Робко переминаясь с ноги на ногу, в углу комнаты появился домовой.
– Приветствую, госпожа, – прошелестел тихо, вытер крупные слезы со щеки широким рукавом расшитой бисером рубахи. – Горе-то какое…
– Горе… Да, горе… Я рада тебе, Белень, – ответила Лиза и только теперь поняла, что за окном разлилась ночная тьма, в дом вошла неприятная прохлада, и ощущение острого одиночества усилилось в разы.
Лиза обнаружила себя в авгурной Бараоса, сидящей за столом, заваленным бумагами и артефактами. Темный князь всегда много работал – создавал обереги, улучшая проклятия, знал всех магов, живущих в Темном лесу – а это больше семи сотен человек… И никогда не называл их слугами – для Бараоса каждый, обладающий Силой Темного леса считался собратом…
Он щедро одаривал достойных его милости и без колебаний наказывал провинившихся. Авторитет князя Бараоса никто не посмел бы поставить под сомнения – его любили, уважали и боялись. Наверное, поэтому никто не заподозрил Бараоса в измене, когда князь попал под влияние Ваймара. А потом уже стало поздно…
Сколько сейчас магов осталось в Темном лесу? Кто способен защитить место темной Силы в случае опасности? Насколько хватит проклятий и оберегов, не позволяющих проникнуть в Темный лес недругам?
Лиза тяжело вздохнула, пытаясь отгородиться от пришедших мыслей, взволновавших душу – даже сейчас Сила Бараоса пыталась защитить свою территорию и своих людей, заставляя ее душу радеть за темных.
– Ты бы отдохнула, матушка, – снова обнаружил себя Белень. – Давно так сидишь. Хочешь, я печь истоплю? Водицы горячей в бадью принесу? Покушать что найду?
– Я… – Лиза подумала отказаться, но поняла, что ничего так не изменит. Нельзя все время бежать и отрицать очевидное. Да и нечисть уже давно не получала подпитки, домовой вот исхудал без хозяйского разрешения на подаяние. – Хочу, Белень, хочу…
– Мигом исполню! – Чуть повеселевший доможил бросился исполнять желание госпожи.
***
– Двери Пространства легко открываются. – Доброгор, как мог осторожно, лаконично не соглашался на запреты Любавы. А та и рада стараться все запрещать! То лежи, пей отвары, то не шевелись, кожу волдырявую не сдирай, то на ноги не смей вставать! Встал. Прослушал охи и ахи, обнял безутешную любимую, оставил на румяной щеке нежный поцелуй. – Но вот в сам лес дороги нет.
– Все равно тебе на мои слова! – Не крикнула, но так сказала – отрезала. Поставила перед явной истиной, со всеми возможными последствиями.
– Да как же я могу? – Стоять на пульсирующих болью ступнях оказалось не так уж и страшно – лекари часть проклятий все же сняли. – Да я любое слово твое через сердце пропускаю…
– Ох, убила бы! – взорвалась Любава, все еще держа в душе недавнюю княжескую злобу на нее. – Добрин!
– Сердце мое!
– Доброгор!
– Услада ты моя…
Сладкими речами князь не лукавил – говорил от сердца, то, что чувствовал. Понимал, как виноват, и вину свою старался исправить.
Только со стороны виделся могучий князь винившеюся громадиной, что вызывало неловкость у Драгомира и Владилена, скромно стоявших у стеночки.
Любава сжала кулачки, свела полные губы в гневную полоску, топнула ножкой и выдохнула:
– У-ух! Вывел ты меня из себя! Спеленаю сейчас!
– Там же человеки, – напомнил Доброгор. – Герои наши. Совсем забыли мы про гостеприимство, рада моя…
– Я! – И вдруг замолчала. – Да, прав ты. Хорошо…
– Во-от…
И ведь не лукавил – правду сказал. Про человечков вроде как забыли, а эти половинчики замок спасли! Нехорошо получалось.
Доброго было поковылял к двери, но Любава его тут же ухватила под руку, заставила остановиться. И только когда слуга принес костыль, позволила подопечному двигаться.
***
– И я такой, беру господарыню на руки, обнимаю всю, и лезу! Лезу бесстыжно, без всех правил!
– И что?
Вопрос напряженный, не верящий.
– И меня на куски рвет! А я чего?
– Чего ты?
– А я ка-ак залезу! Все выдернуло! Даже утробу – а там мяса только на неделю наедено! Жалко было брюха, а еду в нем еще жальче! Беда, скажу, беда! Мяско с хлебком как из меня полезло! Ой, думаю, столько добра! А я что?
– Что?!
– А я господарыню в охапку и через обереги! А что скажу – знаете?
В это время князь Доброгор уже стоял на пороге и догадки свои уверил.
– Что? – вошел, силясь не хромать и боль свою не показывать. – Что ты сделал?
– А шкурой своей не озаботился! – Жор вскочил, выпятив грудь, повел головой, увенчанной мощными рогами, но увидев князя, тут же присел – застеснялся. – Я, князюшко, как мог… Я спас, даже когда рвали меня…
И все продолжал приседать, чуя угрозу и беззащитность без своей госпожи в чертогах могучего князя. Сила Доброгора давила на беса так, что казалось – еще минута – и все его существо раствориться в чертогах Многоликого. А вызволять его оттуда пока что некому.
