Кавказ. Выпуск XVII. Черкесия - читать онлайн

Общий взгляд на страны, занимаемые черкесами (Адыге), абхазцами (Азега) и другими смежными с ними горскими народами

О натухажцах, шапсугах и абадзехах

До занятия русскими крепости Анапа, а впоследствии Черноморской береговой линии понятия о народах, населяющих прибрежье Черного моря, были весьма ограниченны, и с того только времени мы начали изучать эту страну. Несмотря на сочинения о племенах этих Клапрота, Палласа, Гюльденштедта, Рейнеггса, Дюбуа де Монпере и Броневского, мы не имеем еще полных о них сведений. Постараюсь поэтому пополнить некоторые пробелы сведениями, приобретенными мною во время пребывания моего между теми племенами.

В исследованиях подобного рода народные предания служат большим пособием; но я имел случай пояснить в предыдущей статье[42], до какой степени можно полагаться на предания тех народов. При таком недостатке собранные мною сведения почерпнуты из рассказов лиц, с которыми я находился в сношениях.

Не вдаваясь в глубокую древность, когда на берегах Черного моря обитали зихи (Zigues), керкеты (Cercetes) и мосщиты (Moschytes) (Strab. Lib. 2), ограничусь приведением здесь на память, что Георгий Интериано (George Interiano), живший в 1552 году, нашел, «что народ, называвшийся адыге, занимал [территорию] от реки Дона по азиатскому берегу Азовского моря до Боспорского пролива и далее по берегу Черного моря».

Хотя черкесские племена адыге считают прибрежье Черного моря старым своим пепелищем (хекуз), но трудно разъяснить: первобытные ли они жители тех мест или пришельцы.

До образования своей самобытности натухажцы и шапсуги в числе прочих племен Черноморского прибрежья, из коих главное было гоаие, занимали следующие места: а) натухажцы в урочище Тагапс, в верховьях долины Псезюе, или Псезюапе; б) шапсуги в урочищах Атсейниб и Бебеколайге, в той же долине Псезюе. В это время оба эти народа состояли только из пяти коренных отраслей: 1) надхо; 2) нетахо; 3) кобле; 4) схапете и 5) сотох. Первые две вошли впоследствии в состав натухажцев, а последние три – шапсугов. Впоследствии племя гоаие вошло тоже в состав натухажцев.

Абадзехи первоначально составляли тоже небольшое племя и занимали, по мнению одних, места в урочище Мадзмей, области нынешних убыхов, у верховьев речек Шахе и Саше; по мнению других, они обитали в урочище Туб на северном склоне Кавказского хребта. Место это и ныне находится в составе их земель. Что они жили первоначально в верховьях речки Пчеха под покровительством дворянского рода Бешок, это не подлежит никакому сомнению.

Хотя по разности в названиях натухажцы и шапсуги считаются отдельными народами, но в сущности они одноплеменны. Мнение это основано на том, что они адыгейского происхождения, говорят одним языком и вообще называют себя агучипс. Наименование это особого значения не имеет, но служит им вроде отзыва при встречах.

Абадзех в буквальном переводе значит «ниже абазцев». Название это некоторым образом доказывает, что абадзехи жили в соседстве с абазами и, не составляя самобытного племени, получили это название от своих соседей.

По рассказам стариков, на их памяти переезд через Восемнадцатигорие (Тугупсукуй), отделяющее Доб от долины Цемезь, где впоследствии выстроен Новороссийск, совершался весьма редко, и место это считалось прибрежными жителями оконечностью их края. По тем же рассказам шапсуги занимали в долине Абин земли только до узкого прохода Недийапчь, далеко от того места, где долина эта расширяется в плоскость, за ней в 1834 году построена была генерал-лейтенантом Вельяминовым крепость Абинская.

Описываемые мною народы давали у себя убежище всем недовольным из соседних племен; от этого народонаселение их быстро увеличилось. Приведу некоторые примеры.

Род Гоаго, происхождения хатюкайского, пришел к шапсугам искать покровительства против угнетавших его князей и вошел в состав основных отраслей шапсугского народа. Род Тлебзу, подвластный абадзехскому дворянину (вуорк) Едиге Хатооко, перешел также к шапсугам. О численности этого рода можно судить по его имуществу, которое было перевезено на 300 арбах.

Во время моего нахождения в горах я был свидетелем многих подобных переходов. Так, например, в 1826 году несколько семейств, подвластных абадзехскому дворянину Джанкяте Мамехоге, были причислены к натухажской фамилии Тлечясь. Дворянин этот пользовался уважением и известностью, но, несмотря на это, старания его о возвращении бежавших от него подвластных не увенчались успехом. Между прочим, он обращался к посредничеству анапского паши, но и вмешательство того не имело никаких последствий.

Абадзехи, подобно натухажцам и шапсугам, увеличились в народонаселении тоже пришельцами, а в особенности присоединением к ним дворянского рода Едиге[43], происхождения монголо-ногайского, с подвластными фамилии Цей.

Из следующего расписания можно видеть, как разветвились основные отрасли описываемых племен:

Примечание. У абадзехов племен (clan) считают до восьмидесяти, из коих главнейшие суть: Цей, Ккуб, Дзид, Хаток, Свюзе, Тлишь, Кут, Кетаур и Бирица.

При занятии натухажцами и шапсугами предгорий и плоскостей все их отрасли перемешались между собой, что имело следствием расслабление связывавших уз. Этому еще более способствует как развившаяся в народе идея о составлении одного политического тела, так и географическое положение занимаемой им местности. Положение этого народа заставляет его заботиться не о частных фамильных интересах, а направить все стремления к общей пользе. До какой степени натухажцы и шапсуги подвинули это дело, сейчас увидим.

