Когда Адамберг вернулся к себе на службу, день уже шел к концу. Из помещений почти выветрился запах рыбного порта. Окна были открыты настежь, и повсюду на бумагах лежали разнообразные предметы, чтобы не дать листкам разлететься от сквозняка. К слабому запашку примешивался аромат не то розы, не то сирени: его разбрызгала лейтенант Фруасси – кто же еще? – постоянно заботившаяся о благоденствии своих коллег. Результат получился тошнотворный, Адамберг предпочел бы, чтобы воняло просто рыбой.
– Фруасси, – сообщил Вейренк, подходя к комиссару.
– Кто бы сомневался, – откликнулся тот.
– Главное, ничего ей не скажешь, ведь она делает это ради нашего блага. Она вылила две упаковки, и никто не осмелился ее отговаривать. Вонь пеленой не прикроешь: это ко всему относится.
– Может, принести еще одну мурену, чтобы приглушить розу и сирень. Или вот это, посмотри.
Адамберг достал из кармана маленькую пластмассовую коробочку.
– Это подарок – паук-отшельник. Полюбуйся. Признаюсь, до сего дня еще никто не дарил мне дохлых пауков. Только он ничем не пахнет. Не то что жуки-медляки.
– Ты имеешь в виду жуков-вонючек?
– Их самых. Вонючек – вестников смерти.
– И кто же оказался столь изысканно любезен, что подарил тебе дохлого паука?
– Маленькая женщина, которую я повстречал в музее. Она приехала из самого Нима, чтобы привезти эту штуку специалисту по паукам.
– Арахнологу.
– Да. А поскольку этот парень ей не понравился, то она решила презентовать отшельника мне. Луи, этот подарок – большая честь. Примерно как та, которую оказал Рёгнвар нашей Ретанкур, вырезав ее портрет на деревянном весле.
– Он это сделал?
– Именно. Ты закончил свой отчет?
– Он уже в руках у Мордана.
– Мне нужно рассказать тебе, что поведала эта женщина. Но где-нибудь в сторонке. Приходи ко мне в кабинет, чтобы никто не видел. Как там Данглар?
– Думаю, страсть к бумаге и подготовка “Книги” развеяли его раздражение.
Адамберг положил паука на стол, уже заваленный до предела. Открыл коробочку, достал лупу, тайком позаимствованную у Фруасси, и стал изучать крошечное создание. Как они называют его тельце, эти арахнологи? Адамберг полистал блокнот: где-то он это записал. Головогрудь. Очень хорошо. С таким же успехом можно было назвать это спиной. Напрасно он ее разглядывал так и сяк, рисунок на ней мало напоминал скрипку. Он услышал шаги и торопливо захлопнул крышку. Не то чтобы он опасался своих сотрудников, но ему не хотелось причинять страдания Данглару.
Это оказался Вуазне, он заметил коробочку и наклонился над ней.
– Паук-отшельник, – заключил он и спросил с завистью: – Откуда он у вас? Это такая редкость.
– Мне подарили.
– Но кто? Как?
– В музее.
– Вы не бросаете это дело, комиссар?
– Бросаю. Ни роста численности пауков, ни мутаций. Придется смириться.
– Но трое все-таки умерли.
– Я думал, вас это больше не интересует. Вы ведь твердили, что это старики.
– Я знаю. А между тем во Франции никто никогда не умирал от укуса отшельника. Никаких мутаций, вы уверены?
– Да.
– Ладно. Во всяком случае, это работа не для нас.
Адамберг чувствовал, что лейтенант колеблется, выбирая между логикой и искушением.
– Я пришел поговорить с вами об отчете.
Вуазне похлопал себя по круглому животику. Эта дурацкая привычка давала о себе знать, когда он был смущен или доволен собой, так что проявлялась она довольно часто.
– Я о том допросе Карвена, как бы это сказать… Нельзя ли выбросить те пассажи, когда он обращается со мной как с пустым местом, разглагольствует про апперцепцию и щеголяет цитатами?
– Что с вами, Вуазне? Может, вы еще захотите, чтобы мы вырезали куски из видеозаписи и склеили ее скотчем?
– Эти пассажи несущественны для следствия.
– Они существенны для того, чтобы показать характер Карвена. С каких это пор у вас появилась идея фальсифицировать отчеты о следственных действиях?
– Начиная с той самой апперцепции. Это так и не прошло.
– А мне что делать с арахнологом и головогрудью, можете сказать? Проглотите эту апперцепцию, примите как неизбежность и переварите.
– Но в отчете головогрудь не упоминается.
– Кто знает, Вуазне?
Адамбергу позвонил Вейренк, и Вуазне вышел из кабинета, похлопывая себя по животу.
– Я услышал голос Вуазне у тебя в кабинете и прошел мимо. Лучше нам встретиться в другом месте.
– Где?
– Давай снова сходим в “Гарбюр”. Вчера Данглар испортил нам удовольствие.
Эстель, сразу же решил Адамберг. Ее рука на плече коллеги накануне вечером. Вейренк уже так долго один, а его крайняя требовательность к женщинам и их разнообразным качествам заметно снижает возможность выбора. У Адамберга, наоборот, другие проблемы из-за слишком скромных запросов. Эстель, подумал он, Вейренк возвращается туда ради нее, а вовсе не ради капустного супа, пусть даже пиренейского.