Император мертв…
Слова засели в мозгу Валина, словно рыбья кость, и даже сейчас, спустя несколько часов после того, как Блоха упал с неба в вихре ветра и шуме крыльев, все еще безжалостно терзали его. Это казалось невероятным – как если бы ему сообщили, что океан высох или что Земля раскололась пополам. Разумеется, смерть Санлитуна была трагедией для империи – спустя десятилетия стабильного и взвешенного правления; однако почти весь полет обратно на Кирины Валина одолевали какие-то мелочи, незначительные с виду воспоминания. Отец держит уздечку, в то время как он сам пытается усидеть на лошади, впервые оказавшись в седле. Отец подмигивает ему во время скучного торжественного обеда, пока никто не смотрит в их сторону. Отец сражается с сыновьями на мечах левой рукой, чтобы те на время подумали, что побеждают… На Киринах, как и повсюду, предстояла траурная церемония в память об императоре, но у Валина не было никого, с кем он мог бы оплакать уход близкого человека.
Он даже толком не знал, как умер отец. «Его предали», – вот все, что сказал ему Блоха. Или захотел сказать. Типичный кеттральский идиотизм: инструкторы требовали, чтобы их подопечные знали назубок все, что касалось империи, – от цен на зерно в Ченнери до длины полового органа верховного жреца, но стоило заговорить о текущих операциях, и из них невозможно было выудить ни слова. Время от времени кто-то из ветеранов мог обронить крупицу информации – имя, место, какую-нибудь мрачную деталь, – однако этого хватало, лишь чтобы разжечь аппетит, но не удовлетворить его. «Требования безопасности» – так это называлось в Гнезде. Хотя какая безопасность нужна на Кентом клятом острове с подконтрольным населением, Валин не мог взять в толк. Он более или менее примирился с такой политикой, но сейчас-то дело касалось смерти его собственного отца! Неизвестность терзала его, словно острый шип, воткнувшийся под кожу. Что значит «предали»? Отравили? Вонзили нож в спину? Подстроили «несчастный случай» в Рассветном дворце? Казалось бы, то, что он – сын Санлитуна, должно что-то значить; однако на Островах Валин был не сыном императора. Он был кадетом, таким же, как и все остальные, и узнавал ровно столько, сколько и они, ни словом больше.
После того как Блоха доставил новости, Валин решил было, что крыло заберет его и переправит обратно в Аннур для подготовки к похоронам. Однако прежде чем он успел задать этот вопрос, голос Адамана Фейна прорезался сквозь его смятение и ужас.
– Что касается тебя, о Светоч Империи, – прорычал инструктор, грубо ткнув его в плечо, – не думай, будто у тебя теперь будет что-то вроде каникул. Люди помирают постоянно, лучше уложи это в своей упрямой черепушке! Если надеешься хоть на одну жалкую попытку пережить Халову пробу, рекомендую тебе отвести мыслям об отце один час сегодня вечером и после вернуться к тренировкам.
Вот так и получилось, что, в то время как Блоха, Фейн и дюжина других кеттрал неслись над плещущей зыбью на северо-запад, к Аннуру, Валин с горсткой товарищей-кадетов, пристегнутый к когтям совсем другой птицы, летел на юг, обратно на Острова. Разговаривать было почти невозможно из-за ветра в лицо и грохота крыльев гиганта над головой, и Валин был благодарен за это подобие уединения. Блоха появился и исчез настолько стремительно, обрушил свои новости так внезапно, что Валину до сих пор казалось, будто смысл его слов еще не до конца ему ясен.
Император мертв…
Он повторял их снова и снова, словно мог поверить в их истинность по ощущениям в своей гортани, по вкусу на языке. Эдолийская гвардия должна была обезопасить отца – однако гвардия не может быть рядом повсеместно, не может отразить все удары.
Гендран писал: «Самый искусный воин, самый опытный стратег, самый одаренный полководец – все они кажутся неуязвимыми лишь до тех пор, пока удача не отвернется от них. Не обольщайтесь: удача покинет любого, кто слишком часто встречается со смертью».
