Анастасия
«Сплочение коллектива».
Два слова. Девятнадцать букв. Два часа ада.
– У нас намечено мероприятие, чтобы сломать лед, – объявляет Брейди.
Энтузиазма в ее голосе столько же, сколько в моем настроении. Я знаю, что тренер не хочет никаких мероприятий, она сама жаловалась, пока мы шли сюда. У стоящего рядом с ней Фолкнера вид такой, словно ему хочется смыться.
Дэвид Скиннер, эта заноза в заднице, хочет улучшить отношения между двумя группами. Брейди рассказала, что Скиннер неудачно зашел в тот момент, когда Рухи, одна из младших фигуристок-одиночниц, выговаривала хоккеисту, что он помешал ей тренироваться. Скиннеру довелось услышать, насколько Рухи креативна в изобретении оскорблений на хоккейные темы.
И вот теперь мы сплачиваем коллектив.
Пустая трата времени, которое можно было провести с пользой. С таким же успехом я могу просто выбросить свой ежедневник, поскольку всем абсолютно наплевать на мой распорядок дня.
Фолкнер прочищает горло и смотрит на Брейди в поисках помощи. Он везде кажется не на своем месте, кроме как на катке, и я сочла бы это забавным, если бы не чувствовала себя такой несчастной в этом проклятом зале для награждений.
– Вы все наверняка слышали о блиц-свиданиях, – говорит Брейди. – Фигуристы, вы будете сидеть за столами. Хоккеисты, вы будете переходить от стола к столу каждые пять минут.
– Напоминаю: это не настоящие свидания, – ревет Фолкнер. Наконец-то он хоть что-то сказал. – Цель – узнать друг друга получше. Обсуждайте ваши желания, хобби, клички собак – что угодно, только вежливо. Хьюз, Хадсон, Картер и Джохал, к вам я обращаюсь персонально.
Четверо парней делают вид, что шокированы, остальная команда смеется.
– Это же шутка, – стонет Аарон. – Мы не дети.
Как ни противно соглашаться с Аароном, но он прав. Последние три недели он вел себя как паинька, прямо партнер мечты. Даже пригласил нас с Лолой поужинать в «Айко» – дорогой японский ресторан, который я сама не могла бы себе позволить.
Похоже, он взялся за ум, и я только рада. Я редко вижусь с Райаном, он много времени проводит с Оливией, но если приходит ко мне, Аарон держится вежливо. Стараюсь видеть во всем хорошее, чтобы он не ворчал.
– Это может быть прикольно. Среди них есть симпатичные.
Мне очень нравится Генри Тернер, второкурсник из хоккейной команды. На прошлой неделе я сидела в библиотеке и корпела над эссе по корпоративной социальной ответственности, когда он подошел с озабоченным видом. Генри представился, объяснил, что он из хоккейной команды и слышал, что случилось. Сказал, что не может рассказать всего, но хочет объяснить.
И потом рассказал всё обо всех.
Начал с того, что Нейтан, как только стал капитаном, первым делом положил конец традиции розыгрышей. Генри заверил, что никто из команды, в том числе Нейтан, не могли ничего сделать, чтобы предотвратить катастрофу.
У Расса, который, оказывается, не виноват в беременности, проблемы в семье. Ему удалось уехать из дома, и он очень старается, чтобы получать полную стипендию.
Нейтан знал, что если об участии Расса в скандале станет известно, паренек лишится стипендии. А поскольку родители не в состоянии платить за его обучение, ему придется вернуться домой, к той жизни, от которой он так старался убежать. Нейтан даже своей команде всего не рассказал, он защищает Расса, несмотря на его грешки.
Генри хотел, чтобы я знала: Расс не какой-нибудь нахальный пацан с трастовым фондом, он тихий, старается избегать неприятностей. Генри понимает его, потому что сам такой. Он не завел друзей, пока учился на первом курсе. Хотя он сам из Мейпл-Хиллс, колледж его ошеломил.