Что натухажцы и шапсуги во времена жительства их в Тагапси и Атсейнибе состояли под влиянием феодализма, тому служит доказательством то, что у них существовали княжеские и дворянские фамилии. Князь на языке их называется пши, дворянин – вуорк. Княжеский род был у этих народов, но впоследствии, как надо полагать, пресекся; дворянские же фамилии, ныне существующие, следующие: а) у натухажцев – Сюпако, Мега, Зеа, Каз, Егороко и Чах; б) у шапсугов – Абат, Немере, Шеретлок, Цюхь, Горкоз, Улагай, Бгый и Тгагурз. Между племенем гоаие, вошедшим, как выше сказано, в состав натухажского народа, следующие дворянские фамилии: Карзейкь, Куецюкь, Дирсюе, Хатираме, Бирджь и Черчь. Дворянские фамилии Сюпако и Абат сохранили по настоящее время родственные связи с первостепенными кабардинскими узденями (тлякотлешь): первая – с Кудейнетами, а последняя – с Тамбиями.

У абадзехов дворянские фамилии в настоящее время следующие: Бешок, Инемок, Едиге, Джанкиат, Анцюок, Негиок и Даур.

Хотя со временем влияние дворян и ослабело, но они сохранили преимущества, присвоенные их званию, до тех пор пока общественный переворот не сравнил их с простолюдинами.

Переворот этот, лишивший дворян их преимуществ и имевший перемену образа правления у натухажцев и шапсугов, постепенно совершался следующим образом.

С ослаблением влияния дворян в народе начали проявляться мысли о свободе и независимости. Народ стал неравнодушно смотреть на преимущества дворян, которыми последние гордились, почитая их единственным оплотом против водворяющегося нового порядка. Из этого возникло безначалие со всеми его последствиями. Надобно было приискать средства к водворению порядка. Для изыскания таких средств стали созывать народные собрания – аристократическое и демократическое. Последнее по большинству своему одерживало перевес над первым. Дворяне, опасаясь утратить свои преимущества, прибегали к разным козням и старались расстраивать единогласие противной им партии, чего иногда с помощью своих приверженцев и достигали. Тогда уничтожались вводимые постановления и водворялся новый беспорядок; но при всем том не нашелся человек, который сумел бы им воспользоваться, а событие между тем совершалось. Аристократия должна была уступить демократии.

Видя неудачу в прениях и происках, дворяне прибегли к силе оружия. Они искали помощи у дворян соседнего племени – бзедухов. В 1796 году произошла одна из кровопролитнейших битв, носящая название в народе Бзиоко-Зауо – от местности, на коей она происходила. В сражении этом бзедухи одержали победу, но она не остановила хода событий, напротив, ускорила его. С того времени вся надежда дворян на успех была потеряна. Права и преимущества их уничтожены и всенародно объявлено равенство; пеня за кровь принята одна для всех, и дома простолюдинов закрылись для дворян. Последняя мера сохранилась в памяти у народа под названием харам; она оставалась в полной силе до тех пор, пока брожение умов не утихло.

Последствием этого переворота было то, что одни из дворянских фамилий оставили край и нашли убежище у соседей, а другие прибегли под покровительство русских; большая же часть из них решила остаться на родине в надежде на прежнее свое влияние и на своих приверженцев (clientelle), но не пользуется другими преимуществами, кроме тех, которые дают ум, красноречие или храбрость.

Надо, однако же, заметить, что во время этих смут ни один дворянин не сделался жертвой вражды простолюдинов; были даже примеры брачных союзов дворян с простолюдинками; однако же ни одна дворянка не вышла замуж за простолюдина.

Из числа народных собраний, созванных в XVIII и XIX столетиях для введения порядков, следующие по важности своей сохранились в памяти народа (они носят названия мест, на которых были созваны):

1) Джуре-закуо-тхареуо; 2) Псикетоко-тхареуо; 3) Заиепсинь-тхареуо; 4) Абинь-тхареуо и 5) Хауцехясь.

В каких именно годах созваны были четыре первых собрания – неизвестно, последнее же было в 1822 году.

Следствием этого собрания было введение суда по шариату согласно Корану, из коего происходят права духовные, гражданские и политические. Те, однако же, из жителей морского прибрежья, у которых магометанство еще не укоренилось и которые придерживаются прежних своих религиозных обрядов, продолжали разбирательство тяжб и споров посредством третейского суда.

Между абадзехами демократическое образование общества совершалось постепенно и без ощутительных потрясений.

В последнее время административное устройство у натухажцев и шапсугов, до водворения между ними влияния Шамиля через его агентов[44], следующее:

I. Общественное управление, как не имеющее главы, республиканское.

II. Законодательная и распорядительная власти имеют начало свое в народе; следовательно, и управление должно считаться демократическим.

III. Способов созывать депутатов, или представителей народных, два: 1) от каждого племени назначается определенное число доверенных лиц, для выбора которых племя должно предварительно собраться; 2) выбор делается у магометан от Джемагата, а у жителей прибрежья морского, где еще не водворился закон Магомета, от Тгахапха, которые можно сравнить с нашими церковными приходами. Преимущественно же употребляется последний способ.

IV. На время военных действий и набегов черкесы следуют за одним или несколькими вождями. Тут, с одной стороны, является власть, а с другой – подчиненность. Они отправляются охотно, без принуждения, и от доброй воли каждого зависит – участвовать в походе или от него отказаться. В этом отношении нет никаких принудительных мер: это то же, что воинский наряд времен варварства. Бывают, однако же, случаи, когда требуется поголовное вооружение, и от него не может отказаться никто, кто только в состоянии носить оружие.

V. Гражданская часть управления не сосредоточена ни в чьих руках. В каждом племени возникающие споры и тяжбы судятся старшинами, тамадой. Старшин выбирают из среды людей, пользующихся добрым именем и известных бескорыстием и мудростью. Они дают присягу в том, что будут разбирать дела по совести и крайнему разумению, что не будут принимать подарков и пр. Старшины эти, люди почетные по летам своим, не имеют никакой определенной власти; обязанность их состоит более в преимуществе давать советы и наставления, но они не повелевают.