Но разумеется, Санлитун мертв не из-за какой-то там долбаной удачи. Его предали, сказал Блоха. А это значит, что кто-то, а скорее всего, группа людей составила заговор, чтобы обмануть и убить своего императора. И здесь Валин вновь возвращался мыслями к эдолийцу, которого нашел в корабельном трюме всего несколькими часами ранее. Не нужно быть главой шпионской сети или военным гением, чтобы понять: угроза жизни Валина связана с убийством его отца-императора. Конечно, это очень походило на тайный дворцовый переворот, целенаправленное устранение всех представителей семьи Малкенианов. Должно быть, Санлитун перед смертью обнаружил заговор и успел отрядить корабль с эдолийцами, призванными забрать и защитить его сына, но корабль попал в беду, и прозорливость Санлитуна не смогла его спасти. Кто-то хотел уничтожить династию Малкенианов – и, к своему ужасу, Валин понял, что им это удается. Кто-то придет за Валином, и не только за ним, но и за Каденом. Даже Адер, возможно, грозит опасность, хотя она и не может претендовать на Нетесаный трон. Этот пресловутый факт, столь раздражавший ее в детстве, сейчас, вероятно, спасет ей жизнь… Во всяком случае, Валин на это надеялся.
«Пресвятой Хал!» – мрачно подумал юноша.
Как бы ни пугала Валина мысль о том, что некие убийцы охотятся за ним по всем Киринским островам, Каден оказался в гораздо худшем положении. В конце концов, именно Каден, а не Валин обладал золотыми глазами. Каден, а не Валин был наследником трона – точнее, уже императором! И именно Каден, а не Валин сидит сейчас один-одинешенек в каком-то далеком монастыре, совершенно не подготовленный, без охраны, и даже представления не имеет о том, что происходит…
Выполнявший обязанности пилота Лейт – он сидел наверху, закрепленный на спине кеттрала сложной ременной упряжью, – приступил к крутому развороту. Подняв голову, Валин встретил взгляд Гвенны, пристегнутой к соседнему когтю. Развевающиеся рыжие волосы окружали ее голову, словно языки пламени. Из всех кадетов Гвенна, наверное, обладала самой обманчивой внешностью. Она была похожа скорее на дочь какого-нибудь пивовара, чем на солдата элитного подразделения, – бледная веснушчатая кожа, легко обгорающая на солнце, кудрявые волосы, соблазнительные изгибы тела, которые совершенно не скрывала черная униформа. Однако внешность внешностью, а характер у нее был похуже, чем почти у любого из обитателей Островов.
Уголки ее губ были опущены, лицо сосредоточено – то ли она хмурилась, то ли так выражала сострадание, по ней никогда не скажешь.
«А вдруг она тоже замешана?» – подумал Валин.
Предположение казалось невероятным: чтобы в заговор высочайшего уровня, направленный на свержение самого влиятельного семейства в мире, вовлекли обычного кадета, даже не прошедшего Пробу? Тем не менее в зеленых глазах Гвенны была некая напряженность. Что бы это значило? Давно ли девушка за ним наблюдает? Встретившись с ним глазами, Гвенна многозначительно посмотрела на пряжку, закреплявшую ремни его обвязки на толстой чешуйчатой лапе птицы. Валин последовал ее взгляду и обомлел: оказывается, он не пристегнулся как следует! Если бы птица заложила крутой вираж, его могло бы оторвать от когтей и швырнуть в волны, плескавшиеся в тысяче шагов внизу, на верную гибель.
«Кентом клятый идиот! – выругал он себя, туго затянув ремень и коротким кивком поблагодарив Гвенну. – Кому понадобится тебя убивать, если ты и сам прекрасно справишься?!»
Усилием воли Валин отогнал от себя опасения. Какие бы заговоры против него ни плели, он ничем не может помешать, пока болтается в воздухе в своей упряжи. Когда ты пристегнут к птице, остается только отдыхать. Он постарался поудобнее устроиться среди ремней, чуть расслабив усталые мышцы, и почувствовать хоть толику спокойствия, которое всегда ощущал, паря над волнами.