Он терпеть не может общежития, но у него не было друзей, с которыми можно было жить, и пришлось бы либо смириться с общежитием, либо уехать домой. Тогда Нейтан предложил ему комнату в их доме, хотя в команде не принято, чтобы старшекурсники жили с младшими. Ухватившись за этот повод, он начал рассказывать, какой хороший парень их капитан и что я, хоть на него злюсь, должна дать ему шанс.
Поделившись сплетнями о всех членах команды, которых я еще не знала, Генри закончил речь, добавив, что в жизни не видел такой прекрасной фигуристки, как я. Он быстро объяснил, что имеет в виду катание, а не внешность. Что даже когда я падаю на задницу, то не выгляжу как неуклюжий детеныш жирафа, и катаюсь просто исключительно хорошо.
А чтобы я уж наверняка в него влюбилась, купил мне кофе и помог с эссе.
Брейди хлопает в ладоши, призывая нас двигаться. Я сажусь подальше от Аарона. Пусть он дружелюбен в последнее время, я не хочу, чтобы этот человек подслушивал мои разговоры.
Я же могу справиться с пятиминутной беседой? Каждому нужно говорить всего по две с половиной минуты. Столько времени я могу о себе рассказывать. Все будет хорошо.
Надежда умирает последней.
Напротив меня садится первый собеседник, и я сразу расслабляюсь при виде его широченной улыбки. Коротко подстриженные обесцвеченные волосы, золотисто-коричневая кожа. На подбородке короткая щетина, в носу маленькое серебряное кольцо. Он сразу подмигивает и закатывает рукава, выставляя на обозрение замысловатые черные татуировки. С парнями такого типа можно заполучить кучу проблем, но проблем приятных.
Он протягивает руку, чтобы пожать мою, но это кажется слишком официальным жестом.
– Джейден Джохал, можешь называть меня Джей-Джей.
Я чувствую себя неловко, но все равно отвечаю:
– Анастасия Аллен. Можно Стейси.
– О, я прекрасно знаю, кто ты. Считаю своим долгом знать всех девушек, которые поставили Нейтана Хокинса на место. Я твой фанат.
Заливаюсь румянцем.
– Спасибо… Расскажи о себе. Надо продержаться пять минут.
В зале стоит гул голосов – наверное, это хороший знак. Джей-Джей вытягивает ноги, устраиваясь поудобнее.
– Мне двадцать один. Скорпион по Солнцу, Луне и восходящему знаку. Я из Небраски. Если ты когда-нибудь бывала в Небраске, то знаешь, что там делать нечего. – Он потирает лицо, думая, что сказать дальше. – Играю в защите. После колледжа отправлюсь в «Сан-Хосе Марлинс». Терпеть не могу соленые огурцы. Фолкнер сказал, что ни о чем сексуальном говорить нельзя, так что я даже не знаю, что еще сказать.
Смотрю на часы в телефоне. Прошло девяносто секунд.
– Мне двадцать один. Я из Сиэтла, единственный ребенок в семье. Подрабатываю на катке Симоны. Фигурным катанием занимаюсь с детства, всегда парным, с Аароном катаюсь с первого курса. – Я неловко ерзаю на стуле. Лучше бы Джей-Джей продолжил говорить о себе. – Наша цель – попасть в сборную США и на следующие Олимпийские игры.
Почему так трудно говорить?
– Изучаю бизнес. Хочешь знать, кто я по гороскопу?
Он с энтузиазмом кивает.
– Конечно.
– Дева по Солнцу и восходящему знаку. Луна в Раке.
Он шипит и качает головой.
– Что такое? – спрашиваю я.
– Луна в Раке. Тревожный сигнал.
– Я слышу это от тройного Скорпиона?
Джейден вскидывает руки в защитном жесте и распахивает ореховые глаза.
– Это страшное заблуждение относительно нас!
Снова смотрю на часы: осталась одна минута.