VI. С повода обычая, существующего на Кавказе с незапамятных времен (который, может быть, имеет началом la loi du talion), черкес присваивает себе право сам преследовать и мстить за личную обиду, независимо от сего он обязан заступаться и принимать участие в делах не только ближайших родственников своих, но даже целого племени (clan), к которому принадлежит.

VII. Тюрем и телесного наказания не существует. Все наказания ограничиваются штрафами, соразмерными со степенью проступков и увеличивающимися в случае повторений. Если же нарушитель благочиния окажется неисправимым, в таком случае он продается в неволю или бросается в воду с камнем на шее, и это носит название психядзе.

VIII. Каждый без различия имеет право давать кров или приют (droit d’asile) своим единоземцам и оказывать покровительство иноплеменному гостю. В этом случае хозяин как кунак ручается перед гостем за его безопасность, а перед своими – за его проступок. Тот, кто решился бы поехать в горы без кунака, попадет в плен и будет принадлежать тому, кто первый его возьмет.

IX. Тот, кто имеет средства купить или достать невольников, владеет ими бесспорно.

X. Право собственности существует, следовательно, и право наследства, которое переходит к ближайшему родственнику.

XI. При разделе наследства признается право старшинства, состоящее в том, что сверх доли делимого на равные части имущества старший получает одну ценную вещь.

XII. Нет общественного имущества, следовательно, и общественных заведений.

XIII. Невозможно определить, на каком основании совершился раздел земель, подвергшихся раздроблению на малые участки. Право владения определено, или, лучше сказать, укреплено, за владельцами несомненно, и переход наследства из рода в род бесспорный.

Примечание. Обычай, или адат, не определяет срока времени, по прошествии которого всякий иск на неправильное владение у многих народов отвергается; напротив, у натухажцев и шапсугов старые права принимаются в уважение, отчего родятся бесконечные тяжбы.

Верования, религиозные обряды и предрассудки у черкесов

Господствующая вера между черкесскими племенами есть магометанская, секты суннитской. Беспокойная и воинская жизнь, которую они постоянно ведут, охлаждает в них усердие к исполнению обрядов своей веры. Однако ж и между ними встречаются примеры строгого исполнения велений Корана – исполнения, доходящего иногда до религиозного фанатизма. Вера Мухаммеда введена между черкесами религиозным усердием крымских ханов, с которыми они некогда были в тесных сношениях. Из всех племен, населявших северный склон Кавказского хребта, кабардинцы первые приняли веру магометанскую. Впоследствии духовным влиянием турок, занявших крепость Анапа, число поклонников пророка постепенно увеличилось, и ныне ислам совершенно водворился в этой части Кавказа. Надобно, однако же, из этого числа исключить жителей морского побережья, от Геленджика до местечка Хизе, и долин, к нему примыкающих: из них немногие только, совместно с дворянами, придерживаются закона пророка, а все прочие остаются без определенного верования, придерживаясь обряда приношения животных в жертву и возлияния (libation). У них нет ни особых строений для молитвы, ни жертвенников; храмом служит им заповедная роща под открытым небом. Единственный символ предмета поклонения их есть деревянный крест особой формы, в виде буквы Т, прислоненный к дереву, около которого лежат другие подобные кресты, истлевшие от времени. Кроме обрядов, исполняемых при молебствии, черкесы прибрежные имеют верование в единство Бога, в бессмертие души и в будущую жизнь, в которой воздастся каждому по делам его земной жизни.

По имеющимся об этой стране историческим сведениям, известно, что жители ее исповедовали некогда христианство, которое, полагать должно, водворено в ней в X, XI и XII веках[45] и поддержано сначала славянскими князьями тмутараканскими (Tamatarque), владевшими берегом Боспора Киммерийского и покорившими соседственные с ними племена, а потом влиянием Грузии, процветавшей под управлением сильных царей, в особенности в конце XII века знаменитой Тамары, при которой вера христианская была проповедуема в самых недоступных местах Кавказа и усердием которой были воздвигаемы там храмы.

И ныне видны развалины храмов христианских во многих местах в стране черкесов (адыге), по верховьям реки Кубани, в особенности по северному склону от перевала через Главный Кавказский хребет в Абхазию. Дорога через этот перевал из долины Дал на реке Кодор, обитаемой ныне цебельдинцами, служила в древности путем сообщения между южным и северным подножиями Кавказа. Достойно замечания, что ни между верховьями Кубани и Черным морем, ни по берегу от Гагр до Анапы нет развалин, по коим можно бы заключать, что на этом пространстве существовали христианские храмы. По топографическому положению своему это пространство всегда было вне влияния чужестранцев, и даже события, разновременно потрясавшие прочие части Кавказа, не оставили на нем никаких следов.

Южнее, в Абхазии, опять видны развалины многих храмов, из коих один Пицундский устоял против разрушительного влияния времени и довольно хорошо сохранил даже купол свой. При нем до постройки тут укрепления находился сторож – так велико было уважение окрестных жителей к этой святыне.

С ослаблением влияния Грузии[46] на кавказские племена христианская вера между ними от недостатка проповедников и церковных служителей неизбежно пришла в упадок; а с падением Восточной империи и с появлением вместо оной владычества турок все морское прибрежье впало во мрак невежества и варварства. Время довершило уничтожение остатков христианства, которые, слившись с мифами древних греков, послужили основой теперешних религиозных обрядов жителей восточных берегов Черного моря.

Постараюсь изложить эти обряды и те божества, в честь коих они совершаются, – изложить в том виде, в каком я их видел сам или узнал от стариков, исправлявших в торжественные дни должности жрецов.

