Мария Славина подхватила под руку сестру и пошла с ней по палубе, изредка касаясь свободной рукой деревянного планшира фальшборта[10], чтобы сохранить равновесие. Яхта шла ровно и быстро, но небольшая носовая качка ни на секунду не давала пассажирам забыть, что они находятся в открытом море. Вера прижала к себе руку сестры и оперлась на нее всем телом. Она была не рада, что согласилась на это путешествие. Конечно, это все очень романтично. Ветер, воздух, звезды, лучи солнца, пробивающиеся сквозь облака. Как пелось в старой советской песне: «Только небо и море вокруг». Но в ее возрасте такие авантюры – это явный перебор. Тем более после сытного и вкусного завтрака. Яхта в очередной раз поднялась и опустилась. Вера замерла на месте, прислушиваясь к ощущениям. Бурление в пищеводе усилилось и в ритме движения судна подкатило к горлу. Вера Борисовна издала неопределенный звук.
– Тебе нехорошо? – участливо спросила Мария.
– Нет, ничего. – Вера тяжело вздохнула. – Сейчас пройдет.
«Представляю, в каком виде я буду сегодня вечером на дне рождения Алины. Это просто катастрофа», – думала она. Господи, надо же было ей так опростоволоситься! Как ей хотелось предстать в лучшем виде перед семьей Лейн, перед родителями и сестрами Габриэля, перед этим дедушкой Хельмутом. И вот что она натворила. Вместо того чтобы поехать сегодня с утра в косметический кабинет, потом на массаж и к парикмахеру, она согласилась на эту авантюру с морским путешествием.
Яхту еще раз качнуло. Тяжелый ком опять подкатил к горлу. «Надо было идти в каюту», – вздохнула Вера Борисовна. Но как она могла это сделать, если Маше явно хотелось обменяться впечатлениями о будущей невестке? Накануне остаться наедине им не удалось. Яхта поздно отплыла с острова Крит, и сразу после отплытия пассажиры разошлись по каютам.
– Вера! – встревоженно сказала Мария.
– Я в порядке, – Вера махнула рукой и вновь пошла по палубе, опираясь на руку сестры. – Давай уже скорее доберемся до шезлонгов.
Они обогнули корму, к которой с левого борта примыкала большая площадка, выходящая за пределы яхты и нависающая над морем. Эту площадку называли смотровой. На ней рядом с небольшим бассейном было несколько рядов шезлонгов. Вера с облегчением опустилась в один из них. Мария помогла ей, заботливо накрыла ноги сестры теплым пледом и погладила по голове.
– Отдыхай.
Мария села на соседний шезлонг и взглянула на сестру: стоит ли начинать разговор или лучше дать ей отдышаться? Вера закрыла глаза и тяжело вздохнула.
Даже самой себе Вера Борисовна Шварц не была готова признаться, что причиной ее дурного настроения было вовсе не легкое недомогание, вызванное качкой, а вся та роскошь, которая окружала ее на яхте «Мария» с самого начала морского путешествия. И дело даже не в самой роскоши. Веру Борисовну не пронять инкрустированными столами и стенами кают, обшитыми красным деревом. Эта роскошь была для нее крушением устоев и нарушением всех правил, сложившихся шесть десятилетий назад.
С раннего детства Вера привыкла быть старшей сестрой для своей старшей сестры. Уже в семь лет она диктовала одиннадцатилетней Маше условия проживания в совместной комнате, а иногда и поколачивала ее в борьбе за какую-нибудь книжку или игру. Маша была вовсе не слабой, скорее безынициативной. Она не любила и не считала нужным воевать, сражаться, вступать в спор или отстаивать права. Ей было проще уступить, пойти на поводу и вверить свою судьбу в руки других людей, а уж родной сестры и подавно. С детства все привыкли к тому, что Вера ведущая, а Маша – ведомая. Вера – боевая, Маша – робкая. Вера сама кует свое счастье, а Маша надеется на других. А значит, как утверждала советская идеология, Вера добьется успеха, а Маше этого успеха не видать. Жизнь двух сестер полностью подтверждала идеологические установки коммунистической партии. Вера лучше училась в школе. Соученики избрали ее сначала звеньевой, затем старостой класса, а в девятом классе – председателем совета школы. Вера с первой попытки поступила в институт иностранных языков. Маше для поступления в медицинский понадобилось три попытки. Удачное замужество Веры и развод Маши только подтвердили теорию об успешности младшей сестры и неблагополучии старшей. Рождение детей не изменило привычную картину. Дана была здоровым ребенком, в отличие от слабого и болезненного Миши. В Израиле Вера принимала семью старшей сестры, которая репатриировалась на три года позже. Конечно, это были недели хлопот и расходов. Пришлось побегать вместе с Машей и Леней по инстанциям. Регистрация, открытие счета в банке, получение документов, хлопоты с покупкой мебели и электротоваров для съемной квартиры. Но все это было не важно. Главным для Веры было ее внутреннее спокойствие. Все идет правильно. Все развивается так, как и должно. Она опекает старшую сестру и ее семью. Ее Генрих помогает Лене поменять советские водительские права на местные, а Дана вводит Мишу в школьную действительность.