– Шестьдесят секунд. Что-нибудь еще?
Он потирает руки, и я начинаю подозревать, что он сейчас спросит какую-нибудь глупость.
– Что бы ты предпочла… Иметь рыбью голову и свое тело или свою голову на теле рыбы?
Как минимум тридцать секунд я пялюсь на него, не в силах сформулировать ответ. Он похлопывает по наручным часам.
– Тик-так, Стейси. Время почти вышло.
– Не знаю.
– Десять, девять, восемь, семь…
– Думаю, голову рыбы на своем теле. О боже, даже представить противно.
– Прекрасный выбор, – хвалит он с довольным видом.
Брейди дует в свисток – это сигнал поменяться собеседниками. Джей-Джей снова подмигивает, а я явно краснею.
– Надеюсь, еще увидимся.
Время летит, парни садятся за мой столик и уходят. Три первокурсника попросили мой телефон, парень по имени Бобби все пять минут болтал о какой-то девчонке, а не о себе, некий Мэтти обнаружил, что у нас есть общие занятия, и все пять минут выспрашивал последнее задание и записывал мои ответы в телефон.
Очередной свисток – и ко мне подъезжает Робби. Приятно видеть вроде как знакомого.
– Анастасия.
– Робби. Рада встрече.
Может, у Лолы с Робби что-нибудь получится. Я не знаю, да и она сама не уверена. Узнав про наше «сплочение коллектива», она настрого приказала мне это выяснить.
– Как дела? – спрашиваю я.
– Хорошо. Надеюсь, следующие четыре минуты и… – он смотрит на часы, – …двадцать восемь секунд ты будешь говорить о своей подруге по квартире.
Она с ума сойдет, когда я вернусь домой. Это самые легкие четыре минуты в моей жизни. Лола как открытая книга: что видишь, то и есть на самом деле. Рассказывать о ней проще простого, потому что она любит все на свете и она самая верная и участливая подруга.
Стыдно признаться, но Джо и Крис такие приколисты, что мне приходится зажимать рот ладонью, чтобы унять смех. Это раздражает, я не собираюсь добавлять других хоккеистов в свой белый список.
Там всегда будет только Генри.
Десять минут смеха приходятся как нельзя кстати, потому что, когда за мой столик садится Расс, я в хорошем настроении.
Описывать хоккеистов бесполезно, единственное слово, которое все время приходит на ум: большой. Расс не исключение, но что его отличает от друзей, так это детское лицо. В отличие от товарищей по команде у него нет щетины, а глаза большие и добрые – как у щенка.
Раньше я этого не замечала, просто потому что никогда не присматривалась. Он страшно нервничает, и я вспоминаю, как Генри называл его тихим.
– Я Стейси. А ты Расс, верно?
Он кивает, кончики его ушей краснеют.
– Ага. Приятно познакомиться. Хочешь поговорить о себе или еще о чем-то? Мне особо нечего рассказать.
«Ох, Расс, почему ты ведешь себя как пугливый зверек, когда я так хочу разозлиться на тебя?»
Я следую тому же шаблону, что и с остальными парнями: он задает наводящие вопросы, я отвечаю. Когда раздается свисток и он поднимается, я по-прежнему ничего не знаю об этом парне.
– Приятно было познакомиться, – мягко говорит он перед уходом.
Мероприятие почти закончилось, и я страшно злюсь на то, что оно произвело желаемый эффект. После того как выслушала желания и мотивации ребят, мне трудно возмущаться из-за того, что приходится делить с ними каток.
Трудно, но это не значит, что невозможно.
Методом исключения я вычисляю, что мне остались только двое. Моя социальная батарейка садится, но я стараюсь удержать заряд, потому что оно того сто2ит: передо мной садится Генри.
– Это совершенно ни к чему, правда? – бормочет он, ставя локти на стол и подпирая руками голову. – Зачем мне знать, как звали чью-то собаку и когда у кого-то день рождения? Такая информация нужна только хакерам. А я вообще не люблю компьютеры.