Созерис считается божеством – покровителем хлебопашцев. Пришествия его горцы ожидают и празднуют ежегодно в декабре, в одно время с нашим праздником Рождества Христова. К этому времени вносится в дом сук о семи ветвях известного дерева, называемого гамшхут; к ветвям прикрепляются свечи из желтого воска, пирожки и кусочки сыра. В ожидании сказанного пришествия мужчины, сняв шапки, произносят известные формулы молитв. В каждом доме имеются полочки, на которых хранятся куски желтого воска для этого употребления, а под полочками висят деревянные сосуды, назначенные исключительно для возлияния. Созериса считают мореплавателем и прибытия его ожидают морем. Есть еще поверье, что он отправился от берега по волнам моря пешком и точно так же пешком возвратится. По однозвучию имен и по историческим преданиям, в которых упоминается (у Геродота) о колонии египтян, пришедших в Колхиду задолго до занятия берегов Черного моря греками, Созерис не есть ли Озерис? Замечательно, что и во многих странах Европы есть обычай ставить накануне Рождества Христова елки, украшенные разными подарками для детей. Не относится ли он к первым векам христианства?

Ахин считается покровителем рогатого скота. И ныне существует фамилия, именуемая Тгахуахо, в переводе «пастух Божий»[47], которая в известное время приводит в заповедную рощу корову и привязывает там к ее рогам кусок хлеба и кусок сыра. Окрестные жители толпой сопровождают ее в рощу и закалывают там; она и называется Ахинова корова – Ахин и Чеме тлерекуо. Надобно заметить, что тело ее для снятия кожи и раздела на части переносят в другое место, потом для варки в приготовленных котлах – опять на другое и, наконец, сваренным уже приносится на место пиршества. При каждом таком перенесении присутствующие, сняв шапки и взявшись за руки, пляшут вкруговую (une ronde) с напевом, присвоенным такого рода торжеству.

Есть между горцами поверье, что в старину, когда приближался праздник Ахина, одна из коров стада семейства Тгахуахо ревом и другими приметами указывала, что она назначена в жертву, и сама отправлялась в заповедную рощу, отчего и прозывается тлерекуо, то есть ходячей.

Как все это ни баснословно, но тем не менее справедливо, что такие жертвоприношения совершаются и поныне исключительно у горцев, живущих по морскому прибрежью. Еще замечательно верование горцев, что ноги Ахина имеют раздвоенные копыта. Ясно, что Ахин есть Пан древних греков.

Зейгутх – покровитель наездников. Его призывают на помощь перед набегами и дальними наездами. Ему не присваивают никаких особых примет: вероятно, предание о том изгладилось. Может быть, это Марс?

Мезитх – божество лесов, которого молят о счастливом успехе охоты. Горцы представляют себе его едущим верхом на кабане, у которого золотая щетина. По его мановению олени и лоси собираются в лесах, и тогда девушки доят самок их.

Емишь – покровитель овец. Его празднуют в день впуска баранов в стада.

Тлепс – покровитель кузнецов. Он весьма уважаем в народе, так что имя его произносится и теперь вроде клятвы или божбы. Празднуют его весной, делая во время моления возлияния на железе плуга (лемехе) и на топоре и по совершении обрядов предаваясь забавам, из коих главная – стрельба из винтовок в цель, преимущественно в яйцо, поставленное на видном месте. Над раненными оружием поют песни, в которых призывается помощь Тлепса к излечению страждущего. Есть также поверье, что Тлепс был ремеслом кузнец, которого память за святость его жизни осталась в уважении потомства. В известном лесу показывают могилу, в которой лежат бренные его останки. Не Вулкан ли это?

Хепегуаш – в переводе «дева вод морских». Празднуется ежегодно летом у берега моря, где после обыкновенных молебственных обрядов в заключение пляшут круговую. Не Наяда ли это?

Псегуаш – дева вод речных. К ней прибегают с молением о дожде, большей частью весной. В таких случаях молодые люди обоего пола обливают друг друга водой и в виде забавы плещутся в воде, до тех пор пока не наскучит.

Хятегуаш – дева, покровительница садов, вроде греческой Помоны.

Тлохумишх и Шеберис упоминаются во время молебствия, вслед за Созерисом. Так как им не приписывают никаких особых качеств, то можно полагать, что это суть второстепенные божества свиты Созериса или просто прикладные имена его.

Хакусташ. Натухажцы и шапсуги почитают его своим гением-хранителем, а также покровителем волов пахотных. Еще и теперь зажиточные семейства посвящают ему одного из этих животных, которого не употребляют уже ни в какую работу и которое носит в таком случае название вола Хакусташа. Одно из поколений народа шапсугского, именно кобле, почитает его своим заступником. В такой же точно чести Тугуплоху у поколения надхо и Тугузитха у поколения нетахо, принадлежащих к народу натухажскому.

Кодес. Горцы представляют его себе в виде рыбы и приписывают ему силу, удерживающую море в пределах берегов. Очевидно, это греческий Нептун.

Пшишане, Тгахалейк и Тгакофешу суть божества домашние (Penates, lares). Название последнего в переводе значит «посланец Бога» – должно быть, Меркурий. Празднество в честь их называется Джегупе-таха, то есть праздник очага (du foyer).

Следующие праздники носят следы христианства.

Мерием – покровительница пчеловодства. В молитвах своих к ней горцы величают ее матерью Великого Бога – Мерием тгашхуо и ян. Нет сомнения, что эта Мерием есть Мария, как потому, что ее величают Божьей Матерью, так и по созвучию имен Марии и Мерием. Празднуют ее в августе, около нашего Успения дня. По снятии хлебов с полей, в особенности если урожай вознаградил труды земледельца, первое празднество в честь Мерием есть только начало длинного ряда других празднеств, возобновляющихся всякий вечер с плясками, пока не обойдены будут жители всей долины или прихода – тгахапха.

Итлес – в буквальном смысле значит «год» и соответствует нашему Новому году, потому что всегда празднуется в зимние месяцы.

Кутиш. Празднуется обыкновенно ранней весной, в соответствии с нашей Пасхой. Перед праздником две недели воздерживаются от употребления яиц в пищу; в праздник же яйца составляют непременную принадлежность стола.