На уровне моря, вероятно, уже было жарко и влажно – день стоял из таких, когда рубашка прилипает к спине, а рукоять меча скользит в потной ладони, – однако Лейт вел птицу на высоте тысячи шагов над водой, где солнце грело, не обжигая, к тому же огромные крылья кеттрала накрывали тенью и Валина, и Гвенну, и двух других кадетов, пристегнутых и балансирующих на огромных когтях. Он закрыл было глаза, но из этого не вышло ничего хорошего: перед его внутренним взором тут же встало лицо отца. Или это лицо Кадена? Он видел лишь золотые радужные оболочки, пылающие ярким пламенем, а затем их залила хлынувшая из глазниц кровь.
Валин тряхнул головой, отгоняя видение, открыл глаза и принялся заново проверять поясной нож, короткие мечи и пряжку страховочного ремня, снова и снова проходясь по пунктам стандартного летного протокола. Потом, вдруг поняв, что Гвенна все еще за ним наблюдает, успокоил нервно мечущиеся руки и направил свое внимание на землю и море, дюйм за дюймом ползущие внизу.
Кирины показались уже почти целиком: тонкая вереница островов, словно ожерелье, брошенное поверх волн. Карш, самый крупный остров в архипелаге, лежал совсем недалеко, чуть-чуть к югу. Валин видел песчаные пляжи, густые мангровые заросли, пыльные известняковые утесы, а также разнообразные строения, входящие в комплекс Гнезда, – бараки, столовую, тренировочные площадки, склады – так ясно, словно их нанесли чернилами на карту. В гавани покачивалось на якоре несколько кораблей – судя по виду, торговый кеч и пара шлюпов, – а почти прямо под ногами, направляясь к причалу, резала буруны небольшая яхта с плавными обводами.
Карш был ему домом – не только длинные, приземистые бараки, которые последние восемь лет он делил с остальными двадцатью пятью кадетами. Или столовая, где он принимал пищу, измотанный и оглушенный после долгого дня тренировок, но весь остров – от скалистых мысов до извилистых протоков в мангровых зарослях. Знакомое, даже чем-то родное место, каким для него никогда не был Рассветный дворец. Острова были ему домом – до сегодняшнего дня.
После предупреждения эдолийца и известия о смерти отца маленький архипелаг будто изменился: он теперь казался незнакомым, опасным, полным угрозы. Возможно, на одном из кораблей в гавани засели те, кто напал на эдолийское судно и перебил команду. Возможно, кто-то в бараках или в столовой – человек, мимо которого Валин тысячу раз проходил на учебном ринге или рядом с которым трудился на складе, – замышляет его убийство. Петляющие скалистые тропки чересчур уединенные, на них слишком много поворотов и глухих местечек, где человек может запросто незаметно исчезнуть. Тренировки кеттрал открывали тысячу возможностей для разного рода «несчастных случаев» – неудачные прыжки с птицы, некачественные боеприпасы, повсюду заточенная сталь… За одно утро его дом превратился в ловушку.
Птица проскользила над широким посадочным полем к западу от гавани, и Валин спрыгнул с когтей. На краю поля его ждала небольшая группа сверстников – кто-то в замешательстве теребил поясной нож, другие открыто рассматривали его, пока он подходил. Среди кеттрал новости распространялись быстро.
Первым вперед шагнул Гент Геррен, качая массивной головой.
– Да уж, плохи дела, – буркнул он, протягивая кувалдоподобную руку.
Здоровяк-кадет был по крайней мере на фут выше Валина и соразмерно шире в плечах. Он походил на медведя – кудрявая бурая шерсть на предплечьях и груди сплошь покрывала бледную кожу – и обычно вовсе не был ручным, хотя сейчас казался несколько подавленным.
– Твой отец умел поставить дело как надо, – добавил он, явно не зная, что сказать.
– Большая потеря для империи, – вставил Талал.
Талал, подобно всем личам, старался держаться подальше от остальных. Тем не менее за прошедшие годы им с Валином довелось работать вместе на нескольких учебных заданиях, и у Валина возникло некое осторожное доверие к этому кадету, несмотря на его непонятные темные способности. В дополнение к черной униформе Талал носил целую коллекцию сверкающих браслетов, цепочек и колец, его уши были проколоты многочисленными кольцами и лабретами. У любого другого подобные украшения указывали бы на тщеславие и легкомыслие; на Талале металл поблескивал, наводя на мысли о бликующем ноже убийцы.
