фарфоровые лица со слезинками, стекающими по белым щекам. «Это хорошо продаётся», – говорила Тётя Мотя, сопровождая свои слова уничижительными взглядами в сторону керамических птиц Павлины, пылившихся на полке в мастерской. Надо сказать, мамины гипсовые головы пользовались ничуть не большим успехом, чем её птицы.
Подъехав к дому и задрав голову, Сабина горько усмехнулась – головы никуда не подевались: все они по-прежнему устрашающе белели на её балконе. Сабину (как всегда при их виде) передёрнуло.
Она втащила велосипед в подъезд и пристегнула к перилам, после чего неохотно поплелась наверх.
На втором этаже её, разумеется, поджидала Ведьмалиновская.
– Я ведь просила тебя, Сабиночка… – начала соседка, но запнулась при виде Крысика Борисика, который непонятно как сумел выбраться из квартиры и теперь сидел на перилах, старательно вылизывая усики. Увидев хозяйку, он прыгнул ей прямо на плечо. Ведьмалиновская издала тонкий писк и захлопнула дверь. А Сабина с Крысиком Борисиком на плече продолжила свой путь наверх.
Из-за дверей доносились веселые голоса и музыка. Сабина тихо проскользнула в кухню. На столе стояло нечто, называемое взрослыми «сырной доской», а Сабине почему-то напоминавшее пазл с разобранными фрагментами. Это были маленькие кусочки сыра с воткнутыми в них зубочистками, между которыми лежали одинокие виноградины.
Сабина села на стул и потянулась к лежащей на столе книге. «Магия слов, или О том, как имена влия ют на нашу жизнь», – прочитала она и открыла наугад.
В тот момент, когда на кухне появилась Тётя Мотя, Крысик Борисик гулял по доске, ловко петляя между кусочками сыра, а Сабина, погружённая в чтение, не обращала на это ни малейшего внимания. Тётя Мотя быстрым движением схватила крысика за хвост и, держа на вытянутой руке, опустила на плечо племянницы.
– Взгляни-ка сюда! – возмущённо воскликнула она, обличительным жестом указывая на то, что ещё совсем недавно было «сырной доской». – Может быть, ты мне скажешь, что это такое?!
– Сырная доска, – невозмутимо ответила Сабина, не отрывая глаз от книжки.
Тётя Мотя нервными движениями привела в порядок уцелевшие кусочки сыра и вышла из кухни, торжественно неся закуску перед собой.
Посидев ещё пару минут, Сабина тоже покинула кухню и направилась к себе. Ей пришлось протискиваться сквозь группу «друзей дома», которые – как это бывало каждый раз – «проходя мимо, решили навестить» Петра и Павлину, то есть её родителей.
– А, Саба, – улыбнулся один из гостей. Сабина почувствовала, как кровь приливает к её ще кам. Мало того что сегодня не подействовала магия красной полосы, так ещё и в очередной раз ей напомнили, что у неё собачье имя!
– Р-р-р, – зарычала она, имитируя свою тёзку, и ушла к себе, громко хлопнув дверью.
В мастерской воцарилась тишина. – Я совершенно не понимаю, что творится с Сабиной, – услышала она голос матери. – В её возрасте я прыгала от радости, когда наступали каникулы. – Может, это стресс из-за учёбы? – резонно заметил кто-то из гостей.
– Она лучшая ученица в классе, – гордо сказал отец.
И тут Сабина вспомнила о благодарственном письме. Встала с кровати и подошла к столу… Но что она там увидела? Горку мелко изорванных клочков бумаги. Это Крысик Борисик, оставленный без присмотра, решил ознакомиться с письмом директора и – как у него водилось – прочитал его от корки до корки.
«Ах так?! Ну хорошо же!» – подумала Сабина. Решительно достала из ящика свидетельство и отправилась обратно в мастерскую. Перед дверьми сделала глубокий вдох и вошла.
По правде говоря, она даже не вошла, а ворвалась, к тому же весьма энергично, – и все взгляды мгновенно устремились на неё.
– В моём классе только четыре человека получили ТАКОЕ, – воскликнула она, размахивая листком с красной полосой. – И теперь Малгося едет на Мальту, в языковой лагерь, Адаму родители подарят новый компьютер, а Богдан получит скутер.
– Скутер? Очень неразумно! – воскликнула одна из подруг Тёти Моти (та, которая с наступлением весны пересаживалась из разбитой машины на новенький, сияющий хромом мотоцикл). – Это же опасно.
– Учить языки – хорошо! – радостно произнёс маленький человечек с раскосыми глазами, наверное японец. В компанию он затесался случайно, загоревшись желанием познакомиться с настоящими художниками.