Ллеумёшхе и Коаяште – праздники, наблюдаемые ежегодно ранней весной, один вслед за другим с небольшим промежутком времени. Первое слово в буквальном смысле значит «не ешь мяса», второе значит «взятие сыра». Судя по таковому смыслу названий и по периодическому возвращению сих праздников ежегодно, всегда весной в одну пору, можно считать их мясопустом и сыропустом православной церкви. В это время у горцев непременно подаются пирожки, начиненные сыром, по вечерам же молодежь для потехи наряжает чучело или куклу в какой-нибудь странный костюм. Это некоторым образом напоминает наши маскарады и переряживания. Забава эта и при ней непременно пляски носят название дадеуйг.

Трудно и почти невозможно собрать все разные поверья, существующие у горцев и происшедшие от смешения идей, принесенных к ним христианством и затем магометанством, с предрассудками, оставшимися от времени язычества и идолопоклонства. Скажу о более разительных и примечательных.

К числу второстепенных мифов, уважаемых горцами, принадлежат нарты, из коих они особенно отличают Саузерука. В честь его в один из зимних месяцев приготовляются яства, коих часть откладывается и ставится в отдельном доме для заезжего; в конюшне же для его лошади припасены сено и овес и постлана в стойле солома. Саузерук не является, но приезжает гость заезжий, который его заменяет. Появление гостя почитается добрым предзнаменованием и придает празднеству более веселости. Если б и никто не заехал, то все-таки пируют одни хозяева дома с друзьями и соседями. Замечательно, что в песнях, которые поются при этом, упоминается о земле или стране урусов. Урусами называют русских, но из смысла песни никак того вывести невозможно. Таким образом, гостеприимство, смешанное с религиозными понятиями, любовью к родине и старыми предрассудками, есть характеристическая черта нравов горцев, препятствующая и поныне окончательному водворению у них исламизма. Надобно заметить, что со времен принятия закона Мухаммеда всеми племенами черкесскими (за исключением жителей морского прибрежья), к числу нартов причислены наездники и герои легенд аравитян.

К предрассудкам черкесов надобно прибавить страх и уважение к грому: для того, кто убит громом, смерть такая считается блаженством, и его придают земле на том самом месте, где он убит. Замечательно, что в торжественных напевах в подобных случаях часто повторяются имена Шибле (гром) и Алия (искаженное имя Ильи).

Из записанного видно, что жители морского прибрежья и горных ущелий, отчасти происхождения натухажского, шапсугского и даже абадзехского, не имеют определенных религиозных понятий, но веруют, однако, в единство высшего существа, создателя вселенной. Символ креста, видимый во всех заповедных рощах и лесах, есть ясный указатель, что вера христианская была водворена между горцами не столько силами оружия, сколько моральным влиянием сильного народа, с которым они были в частых сношениях, ибо, судя по орографическому характеру страны их, невероятно, чтобы завоеватель мог когда-либо проникнуть в неприступные горы этой части Кавказа.

Что христианская вера водворена у них царями грузинскими, то это подтверждается названием джур, даваемым черкесами кресту. Слово джур ясно показывает происхождение свое от грузинского джвари – крест. Равным образом, имена дней недельных указывают, что эти народы принадлежали к православной церкви: так, среду они называют бираскезий, пятницу – бираскешхуо, то есть Малый и Великий пост (бираск значит пост, зий – малый, а шхуо – большой или великий), воскресенье – тгаумаф, то есть Божий день, назначаемый для отдыха и в который воздерживаются от всякой работы.

Понятия черкесов в некоторых случаях имеют сходство с понятиями древних скандинавов: так, например, в старых легендах упоминается о великанах и пигмеях, которых черкесы будто бы застали при приходе своем на теперешние земли и коих род впоследствии истребился; точно то же в рассказах скандинавских говорится о некотором муже по имени Нор в Стране великанов; на черкесском языке слово народ обозначает «богатырь». Имя Тор, которое живет еще у обитателей Исландии, обозначает бога силы, владетеля – Перуна; у черкесов и теперь бога называют тга и тгар. Подобное сближение требует филологического исследования.

Изложим обряды, совершаемые при общественных торжествах и праздниках.

Как выше было сказано, у черкесов нет особых строений, посвященных молебствию. Священные рощи и леса, к которым никто не смеет прикасаться, заменяют храмы. Там, под тенью вековых деревьев, возносят они мольбы к небу, призывая имя всевышнего Тгашхоу. В каждой долине есть по нескольку подобных рощ. К каждой роще причисляют по нескольку домов и семейств, коих можно некоторым образом почитать прихожанами ее – тгахапх. В известные дни года один из стариков, некто вроде жреца, избранный раз и навсегда, отправляет служение перед дубовым крестом простой отделки и без украшений. Накинув на себя бурку, сняв шапку и став на колени, он громким голосом произносит молитвы, соответственные празднику или причине сходбища. Молитвы сии большей частью состоят в испрошении благ земных, урожая, дождя, избавления от повальных болезней, нашествия врагов и вообще всяких других бедствий. После молитвы он приступает к закланию приносимых в жертву барана, козла, коровы или быка; берет одну из зажженных восковых свечей, прилепленных к кресту, воском ее натирает волосы на лбу жертвы, затем совершает возлияние над головой ее приготовленным на этот предмет напитком, бузой[48], и тут же закалывает ее. Как видно, древний обычай жертвоприношений не изгладился влиянием христианства. Далее, жрец берет в одну руку маленький пирожок или лепешку, а в другую деревянный точеный сосуд, вроде большой рюмки, наполненный бузой, и, воздымая все это к небу, вновь молится. По окончании молитвы он подносит пирожок этот и сосуд старшему из присутствующих, а несколько других чаш и пирожков отсылает другим присутствующим, которые потом передают их друг другу. Окончив таким образом обряд моления, жрец объявляет о следующем ближайшем празднестве и назначает день, когда и куда именно собираться для того. При этих случаях делаются также объявления к общему сведению – по общественным делам, о найденных или пропавших вещах и подобные тому. Торжества эти носят общее наименование тгаха. Странно, что нечто подобное существует между татарами Южной Сибири[49], где праздники называются тахтах. Замечательны сходством и созвучием эти два наименования.