Неожиданный финансовый успех Лени и Миши поколебали уверенность Веры в правильности проверенных временем идеологических установок. Сделка с американским гигантом, о которой писали все газеты страны и в результате которой Маша стала матерью мультимиллионера и женой миллионера, забила последний гвоздь в крышку гроба, в котором были похоронены представления о том, как все устроено в этом мире. Вера старалась не думать об успехе сестры, утешала себя мыслью, что и у нее все хорошо. Генрих получает прекрасную зарплату, которая позволяет им жить не просто безбедно, а ощущать себя состоятельными людьми. Дана успешный адвокат. У нее прекрасная дочь и муж с положением. Шутка ли сказать – офицер полиции! Со временем Вера не то чтобы смирилась с успехами членов семьи Маши, но перестала думать о них. Путешествие на яхте, которая принадлежала Мише, его невеста с княжеским титулом и бабушка с виллой на Крите обновили ощущения Веры Борисовны, и мысль, почему, по какому праву и по какому такому закону вся эта роскошь досталась безынициативной Маше, вновь начала терзать ее душу.
Вера еще раз тяжело вздохнула и открыла глаза. Маша коснулась руки сестры прохладными пальцами.
– Тебе лучше?
– Да. – Вера вздохнула, поежилась и натянула теплый плед на плечи. – Все в порядке.
– Как тебе эта Лукреция? – наконец Маша добралась до интересующей ее темы.
– Очень симпатичная, – улыбнулась Вера.
Для себя с первых минут знакомства она определила Лукрецию как избалованную самолюбивую эгоистку, но решила проявить максимальную доброжелательность к сестре.
– Выглядит моложе своих лет. – Вера Борисовна, глядя на Машу, перечисляла достоинства молодой княжны. – И фигура отличная. По-моему, хорошо относится к Мише.
– Правда? – обрадовалась Маша. – Мне тоже так показалось. Они так мило общаются. Она называет его Мики, а он ее – Луки. Знаешь, сначала, когда я узнала о ее титуле, я немного испугалась. Подумала, будет у меня невестка эдакая напыщенная фря. А она ничего. Даже не скажешь, что княгиня из древнего рода.
– В отличие от ее бабки. – Вера оглянулась по сторонам, не слышит ли кто-нибудь. – Вот уж отвратительная особа. Заносчивая. Ты видела, как она обращается с горничными на своей вилле?
– Да, – согласилась Маша. – К счастью, она вернется на свою виллу и к жизни молодых не будет иметь никакого отношения.
Из-за поворота появились Генрих Шварц и Леонид Славин. Они шли плечо к плечу и о чем-то горячо спорили. Не сговариваясь, сестры замолчали, пытаясь услышать, о чем говорят мужчины. Легкий порыв ветерка донес до них слова Леонида Славина: «Но они обязаны. Они же коалиционные партнеры». Вера взглянула на Машу и состроила потешную гримасу.
– Политика! – прошептала она.
– О чем они еще могут говорить? – улыбнулась Маша.
Славин и Шварц подошли ближе.
– Вы решили составить компанию своим женам? – кокетливо прищурилась Вера.
Генрих Шварц погладил жену по плечу.
– Мы решили прогуляться после завтрака, – сказал он. – Сделаем несколько кругов по палубе, а потом присоединимся к вам.
– Так что у вас есть еще минут десять-пятнадцать, чтобы посплетничать, – добавил Леонид Славин.
Мужчины прошли мимо смотровой площадки, продолжая свой спор. Вера проводила их взглядом и повернулась к сестре.
– А где живут родители этой Лукреции?
– В Риме, – быстро ответила Маша. – У них там большой дом за городом.
– И чем они занимаются?
– Насколько я знаю, мать Лукреции фармацевт. У нее сеть своих аптек. В Риме, Милане и Флоренции. А отец – политик. Член какой-то партии. По-моему, даже депутат парламента. – Маша выдержала паузу и добавила: – Вполне приличная семья.
Вера улыбнулась. Бедная Машенька. Она до сих пор не может поверить во все то счастье, которое ей привалило.
На палубе появилась еще одна пара. Стройный молодой человек в джинсовой куртке обнимал за плечо симпатичную высокую брюнетку в широком цветастом платье, скрывавшем ее фигуру. Вера покосилась на Машу.
– Это, насколько я поняла, помощник Миши?
– Да, – кивнула Маша, не сводя глаз с приближающихся молодых людей. – Его зовут Тамир, а ее – Лея. Она тоже работает в Мишиной компании. Бухгалтером. Их фамилия, по-моему, Вальд.
