Зря. Он еще раз ударил меня по лицу и несколько раз в живот. Так что я задохнулся, когда смог отдышаться, он продолжил:
– Ты – пособник сатаны, не советую рыпаться! И кстати, чем больше дергаешься, тем больше затягиваешь узел. – и снова принялся меня избивать. На этот раз он бил меня, пока не появилась кровь. Я уже почти не соображал и плохо слышал, что о говорит.
– Я изгоню из тебя злого духа, ты будешь покладистый! Я буду воспитывать тебя, пока ты не смиришься, ты понял? Смирение, сын мой, смирение!
Он еще несколько раз ударил меня, а я ощущал, как распухает мое лицо.
– Так, теперь ты будешь знать. Будет тебе урок послушания. А пока ты будешь со мной молиться, проси бога освободить тебя от нечистоты.
Я молчал, и он снова ударил меня.
– Молись, мелкий ублюдок! Молись, чтобы я больше тебя не бил. И когда я приеду в следующий раз, то может быть выпущу тебя.
Я подчинился и, несмотря на боль в челюсти, начал читать “Отче наш”, эту молитву я с детства знал наизусть. Это было так унизительно. Я не верю в их бога, я вообще атеист, и заставлять меня молиться, это верх кощунства. Особенно неприятно, что это заставляет делать пастор, который сам едва ли верит во всю эту муть.
Он продолжал меня оскорблять:
– Ты порочное создание! В тебе тысячи бесов, но я выбью из тебя всю дурь. Когда твои родители вернутся, они не узнают тебя! Молись громче!
Я старался, как мог, злить его еще больше не хотелось. Избитое тело невыносимо болело, и я сквозь слезы уже ничего не видел…
Пастор снял ремень и начал хлестать меня, требуя от меня громче молиться. Он смеялся и продолжал терзать.
За пеленой слез я не видел ничего, только чувствовал, как он продолжил бить мое тело. С силой ударял порой, что моя голова билась о бетон ступенек. Это продолжалось еще минуть десять. Потом он замедлил темп и стал не так рьяно меня пороть. Щелкнула зажигалка, и до меня донесся запах табака.
Я смог проморгаться, пастор задумчиво смотрел, как я прихожу в себя, всхлипывая и бормоча одну и ту же молитву снова и снова. А сам в это время раскуривал здоровенную сигару. Очуметь, он еще и курит! Видела бы моя мать, она бы очень сильно разочаровалась бы в нем!
– Ты плохо молишься, – ругался он. – Потому что ты тупой. Решил, что разоблачил меня? Что ты там своей мамаше про меня наговорил? Да ты ничего не знаешь про мои дела! И лучше тебе заткнуться в тряпочку, если хочешь жить!
Он снова взял свой ремень в руку, а затем на меня опять посыпались удары. Этот религиозный козел явно наслаждался процессом.
Если какие-то извращенцы это делают только потому, что их возбуждает сам факт насилия, то этого ублюдка заводило нечто иное – ему нравилось мое унижение. Ему хотелось заставить меня почувствовать себя полным ничтожеством.
Он старался попасть везде, и радовался, когда удавалось причинить особую боль и заставить меня кричать. Я с трудом мог вертеть головой. Глаза жгло от слез, и я умолял его остановиться снова и снова. Отвратительный запах сигарет добавлял свою ложку дегтя. Воняло просто невыносимо. К слезам добавился кашель.
– Это еще не все, я придумал, как тебя наказать, – он сдернул с меня штаны и белье. Потом расставил ноги и присел на корточки между ними. Все мое естество оказалось перед ним совсем без защиты. Тогда он двумя пальцами взял сигару и несколько раз быстро затянулся. И выдохнул дым мне в лицо.
Я закашлялся и вдруг почувствовал дикую боль в паху. Я стал бешено извиваться, и оттолкнул пастора ногами. Он сделал то, что мне и не могло присниться в кошмаре – прижег меня там сигарой.