– Кто-нибудь знает, что там произошло? – вполголоса спросил лич.
– Нет, – отозвался Валин. – По крайней мере, не я. Мне сказали только, что это было предательство.
Гент впечатал мощный кулак в мясистую ладонь:
– Фейн с Блохой откопают этих Кентом трепанных мерзавцев! Из-под земли достанут и разберутся как надо!
Валин без энтузиазма покивал. Картина, конечно, была заманчивой: крылья кеттрал вытаскивают заговорщиков на всеобщее обозрение, выбивают из них правду и затем казнят на аннурской дороге Богов. Это не вернет отца к жизни, но в отправлении правосудия есть свое холодное удовлетворение; к тому же Валину станет легче дышать после того, как убийц вздернут.
«Если бы только все было так просто», – хмуро подумал он.
Суровый трезвый внутренний голос подсказывал ему, что вряд ли.
– Ты бы следил за своими Кентовыми пряжками, – вмешалась Гвенна в разговор.
Яростно сверкая зелеными глазами, она уперла палец в середину Валиновой груди, так что ноготь больно вонзился в кожу.
– Еще немного, и ты отправился бы на корм медузам!
– Ну да, – ответил Валин, не двигаясь с места.
– Эй, он ведь только что узнал, что у него отца убили! – вступился Гент.
– Ах, бедняжка! – усмехнулась Гвенна. – Наверное, мы теперь должны уложить его в кроватку и неделю поить теплым молоком с ложечки!
– Гвенна, – заговорил Талал, успокаивающе протягивая руку, – совсем нет необходимости…
– Есть, еще какая! – свирепо огрызнулась девушка. – Он витает в облаках и может допустить смертельную ошибку! Или из-за него погибнет кто-нибудь другой.
– Успокойся, Гвенна, – пророкотал Гент; в его голосе, словно в грохоте далекого обвала, звучало предупреждение.
Не обращая внимания на попытки ее утихомирить, Гвенна снова устремила изумрудный взгляд на Валина:
– Еще раз поймаю тебя на чем-нибудь подобном – и пишу докладную. Прямо самому Раллену. Ты понял меня?
Валин бестрепетно встретил ее взгляд.
– Я ценю тот факт, что ты заметила пряжку. Возможно, это спасло мне жизнь. Но я простился с матерью восемь лет назад, отбыв на Острова, и не нуждаюсь, чтобы ты принимала на себя ее роль.
Гвенна поджала губы, словно собиралась поспорить с этим заявлением. Валин отступил на полшага назад, слегка переместив вес тела, и убрал руку с пояса, чтобы она была свободна. Кеттрал – народ вспыльчивый, и любые стычки, даже самые мелкие, легко могли вылиться в драку. Он понятия не имел, на что Гвенна так злится, но ему доводилось видеть, как она лупит других кадетов, так что лучше было заранее подготовиться. На Большой земле нашлось бы немало дураков, которые лишь посмеялись бы над угрозой получить по морде от женщины, – но на Большой земле женщин не тренировали перебивать трахею кулаком и выдавливать глаза пальцами.
Впрочем, спустя несколько напряженных мгновений Гвенна тряхнула головой и, пробормотав что-то вроде «проклятые неумехи!», широкими шагами удалилась к баракам. Воцарилась тишина, которую нарушил Гент. Его голос звучал так, словно мешок камней катился с горы:
– Похоже, она к тебе неровно дышит.
Валин хохотнул:
– Одно тебе скажу: если после Пробы ее припишут к моему крылу, разрешаю вам обоим задушить меня во сне.
– Может, лучше ее задушить? – вступила в беседу Ха Лин.
Она высадилась со следующей птицы и, видимо, присоединилась к их группе как раз во время драматичного выступления Гвенны.
– Вообще-то, обычно так и делают: враг гибнет, ты остаешься жить, что-то вроде того. Надо было внимательнее слушать инструкторов последние несколько лет.
– Гвенна не враг, – возразил Талал.
– О, ну конечно! – отозвалась Лин. – Она просто ягодка, Кент раздери!
Валин внезапно понял, что улыбается до ушей.
– Я ничего против нее не имею… – заметил он. – Если только она не пытается подсунуть мне одну из своих шутих и поджечь фитиль.