– Не бойся, – князь прошел в кухню, сел на свободное место, велев прежде никому ради него не вставать. Облегченно вытянул ноги. – Обереги друидов только Охранному Щиту можно пройти. Тебе княжна Силу дала?
– Господарыня, кто ж еще-то, – тут же закивал бес. – Предали нас, князь. Дозорный твой, гнида… убить госпожу захотел, – вокруг беса резко всколыхнулось поле злобы, даже люди, сидевшие рядом, поежились. Недавняя довольная морда нечистого вмиг превратилась в маску ненависти. – Я ему руку отгрыз, червю гнилому. Всего бы сожрал, да не дали…
– Стоп!
Доброгор уже понял, что и как сложилось у стен друидского храма, переглянулся с сыном – Драгомир едва заметно кивнул. – Сейчас ешь, отдыхай и молчи. Обо всем, что у храма Силы было молчи. Понял?
– А чего же не сказать-то? – искренне удивился бес. Тут такое внимание, и молчать?!
– Ради господарыни, – князь даже палец к губам прижал, чтобы бес точно понял всю серьезность его просьбы. – А то сгинет…
– Ай!
Без вздрогнул, подпрыгнул на лавке, словно от сильнейшего ожога, закрыл рот ладонями. – Не мы-мы…
– Вот и хорошо. Здравы будете! – прогремел Доброгор, поднявшись из-за стола, рядом тут же встал Драгомир. Оба князя поклонились захмелевшим, но очень удивленным человечкам. – Спасибо, добрые пришлые, за помощь и отвагу вашу! – вещал князь. – И простите нам наше неуважение, добрые люди!
– Да ладно че там, – засмущался Паленый, вместе с Нягой вставая на благодарность. – Как могли…
– Нгя, – хрюкнул Няга, икнул и поспешил сесть на место – перебрал малость.
– Вот ведь как складывается. – Доброгор лёгким взмахом руки пригласил Драгомира и Владилена сесть с ним рядом. – Ангелу в Помощи помощь пришла. Видел я, друже, вашу родовую нить, – посмотрел на Паленого, кивнул в знак благодарности. – Такого еще ни разу на веку Белой долины не случалось.
Паленый вдруг резко сник, сжал кулаки, уронил на стол голову и заплакал. Громко, навзрыд. Так горько, как не плакал на похоронах сестры.
За столом повисла понимающая боль тишина.
– Как так можно? – заревел парень в стол. – Я же ее чувствовал, словно обнимал! Я даже запах ее чуял! Я живую ее обнимал! Вот за что? – он вдруг поднял голову и посмотрел на князя с укором, почти зло, вымещая на ближайшем собеседнике свою боль. – За что, князь? Она маленькая еще, а умирала в муках! В любви росла, желанный ребенок, а ее забрал неизвестно кто, за что?!
Доброгор, перед ответом, сделал паузу, сочувственно глядя на опухшее от лез лицо парня. Раньше он нашел бы много слов для планов Многоликого, но теперь, будучи сам игрушкой в его руках, слова успокоения найти не смог.
– Я не могу тебе помочь, друже, – тихо начал он, – но могу сказать, что горе твое несоизмеримо с другой болью. У каждого она своя, и для каждого на грани. Нет мерила на это, и никогда не будет. Но я скажу так – ничего не происходит без ведома Многоликого. Ничего, друг мой. Только он знает, сколько боли кому под силу вынести. Если бы не твоя сестра – не быть в нашем мире Ангела в помощи. Ты потерял одну родную жизнь, а она спасла сотни. У тебя забрали сестру ради нас. Прости, – встал, несмотря на боль и резкую усталость, вышел из-за лавки и медленно опустился перед Паленым на колени. – Прости, брат, и спасибо. Никто не смог бы найти нить от Ангела лучше тебя. За весь мой народ спасибо… И тебе, друг, – Няга даже протрезвел, когда князь посмотрел на него, – спасибо за отвагу и стойкость, за силу твою и смекалку! За спасенных наших жен, мужей и детей. За весь народ, оставшийся в живых в стенах этого замка, благодаря вашей отваге и находчивости..
И все, сидевшие за столом, встали, и за спиной князя опустились перед пришлыми на колени.
***
Ложиться в постель, полную ауры Бараоса, оказалось сложно. Лиза долго стояла перед ложем, дарившим ей чувства блаженства и защиты, но в один миг превратившимся в пытку. Здесь, на мягком клочке ее счастья, ее боли и горечи, доверия и лжи, она попала в дикую круговерть бессилия. Все, чем могла судьба наказать наивность и любовь невинной ведьмы, оказалось запертой в кровати черного колдуна. В этой кровати…
– Хватит, – сказала себе, чувствуя, как тело устало просит отдыха. – Он мертв. Я больше не принадлежу никому. Я свободна!
Легла, чувствуя тяжелую усталость, немощь тела и пустоту. Долго лежала, вдыхая давно забытые запахи прошлой любви, смешанные со свежестью нового белья – постарался преданный домовой. И старалась уснуть. Почти получилось, как вдруг, ее тело охватил безумный жар страсти. И голос, осторожно вошедший в сознание, нежно произнес: «Я тебя нашел. Ты станешь моим сосудом…»