– Да что компьютер! В Японии почти все дети носят очки, – вставил Мастер-Ломастер (который несколько месяцев назад необратимо разобрал на части свой компьютер, пытаясь добавить или, наоборот, убрать какие-то детали). – Да они там целыми днями…
Сабина вытянулась в струну и бросила осуждающий взгляд в сторону родителей.
– А я? Что получила я? – крикнула она с вызовом, снова потрясая рукой со свидетельством.
Мама Сабины прочесала пальцами торчащие волосы, а папа поправил колечко в ухе.
– Дорогая, – начал Пётр, – сегодня ведь очень трудно выжить, занимаясь искусством…
– Разве что гнать халтуру, – добавила Павлина, стараясь не смотреть в сторону Тёти Моти.
– Знаешь что, – ядовито прошептала та, – по крайней мере, я в состоянии удерживать себя на плаву. А если кто-то хочет заниматься так называемым «настоящим искусством», то должен быть готов к последствиям.
– Искусство нужно ради себя самого! – изрёк Мастер-Ломастер, и Пётр ему поддакнул.
– Будем надеяться, что летний пленэр откроет вам новые перспективы, – подвела итог «мотоциклетная» подруга Тёти Моти.
И тут же кто-то предложил, чтобы наконец принесли вино.
– Надеюсь, вы отлично проведёте время, – хмуро буркнула Сабина себе под нос. Так ничего и не добившись, она ретировалась в свою комнату и продолжила чтение книги.
Когда в комнате наступили сумерки, Сабина уже знала ответ на терзающий её вопрос. Причиной всех несчастий, которые преследовали Сабину Трубач (двенадцати лет), была её фамилия.
Она вспомнила тот день, когда в мастерской появился полный мужчина, держащий за руку маленького толстого мальчика.
– Господин художник? – спросил он, взглянув на отца Сабины.
– Пётр Трубач, – по привычке представился отец, а полный мужчина заморгал маленькими глазками.
– Но… я к художнику, – сказал он. В этот момент мальчик наступил на тюбик цинковых белил, лежавший на полу.
– Это я, – улыбнулся отец Сабины.
– Но ведь вы только что сказали, что вы трубач. – Полный мужчина дал оплеуху толстому мальчику. – Под ноги смотри, опять вляпался в какую-то дрянь!
– Это не дрянь, а цинковые белила, – возразила Сабина, которая знала наизусть все надписи на тюбиках.
– Пётр Трубач, художник, – улыбнулся отец. – Художник Пётр Трубач.
– Так вы художник или трубач, определитесь, пожалуйста! – Полный мужчина покраснел от злости.
– Художник Трубач, – сказала Сабина, с интересом наблюдая, как толстый мальчик суёт руку в мисочку с льняным маслом.
– Будьте добры позвонить на этот номер, когда определитесь, кто вы такой. – Мужчина бросил на стол визитку, взял мальчика за руку (предварительно вытерев измазанную руку платком) и вышел, хлопнув дверью.
Едва на лестнице затихли шаги, зазвенел телефон.
– У вас уже был президент нашей компании Новицкий? – Сабина узнала голос тёти. – Я отправила его в мастерскую: он хотел заказать портрет внука.
Отец Сабины промямлил что-то невразумительное и посмотрел на карточку, которая приклеилась к палитре.
– Радослав Новицкий! – громко и выразительно прочитала Сабина, высовываясь из-за спины отца.
– Пожалуй, мне нужно сменить фамилию, – сказал Пётр, когда вечером вся семья собралась за ужином.
– Ну расскажите, о чём вы договорились с Радеком. – На кухню в шёлковом облаке вплыла Тётя Мотя.
Пётр показал сестре испачканную краской визитку.
– Договорились… – произнёс он хмуро. – Пожалуй, мне нужно сменить фамилию, – сказал он во второй раз за этот день.
– Что случилось? – Тётя Мотя слегка побледнела. – Что-то пошло не так?..
– Да… – ответил Пётр. – Что-то пошло не так… Этот твой Новицкий никак не хотел взять в толк, что художник может носить фамилию Трубач.
– Или наоборот, – влезла Сабина (хотя её вообще никто не спрашивал).
– Ничего не понимаю… – пробормотала тётя.
– Я тоже, – поддакнула Сабина.
В тот же вечер она подслушала, как мама и тётя шептались о том, что тётя потеряла шансы стать пани Новицкой. Потому что ведь ни один нормальный человек не захочет связываться с кем-то, кто живёт в доме сумасшедших.
– К тому же этот семейный сумасшедший дом находится на улице под названием Конец Света, да ещё и под номером тринадцать, – напомнила Сабина самой себе.
Она отложила в сторону книгу, вздохнула и погрузилась в сон.
Через некоторое время в тишине комнаты раздалось еле слышное похрумкивание. Это Крысик Борисик забрался на кровать и с аппетитом принялся за чтение книги.