Означенному торжеству, впрочем, еще не конец. Голову принесенного в жертву животного насаживают на длинный шест, утвержденный в земле неподалеку от креста; кожу жрец берет себе, а мясо приготовляется тут же для пиршества. Во всем этом наблюдаются старые обычаи с неизменной точностью, как будто они определены канонами. Во время приготовления яств старики и старухи, взявшись за руки, составляют круг и с особым напевом открывают пляску. Их вскоре сменяют молодые люди обоего пола, и веселость делается всеобщей. За пляской следует пир. Кроме изготовленного мяса, каждое семейство обязано принести столик, на котором положены паста (круто отваренное пшено, или гомия), тщательнее обыкновенного приготовленная, пирожки с сыром и пр. Столики эти небольшого размера, такого, что вокруг каждого могут усесться человека 4 или 5, не более. Пирующие садятся на земле, на подостланные ветви и древесные листья, поджав ноги; садятся, впрочем, только старшие, главы семейств. Не случилось мне видеть при этом отвратительного зрелища пьяных, хотя напитки их – мед и буза – хмельны и могут при неумеренном употреблении произвести опьянение. Молодые люди не участвуют в пиршестве, они довольствуются остатками со стола и во все время пира прислуживают старшим, разнося им яства и напитки. Женщины и девушки во время пиршества составляют отдельные кружки и стараются скрыть от мужчин, что едят: девушки скорее согласятся остаться голодными, чем допустить видеть себя жующими.

Есть празднества, в которых женщины не участвуют, и тогда плясок нет. Иные же совершаются дома, в кругу семейном.

У горцев существует еще обычай прыгать через огонь, как у русских на Ивана Купалу. Это бывает летом. Прыгающие через огонь просят Мерием о прощении грехов и после этого почитают себя уже очищенными от них.

Жители морского прибрежья представляли до сих пор редкий пример постоянства в своих обычаях и привязанности к прежним поверьям и обрядам. Но с некоторого времени стало преобладать между ними магометанство, которое давно исповедуется дворянством.

Пренебрежение и насмешки, которыми дворяне и жители равнин осыпают своих отсталых собратьев за их старые религиозные обряды, если не искореняют сих последних, то сильно ослабляют. Обряды эти поддерживаются лишь на южном склоне хребта, и в 20-х годах были еще семейства, употреблявшие в пищу свиное мясо, хотя неявно. У жителей кубанских равнин и предгорий стоят везде мечети, население разделено на джемгаты, прежний быт предков уже забыт, а между кабардинцами и не подозревают его, так что рассказы о былом представляются им невероятной сказкой.

Несмотря на причины, содействующие упадку старых обрядов, одно обстоятельство противоборствует еще скорому их падению, именно недоступность края, сохранявшая его от всякого внешнего вторжения: даже во время внутренних потрясений никогда он не был театром действия. Он вообще мало посещается и между жителями его заметна грубость нравов, даже языка. Итак, оправдывается давнее замечание, что жители равнин вообще более образованны и нравами мягче, чем жители стран горных.

Я выше сказал, что черкесы питают почтение к грому, именуя его Шибле. Опишу обряд, совершенный в присутствии моем над тремя козами, убитыми громом.

В один день летом я отправился из дома кунака моего Иендарко Магомета с несколькими спутниками вверх по долине Дуаб. Было ясно, только на вершинах хребта виднелись тучи. Мало-помалу они растянулись и заволокли все небо, пошел дождь, сначала небольшой, а потом сильный. Бурки у меня не было, а потому я должен был искать убежища в ближайшем ауле. Вскоре послышался раскат грома и последовало несколько сильных ударов. Гроза, однако, скоро прошла, небо прояснилось, и мы опять пустились в путь. Проехав несколько верст, мы увидели группу людей обоего пола и разных возрастов, выходившую из небольшого ущелья, примыкающего к долине. Подъехав к ней, узнали причину их сходбища: мы увидели трех коз, только что пораженных громом. Нас пригласили остановиться, в чем, по обычаю, нельзя было отказать, чтобы не обидеть, тем более что то были все люди знакомые. Около коз составился круг и началась обычная пляска с напевом, в котором часто повторялись слова Шибле и Ялий (Илья). Между тем несколько человек отправились в лес, нарубили жердей и кольев, устроили из них на четырех столбах довольно высокий помост, уложили на нем коз и накрыли их листьями. Помост делается высокий, для того чтобы укрыть трупы коз от хищных зверей. В то время как они устраивали помост, другие успели сходить в аул и принести оттуда разных съестных припасов, в том числе и несколько живых коз. Эти последние тут же были принесены в жертву с обрядом возлияния, а головы их надеты на высокие шесты, воткнутые в землю около помостов. Вся эта процедура называется шибласха. Устроенного помоста, кольев и коз никто не трогает, и все это остается до совершенного разрушения и истления. Нечто подобное существует и у осетин, где в день пророка Ильи также насаживается на шест козлиная голова[50]. Пока приготовлялись яства и варилась паста, заменяющая хлеб, молодежь обоего пола плясала с рвением, веселость и одушевление были общие. Когда все было изготовлено, нас накормили, и только тогда отпустили в путь. Пир между тем продолжался до вечера и должен был, по обычаю, повториться еще в следующие два дня.

Когда гром убивает человека, то его хоронят на том же месте, где он убит, и вместо трех дней пируют семь кряду, ибо приписывают событию мысль блаженства.

Неподалеку от места жительства моего в долине Пшад стояло большое дерево, в которое некогда ударил гром. Дереву этому приписывали симпатическое свойство исцелять лихорадки: страждущий приходил или приезжал к нему с запасом приношений, большей частью пирожков, которые тут же и съедались приехавшими с больным; перед отъездом они зашивали кусочек этого дерева в лоскуток материи и надевали больному на шею, чтоб он носил его постоянно; остальная часть той же материи привешивалась к ветвям вроде приношения. Дерево все было увешано подобными приношениями.