– Это точно! Лучше помереть так, чтобы все члены и достоинство остались при тебе, – согласился Гент. – От ножа. Или яда. Или утонуть. Это нормально… – Он вдруг осекся. – Ох, прости, Вал! Я полный осел…
– Не извиняйся. Ты вовсе не обязан принимать обет молчания из-за того, что моего отца убили.
– А что насчет твоего брата? – спросил Талал. – Он-то в безопасности?
Валин бросил на него пристальный взгляд. Учитывая обстоятельства, вопрос был вполне здравый, однако он слишком хорошо отражал тревоги самого Валина, чтобы выглядеть невинным. Может быть, лич выпытывает информацию?
– Ну конечно в безопасности! – воскликнул Гент. – Он же где-то в самой заднице мира, кто его там убьет? Другой монах?
– Санлитуна предали, – покачал головой Талал. – Если убили одного императора, смогут убить и второго.
– Чтобы добраться до Костистых гор, кому угодно понадобится добрая четверть года. Даже если они выехали еще вчера на самом быстром коне, – вмешалась Лин, положив ладонь Валину на плечо. – С Каденом… С императором, ничего не случится.
– Если только они не вскочили на своего быстрого коня еще пару месяцев назад, – резко возразил Валин.
Его сводило с ума неведение о том, что именно случилось с его отцом. Заметив, что до боли стиснул кулаки, он усилием воли заставил себя разжать пальцы.
– Вал, – успокаивающе заговорила Лин, – тебя послушать, так там прямо какой-то великий заговор.
– Наверняка это сделал какой-нибудь недовольный болван, которому жизнь не дорога, – добавил Гент.
«Великий заговор»… В точности так и сказал эдолиец.
– Я должен поговорить с Ралленом, – сказал Валин.
Лин вздернула бровь:
– С этим куском дерьма?
– Что поделать, он старший инструктор.
– Ох, не напоминай! – фыркнула Лин.
– Именно он решает, кто и когда может покинуть Острова. И с какой целью.
– Ты хочешь взять отпуск?
– Я мог бы добраться до Костистых гор меньше чем за неделю. Кто-то должен известить Кадена.
Какое-то время Лин рассматривала его, словно не веря, затем поджала губы:
– Ну что ж, удачи тебе.
Какие бы мифы и легенды ни окружали это место, Гнездо – здание центрального командования кеттрал – не выглядело чем-то особенным. Для начала, несмотря на название, оно вовсе не ютилось на верхушке рокового утеса. В действительности это было приземистое строение посреди плоского участка земли в нескольких сотнях шагов от гавани. Вокруг даже не было укреплений. Когда живешь на острове, который расположен в сотнях миль от ближайшего побережья и охраняется единственным в мире летным боевым подразделением, нет большой необходимости в укреплениях. К длинному, низкому каменному строению, обращенному фасадом к плацу, вели всего несколько ступеней. Такое здание могло бы служить конюшней какому-нибудь провинциальному дворянину или же складским помещением умеренно преуспевающему торговцу. И тем не менее именно в этой невзрачной коробке командование Гнезда принимало решения и отдавало приказы о свержении правителей и завоевании империй.
Валин взлетел по ступеням, ударом кулака открыл дверь и углубился в каменный коридор, высекая ботинками искры из каменных плит. По обе стороны коридора шли ряды одинаковых красно-коричневых дверей, на которых не было ни табличек, ни каких-либо опознавательных знаков для новичков: раз не знаешь, где найти человека, к которому пришел, тебе и делать здесь нечего. Валин остановился перед кабинетом Якоба Раллена, старшего инструктора кадетов. Вообще-то, следовало постучать, но Валин был не в том настроении, чтобы соблюдать правила хорошего тона.
Раллен, один из немногих на Островах, не обладал характерной для кеттрал брутальной внешностью. На самом деле его вообще трудно было принять за солдата. Эти острые глазки-бусинки и постоянно потеющая лысина больше подходили мелкому чиновнику, нежели воину, и, если не считать короткого ножа, какие носили за поясом все кеттрал, Валин подозревал, что Раллен не брал в руки оружия уже лет пятнадцать. Конечно, он, как и все, ходил в черной униформе, но он был толстым, чтобы не сказать жирным, и, когда вставал, его живот непристойно нависал над брючным ремнем.