Боль была такой сильной, что я на миг потерял ориентацию в пространстве. В голове что-то заклинило от шока. Неужели, он реально это сделал? Невероятно! Разъяренный пастор поднялся на ноги и выматерился. Он схватил меня за волосы и ударил по лицу.
– Больно тебе? Перестань истерить, – он встряхнул меня несколько раз. – Я сейчас вставлю тебе сигару в задницу, а если станешь дергаться, то зажженным концом внутрь. Если будешь спокоен, то может, сможешь потушить.
От этих слов я замер и боялся даже пошевелиться если он смог припалить мой член, то и всунуть всю сигару в зад тоже сможет. Он рассмеялся над моей реакцией.
– Ну как? Понял, идиот, что перечить мне – себе дороже? – с усмешкой спросил он.
Я усердно закивал. Меня трясло. Я не чувствовал уже боли, у меня реально было состояние шока. Ну не может человек быть настолько мразью, даже такой тип, как пастор сексты моих родителей. Оказалось, что еще как может… Я пребывал в каком-то состоянии аффекта, между жизнью и смертью. Его голос я слышал, будто издалека.
– Послушай, Адам, я сейчас уеду, а ты сиди тут и подумай над своим поведением. Если ты не исправишься, то я тебя тут сгною, ты понял? И еще, никто тебя искать не будет. И родители твои вернутся не скоро, можешь про них забыть. Они отправляются в Мексику, где их примут работать на плантацию. Там они и найдут свой конец. А с тобой я придумаю, что делать. Если ты тут сдохнешь, то мне же лучше. Станет одной проблемой меньше.
Мои глаза расширились от ужаса, все тело лихорадочно затряслось.
– Страшно? Это правильно, но ты не бойся я приеду и соберу то, что от тебя останется, а потом похороню тебя с почестями. Где ты хочешь? У воды или в лесу? – он спрашивал так, как будто моя смерть только дело времени.
– Вы продали моих родителей работорговцам? – только и смог я выдавить из себя.
– Они сами захотели поехать туда. И они до конца своих дней будут думать, что работают на благо общины. Все предусмотрено. Не переживай за них, они будут счастливы. Думай лучше о себе.
– Отпустите меня, пожалуйста! Не убивайте! Я буду молчать. Никому и ничего не скажу! – Я забыл даже о мысли освободиться и теперь умолял пощадить.
– Я и не собирался, это ты сделаешь сам, ну или не сделаешь. В общем, мне уже некогда, счастливо оставаться.
Он просто встал на ноги и ушел. Ушел, оставив меня в подвале со связанными руками и прикованному к перилам лестницы. Я сходил от ужаса. Родителей мне было не жаль. За столько лет я никогда не чувствовал, что они мне родные. Мать всегда была для меня чужой тетей, а отец… Злой и жестокий тип, который относился ко мне с презрением. Жаль, что они так подставили меня перед тем как поехать и сдохнуть.
Я завыл от безысходности. Какой же пастор все-таки двуличный! Какая же он сволочь!!!
Так, надо собраться, если ничего не придумаю, дело кончится моей смертью. Я огляделся по сторонам, благо свет он мне не выключил перед уходом. У входа я увидел пакеты с едой, значит, он не намерен убивать меня. Иначе сделал бы это сразу.
Так хочется есть, но мои руки связаны и пошевелить ими я не могу. А что если попробовать снова развязать руки? А потом кричать. Должен же кто-то меня услышать!
Я собрался с духом и начал пытаться освободиться от веревки. Увидеть как он меня связал – я не мог, руки были высоко над головой. И потому надеялся только на удачу. Через пары часов попыток у меня получилось ослабить узлы. Я стал повторять попытки активней.
Наконец я понял, что узел поддался и скоро я смогу освободить руки. Ну вот, угроза сдохнуть от жажды и голода пропала. Я расслабился и от облегчения отключился.