Суеверие – это общее наследие в роде человеческом – существует и у черкесов, хотя из него не выработалась у них, как у древних римлян, систематическая гадательная наука. Между ними существует также фатализм древних греков – убеждение, что никто не может избегнуть судьбы своей. Сверх того, они легковерны и полагают, что есть дни счастливые и несчастные, что существуют злые духи, привидения, домовые и что есть даже места, где эти духи, привидения и домовые имеют пребывание. Многие уверяют, что они их видели и с большим трудом смогли от них скрыться. У них есть также убеждение, предчувствие и верование в чародейство и сны.

Черкесы, как и другие народы, имеют своих гадателей или, лучше, гадальщиц, потому что гаданьем занимаются обыкновенно старухи, не делая из него, однако, ремесла, а побуждает только желание услужить тому, кто прибегает за этим утешением. Чаще же всего прибегают к ним за оным несчастные влюбленные. Старуха гадает в таких случаях на нескольких зернах фасоли (турецкий боб) с одним камешком.

Гадание у всех черкесов производится по лопатке (os huniera) домашнего животного, барана, например, или козы. Всматриваясь на свет в эту кость, предугадывают по животным линиям, в них находимым, хороший или дурной урожай, дождь или засуху, холод, суровую зиму, войну и вообще всякого рода благополучие или бедствие. Есть в этом роде гадания нечто основательное, конечно до некоторой степени: в наших странах старые, опытные охотники по костям дичи предугадывают же, будет ли зима слабая или суровая. Горцы приписывают лопатке все вещания и приводят в подкрепление тому следующий рассказ: один черкесский князек ночевал в соседнем ауле и после ужина, всматриваясь в лопатку барана, с которой за ужином очистил мясо, сказал присутствующим, что в эту ночь им нужно приготовиться к тревоге. И действительно, так гласит легенда, аул был атакован неприятельской партией, которая, благодаря предуведомлению гостя, была удачно отражена. Вот еще другая подобного рода легенда. Два брата гостили в соседнем ауле у одного доброго своего приятеля. Раз старший из них пошел к другим знакомым в ауле и задержан был где-то за ужином. Возвратившись после ужина в дом приятеля, он не нашел там брата, и когда спросил о нем, то ему сказали, что он во время ужина смотрел в лопатку – и, встав из-за стола, оседлал свою лошадь и поспешно уехал, не объявив куда. Услышав это, старший брат потребовал эту самую лопатку, посмотрел в нее, улыбнулся и сказал: «Брат мой увидел, что с женой его сидит наедине мужчина, но не рассмотрел, что мужчина этот – родной младший брат ее». Присутствующие, изумленные его искусством, захотели проверить, правду ли он говорит, и послали узнать об этом нарочного верхового. Нарочный, возвратясь, привез известие, что сказанное гостем совершенно справедливо.

Страх, наводимый мнимыми колдунами и ведьмами, бывает поводом гонений на них по обвинению пред Богом и людьми в нарушении общественного спокойствия и благополучия. Понятия черкесов в этом отношении таковы, что, по мнению их, есть люди, из обоего пола, которые имеют сношения с нечистым духом и посредством его приобретают способность превращаться в волков, собак, кошек и даже делаться невидимками, когда пожелают. Таких людей они называют удде и приписывают им [виновность по поводу] изнурительных детских болезней, заразы и падежа скота, объясняя, что эти беды происходят от вредного влияния их глаз. Их же обвиняют в истреблении и собственных детей своих. Так точно некогда, особенно в конце XII столетия, в Западной Европе закон признавал чародеев виновными в отступничестве от Бога.

Между черкесами существует поверие, что удды весной, в известную ночь, собираются на вершине горы, называемой Себеркуасха[51], приезжая туда верхом на животных всякого рода как домашних, так и диких. Ночь проводят они в пиршестве и плясках, а перед рассветом, схватив мешки, в коих у них содержатся все блага земные, а в других – все вредное человечеству, в том числе и болезни, разлетаются по домам своим. Те из уддов, которым мешка не досталось, гонятся за другими, стараясь отнять у них оные. Таким образом, все болезни, коими страдает человечество весной, приписываются уддам.

Было время, когда мнимые удды подвергались частым гонениям, всяким обидам, даже пытке. Были семейства, называемые цысюе, то есть знахарь, которым приписывали дар узнавать чародеев. Когда предполагали, что болезни или другого рода страдания в околотке причинялись чародеями, то призывали знахаря и представляли ему подозреваемых в чародействе; а тот, по внимательном осмотре обвиняемых, указывал на виновных и отпускал признаваемых им невиновными. Таким образом, если обвиненные в чародействе не признавались перед обществом в грехе своем, то их подвергали пытке, секли, сажали связанными между двух пылающих костров и заставляли съесть кусок печенки, вынутой из убитой нарочно для этого черной, без малейшего пятнышка, собаки и зажаренной. Бедные жертвы, терзаемые подобными мучениями, принуждены были сознаваться в том, в чем их обвиняли; а как жареная печенка производила в них тошноту, то народ и оставался в убеждении, что они изрыгают все зло, ими причиненное и в них скрывавшееся. Уничтожив таким образом в виновном чары и взяв с них клятву навсегда бросить сношения с нечистым духом, освобождали его.

Теперь подобные расправы стали очень редки, однако ж, не совершенно искоренились. Находясь в 1836 году в Екатеринодаре, я узнал, что у соседственного народа, хамышейцев, коих аулы видны за Кубанью, умы были встревожены от появления разных болезней, приписываемых уддам, что был вызван цысюе и что инквизиционная комиссия переходила из аула в аул для разыскания виновных. Во время пребывания моего в горах я знал одно семейство, которого род был цысюе, и находился с ним в сношениях. Оно и до сих пор проживает в приморской долине Бзид, прозывается Хутиноко и принадлежит к поколению Тлечас.