Я в шоке.
В те несколько встреч один на один Генри был спокоен и держался совершенно непринужденно. Похоже, Скиннер нашел то, что может выбить его из колеи – принудительная социализация.
– Анастасия, только не рассказывай о своих питомцах, – умоляет он, с тяжелым вздохом проводя рукой по коротким темно-рыжим волосам. – Нет сил притворяться, будто мне это интересно.
– Хочешь посидеть молча? После меня тебе осталась только одна собеседница. Можешь сделать перерыв перед финальным рывком.
– Хорошая идея, спасибо.
Генри закрывает глаза, и мне остается только смотреть, как он дремлет. Как-то неловко за ним наблюдать, но что еще делать? Если у него не получится с хоккеем, он вполне может пойти в модели. Он прекрасен. Идеальные симметричные черты лица, сияющая смуглая кожа, совершенно изумительные скулы.
– Я чувствую, как ты на меня пялишься. Можешь перестать?
Хвала небесам, что он не открывает глаза и не видит, как густо я краснею. Брейди дует в свисток, и Генри уходит, бросив на меня последний взгляд.
Остался только один человек, с которым я еще не разговаривала, – именно тот, кого я боюсь. У него уходит целая вечность, чтобы сесть за стол. На нем футболка с эмблемой «Титаны Мейпл-Хиллс» и серые спортивные штаны, а я как назло обожаю парней в серых спортивных штанах. Вот блин. Нет, я не дрогну.
– Привет! – бодро говорит он. – Я Нейтан Хокинс.
– Ты что, прикалываешься?
Он игнорирует мой вопрос и вскидывает бровь.
– А тебя как зовут?
– Нейтан, что ты делаешь?
Я складываю руки на груди и откидываюсь на спинку стула. Он копирует мой жест и тоже складывает руки. Со стороны мы выглядим, наверное, как самая неприветливая пара, и, скорее всего, так и есть.
– Начинаю заново. Все любят начать сначала, так давай и мы попробуем. Ты же не можешь злиться вечно.
– Я собираюсь злиться дольше, чем вечность, ты очень сильно меня недооцениваешь.
Он смеется, и я не знаю, как быть, потому что сама борюсь с улыбкой.
Вот черт.
– Твоя твердая позиция достойна восхищения, Аллен, – поддевает он. – Я уже знаю, что ты фигуристка, изучаешь бизнес и приехала из Сиэтла. Знаю, что ты страшна в гневе, но также можешь быть милой.
Мои брови взлетают вверх, и он поясняет:
– С Генри, не со мной.
– Генри тоже был очень мил со мной.
Он слегка мрачнеет, напускное очарование слетает.
– Я тоже хотел быть с тобой милым. Мне жаль, что я лгал тебе. У меня были связаны руки, пришлось поставить Расса на первое место. Я честно хочу быть твоим другом, Анастасия.
– Да, я все понимаю. Ты меня не знал, не мог мне доверять и все такое, так что все хорошо. Но я пробовала объяснить, что чувствую, чтобы ты мог взглянуть на ситуацию моими глазами, а ты отмахнулся и заявил, что я реагирую чересчур остро.
Так наивно все это выкладывать, но психолог настаивает, что я должна пытаться выражать свои чувства. Ну, когда я не придираюсь. Все твердят, что Нейтан – хороший парень, так что дам ему возможность проявить себя.
– Я понимаю, почему ты стараешься держаться от меня подальше. – Он запускает руку в волосы и дергает их. Похоже, он злится на себя. – Прости, я поступил плохо. Мы можем начать сначала?
Брейди свистит в последний раз, но он не двигается, ждет ответа. Карие глаза практически заглядывают мне в душу.
– Даю тебе испытательный срок, – вздыхаю я.
Он радостно улыбается, и к моим щекам снова приливает жар.
– Я буду стараться.
– Да уж, постарайся.
Вот дерьмо.