«Наверное, поэтому он и не встает», – подумал Валин.
Сам он стоял навытяжку, приказывая себе сохранять молчание и ждать, когда начальник поднимет голову от лежащего перед ним документа.
Раллен вскинул толстый палец.
– Ты прервал меня посреди важного дела, – продудел он, не отрывая взгляд от столбиков цифр на пергаменте, – поэтому придется потерпеть.
Дело не казалось таким уж важным – несколько перепачканных жиром листков по соседству с тарелкой недоеденного куриного жаркого, – но Раллен с радостью заставлял людей ждать. Демонстрировать власть, по-видимому, он любил не меньше, чем набивать едой брюхо.
Валин глубоко вздохнул. В тысячный раз он пытался найти в себе хоть искорку симпатии к этому человеку. В конце концов, Раллен не сам выбрал себе жизнь беспомощного инвалида. Некогда он прошел Халову пробу и даже летал на задания – как минимум на одно задание. Он сломал ногу во время ночной высадки и с тех пор не мог ходить без палки. Жестокая участь для человека, который провел восемь лет в тренировках, и Раллен не сумел принять ее с достоинством. По всей видимости, он ненавидел всех, кому повезло больше, чем ему, – и Валин, с его императорской родословной и детством, проведенным в роскоши, неизбежно оказывался в первой строчке списка.
Бессчетное число раз Валину приходилось драить сортиры, или стоять третью вахту, или чистить конюшни в наказание за едва уловимые нарушения ничтожнейших из правил. Было бы гораздо проще испытывать жалость к Раллену, если бы его не назначили старшим инструктором. Поначалу это приводило Валина в недоумение: зачем кто-то поставил на руководящую должность некомпетентного, недисциплинированного, недееспособного человека, да еще и без опыта боевых действий? Однако спустя несколько лет на Островах он, кажется, начал понимать. Обучение кеттрал касалось далеко не только техники боя. Оно включало в себя умение обращаться с людьми, сохранять спокойствие в сложных ситуациях. Никто, разумеется, никогда не говорил ничего подобного, но Валин понемногу стал подозревать, что Раллен тоже являлся частью учебного плана. Поэтому сейчас он просто вдохнул поглубже и приготовился ждать.
– Ага, – произнес старший инструктор, наконец отрывая взгляд от своих бумажек. – Валин. Сожалею о твоей утрате.
В его голосе было не больше сожаления, чем в голосе мясника, обсуждающего свинину, но Валин кивнул в ответ:
– Благодарю.
– Тем не менее, – вещал Раллен, поджимая губы, – я надеюсь, ты пришел сюда не с просьбой о какой-либо… поблажке в тренировках, прикрываясь этим оправданием. Кеттрал остаются кеттрал, какая бы трагедия их ни постигла.
– Не с просьбой, сэр, – отозвался Валин, пытаясь сохранять самообладание. – С запросом.
– Ох, ну разумеется! Как это глупо с моей стороны. Великий Валин уй-Малкениан выше этого! У тебя, наверное, есть специальные рабы, которые за тебя просят?
– Не больше чем у вас, сэр.
Раллен сузил глаза:
– Это еще что такое? Я не потерплю неуважительного обращения в своем кабинете, какие бы у тебя там ни были особые обстоятельства…
– Никакого неуважения, сэр. Просто запрос.
– Ну и? – нетерпеливо поторопил инструктор, размахивая рукой, словно все это время ждал, пока Валин приступит к делу. – Ты дойдешь наконец до сути или так и будешь тратить мое и свое время?
Валин ринулся как в омут:
– Я хочу взять птицу, чтобы лететь на север. В Ашк-лан. Каден ничего не знает о смерти нашего отца. Ему может грозить опасность.
Какое-то мгновение Раллен просто смотрел на него, выпучив глаза на мясистом лице. Потом он перегнулся пополам, трясясь от хохота – раскатистого, циничного, жестокого.
– Ты хочешь… взять птицу, – еле выговорил он между всхлипами. – Это великолепно! Просто великолепно! Все до последнего кадеты тренируются в преддверии Халовой пробы, готовясь стать настоящими кеттрал, а ты… ты хочешь попросту улизнуть! Настоящий императорский сынок!