– У нас в Одессе был доктор Вальд, – шепнула Вера. – Помнишь?
– Конечно, помню, – улыбнулась Маша. – Как я его ненавидела за то, что он прописывал мне касторку!
Молодые люди подошли ближе. В руке у девушки была объемная книга.
– Здравствуйте, госпожа Славина. – Тамир поклонился Маше и взглянул на Веру. – Здравствуйте!
Вера ответила на приветствие.
– Это моя родная сестра, – представила ее Маша. – Вера.
– Очень приятно. – Тамир улыбнулся открытой, чуть виноватой улыбкой и легко подтолкнул вперед девушку. – А это моя жена Лея.
– Доброе утро! – тихо произнесла девушка. – Я не помешаю вам, если займу один из этих шезлонгов?
– Ну что вы! – воскликнула Вера и оглядела ряды пустых лежаков. – Здесь места всем хватит. Прошу вас, Лея.
– Спасибо.
Девушка опустилась на крайний в ряду шезлонг и развернула на коленях книгу. Вера покосилась на обложку. «Иммензее» Теодора Шторма. Она перевела взгляд на Машу и выпятила вперед нижнюю губу. Вот, дескать, какие книги читает нынешняя молодежь. Тамир помог жене устроиться на шезлонге поудобнее и сел рядом.
– Отдыхай, – шепнул он.
– Спасибо, милый, – кивнула Лея и, заметив мелькнувшую во взгляде Тамира печаль, спросила: – Не хочешь играть?
Тамир пожал плечами, бросил короткий взгляд на Веру и Машу, не слышат ли они. Но сестры уже отвернулись от молодых людей и вернулись к своей беседе. Тамир кивнул:
– Честно говоря, не очень. Я бы с удовольствием повалялся на шезлонге. Рядом с тобой.
– Так откажись, – дернула плечиком Лея. – В конце концов, ты не обязан выполнять все его прихоти.
Тамир закусил губу.
– Вообще-то, я на работе, – улыбнулся он прежней грустной улыбкой. – И за эти дни мне начисляется зарплата.
– Они могут сыграть втроем, – Лея кивнула куда-то в сторону носа яхты.
– Могут, – согласился Тамир. – Но босс не любит играть втроем.
Он нагнулся к жене, поцеловал ее в щеку, развернул плед и накрыл ей ноги.
– Спасибо, – Лея послала мужу воздушный поцелуй и взяла книгу.
Тамир бросил на жену прощальный взгляд и пошел по палубе в сторону библиотеки. Лея задумчиво смотрела ему вслед. Бедный Тамир. Сколько ему еще выполнять все прихоти своего вздорного босса? Правда, те деньги, которые он получает, могут компенсировать многие неудобства. Но вечно так продолжаться не может. Еще год-два, ну пусть три. Тамиру исполнится тридцать, и ему придется принимать решение. Оставаться ли в своем зависимом положении или отправляться в самостоятельное плавание на поиски собственной удачи. Конечно, принимать такое решение Тамир будет вместе с ней. И она посоветует ему начать свое дело. Зависимость от капризного миллионера допустима в молодом возрасте. Потом человек должен становиться самостоятельным.
Лея вздохнула, раскрыла книгу на заложенной странице. Она собиралась до прибытия в Израиль прочесть как минимум половину книги. Подруги говорили об «Иммензее» как о «великой книге о любви, которую должны прочесть все интеллигентные люди». Лея хотела соответствовать статусу «интеллигентного человека» и потому купила книгу с твердым намерением прочесть. Но история любви Рейнхарда и Элизабет с самого начала показалась ей слащавой и неестественной. Конечно, это XIX век. Конечно, тогда все было по-другому. Но неужели этому глупцу Рейнхарду непонятно, что мужчина должен быть мужчиной. А женщине, кроме придуманных романтических сказок и слезливых писем, нужны страсть и твердая мужская рука. Женщина всегда чувствует, кто перед ней – самец, который подчинит ее своей воле, или тюфяк, жизнь с которым превратится в вечное мучение. Появление в сюжете романа соперника Рейнхарда, Эриха, Лея восприняла с воодушевлением. Наконец появился настоящий мужчина, который поставит точку во всем этом слезливо-медовом любовном мареве. Лея не сомневалась, что именно ему отдаст руку красавица Элизабет. Хотя… Откуда у нее такая уверенность? Она же в свое время выбрала в спутники жизни нерешительного и мечтательного Тамира, а не какого-нибудь героя. Лея покосилась на соседок. Две старушки трещали как сороки на своем непонятном языке. Интересно, о чем они болтают? Наверняка промывают кому-нибудь косточки. Скорее всего, этим итальянским княгиням. Надо будет и ей как-нибудь заняться русским языком. Лея вздохнула, поправила одеяло и погрузилась в чтение.