– Дело не во мне, сэр, – упрямо возразил Валин. – Я беспокоюсь о брате.
– О да, ну конечно! И конечно же, ты – самый подходящий человек для этой задачи! У императора имеется целая эдолийская гвардия, люди, которых специально тренировали только для одной цели – обеспечивать его безопасность; но ты считаешь, что неоперившийся кадет, еще даже не прошедший Пробу, способен лучше обо всем позаботиться? А вдруг те, кто там, в Аннуре, принимает решения, даже не подумали о таком варианте? Они попросту не понимают, насколько ты серьезная фигура!
В глубине души Валин и не ожидал, что ему дадут птицу, но попытка не пытка. По крайней мере, она подвела его к истинной цели.
– Хорошо, если не я, то пускай туда пошлют крыло. Крыло ветеранов. Может быть, Блоха…
Но Раллен уже махал рукой, призывая его к молчанию:
– Блоха на севере вместе с Фейном и полудюжиной других крыльев пытается выяснить, что там, Шаэля ради, произошло. В любом случае эта работа не для кеттрал. Как я только что тебе объяснил, у императора, да будут благословенны дни его жизни, имеется для охраны эдолийская гвардия. Здесь, на Островах, вас учат – тех из вас, кого можно хоть чему-то научить, – убивать людей, а не беречь их жизнь. С императором ничего не случится. Это не твоя забота, да и не моя, если на то пошло.
– Но, сэр…
– Не хочу ничего слышать, – отрезал Раллен.
– Может быть, если я поговорю с Давин Шалиль…
– Шалиль не станет с тобой говорить.
– Но если бы вы замолвили за меня словечко…
– Делать мне нечего, как бегать на посылках у балованного императорского сынка.
– Понимаю, – процедил Валин, разглядывая обглоданный остов курицы. – Обед, конечно, важнее.
Раллен наполовину вытащил свою тушу из кресла и навис над столом. Его лицо побагровело.
– Ты забываешься, кадет!
Валин зашел слишком далеко. Он понимал это, еще когда слова только готовились слететь с языка, и тем не менее не смог проглотить их.
– Ты считаешь, – пыхтел Раллен так тяжело, что Валин подумал, как бы его не хватил удар, – только потому, что ты сын императора, ты имеешь право вваливаться сюда и чего-то требовать? Ты так считаешь?
– Нет, сэр, – ответил Валин, надеясь перевести разговор в другое русло.
– У тебя нет такого права! У тебя нет права судить и нет права оспаривать чьи-либо решения. Повиновение, кадет! Вот все, что ты можешь здесь демонстрировать.
Валин сжал зубы и кивнул. Будь у него выбор, он обратился бы со своей просьбой непосредственно к Шалиль. Она командовала всеми полевыми операциями на северо-востоке Вашша, а значит, координировала действия кеттрал в одном из наиболее опасных мест в мире. Помимо этого, она была на Островах одним из самых закаленных и разумных бойцов. К несчастью, какие бы вольности ни допускали у себя кеттрал, их иерархия была столь же нерушима, как и в любом другом аннурском военном ордене. Если бы Валин попытался вломиться в обход старшего инструктора непосредственно в кабинет к Шалиль, его отправили бы драить сортиры быстрее, чем он успел бы оттарабанить солдатский устав. И, кроме того, в его ушах еще звучали слова умирающего эдолийца: «Кто-то из здешних… участвует… может быть, из командиров…»
– Прошу прощения, сэр, – проговорил он, стараясь подпустить в голос как можно больше примирительных ноток. – Мое дело служить и повиноваться. Я превысил свои полномочия и за это добровольно вызываюсь нести третью вахту каждую вторую ночь на этой неделе.
Раллен откинулся на спинку кресла и долгое время рассматривал Валина прищуренными глазами. В конце концов он медленно кивнул:
– Это верно. Ты действительно превысил свои полномочия. Ты должен втемяшить в свою упрямую черепушку, что не ты здесь принимаешь решения. Решения. Принимаешь. Не ты. – Он улыбнулся. – Третья вахта весь месяц. Думаю, этого хватит, чтобы ты запомнил урок.