Можно соболезновать о таком заблуждении черкесов, но нельзя и удивляться ему, когда мы видим из истории, что Парижский университет в 1293 году давал наставления к рассмотрению дел о чародействах, жалуясь на размножение их числа, и инквизитор Реми сознавался, что в продолжение 15 лет инквизиторства своего он подписал 900 приговоров против лиц, изобличенных в чародействе.

С того времени, как черкесы приняли закон Магомета, хотя и водворился новый род идеи между ними, но не совершенно забыты и прежде существовавшие предрассудки. В особенности в полной силе существует убеждение во вредном влиянии дурного глаза. Черкесы утверждают, что есть семейства, у которых дурной глаз родовой и передается из поколения в поколение. Для предохранения себя от такого влияния у черкесов-магометан существует обыкновение носить на себе, навешивать на детей и привязывать к уздам любимых лошадей стихи Корана, зашитые в кусочек сафьяна; а в старину стихи Корана заменялись кусочком дерева, в которое ударила молния.

У черкесов есть еще предрассудок, что колокольчик спасает от воровства. Оставляя в поле, вдали от жилья и без присмотра какой-нибудь предмет, они привешивают к нему колокольчик и уже думают, что никто его не похитит. Надобно полагать, что в былое время навешиванием колокола ограждалось церковное имущество от посягательства на оное.

Учреждения и народные обычаи шапсугов и натухажцев

У шапсугов и натухажцев нет особо устроенных постоянных судов[52]. Правосудие предоставлено частным лицам. Преступника преследует одно только чувство личного оскорбления. Преступник привлекается к суду только по настояниям обиженного. Исходя в деле своего суда из такого недостаточного основания, горцы, конечно, не могли оградить себя от анархии. Мы постараемся в надлежащей точности изложить все относящиеся сюда подробности.

Взаимная присяга выборных представителей от общин, составляющих описываемые племена, служит для всех и каждого обязательством не делать ничего во вред и бесчестие союзу и кончать со взаимной справедливостью все могущие возникнуть между членами различных общин споры. На этом основании каждый раз, когда обвиняемый требуется обвинителем или обиженным к ответу, то он должен предстать перед собранием выборных представителей; тогда лица эти, уже в качестве судей, имеют право делать приговор и определять взыскание пени, которая должна быть уплачена виновным обиженному в справедливое удовлетворение и возмездие.

Судьи избираются в числе, соразмерном с важностью дела, но не иначе как с обоюдного согласия обеих спорящих сторон. Приступая к разбору, они разделяются на две части и располагаются двумя отдельными кружками на таком расстоянии, чтобы не было слышно в одном, о чем рассуждают и разговаривают в другом. Они называются тааркохясь[53], что в переводе значит «присяжный». Из них же избираются два лица, по одному для каждой стороны, вроде адвокатов-руководителей, называемых тлукуо. Здесь я считаю уместным заявить в качестве неоднократного свидетеля о том замечательном превосходстве горцев, которое проявляется в легкости, даже, можно сказать, красноречии изложения мыслей, во врожденной способности их вести правильные прения, к которым имеют большую привычку. Адвокаты-руководители выслушивают жалобу и доводы обвинителей, передают содержание их объяснений обвиняемому и таким образом переходят от одного кружка к другому, до тех пор пока судьи не узнают вполне сущности и подробностей дела. Затем судьи обеих спорящих сторон сходятся в общую группу, чтобы выслушать показания свидетелей без присяги или под присягой, смотря по важности тяжбы. Свидетелями могут быть только люди, известные своей честностью и хорошим поведением. По выслушивании свидетелей все посторонние лица удаляются; судьи, оставшись одни, определяют приговор, имеющий силу окончательного судебного постановления и уже никакой апелляции не подлежащий. Прежде объявления решения обвинитель и обвиняемый дают присягу: первый – в том, что обязывается забыть всякое чувство неприязни к обвиняемому, а второй – в том, что обязывается беспрекословно подчиниться требованиям состоявшегося приговора и не позволять себе уклоняться от должного его исполнения. Чтобы больше упрочить взаимную связь налагаемых обязательств, берется и от истца, и от ответчиков по одному присяжному поручителю, отвечающему за поведение каждого. Весьма редко случается, чтобы после этого ответчик или осужденный изъявил свое неудовольствие или несогласие на решение.

Так как по большей части и в наказание, и в удовлетворение определяется пеня, то всегда назначается срок ее уплаты. Пеня уплачивается не иначе как в присутствии лиц, участвовавших в суде в качестве адвокатов-руководителей, а в делах большой важности – даже в присутствии двух судей. Эти люди служат посредниками для определения стоимости вещей, предъявляемых к платежу, а также для решения, по какому именно счету должны быть вещи приняты. О счете этом будет объяснено ниже.

Однако есть и смертная казнь: она определяется по суду в таких случаях, когда преступник, уже несколько раз кряду прежде нарушавший присягу и установленные правила, признается неисправимым. Так как община и родственники виновного отвечают за него и уплачивают часть пени, на него налагаемой, а в случае его несостоятельности платят всю сполна, то, когда тяжесть подобных последовательных значительных издержек делается, наконец, невыносимой, преступника объявляют исключенным из общины, лишенным покровительства законов и всяких прав. Человек, о котором такое объявление сделано, называется психядзь. Если он не успеет тотчас после объявления скрыться бегством, то схватывается, заковывается в кандалы, привязывается к дереву и убивается из огнестрельного оружия. Однако никто из своих не поднимет на него руку. Обыкновенно заставляют какого-нибудь раба сделать смертельный выстрел. Чаще же всего такого преступника бросают в воду, привязав ему на шею камень. Отсюда и произошло название психядзь, означающее слово в слово «брошенный в воду». Также иногда продают таких преступников в неволю туркам, которые по большей части всех туземных невольников вывозят в Египет и перепродают тамошним беям.

У горцев из-за отсутствия грамотности все житейские сделки совершаются словесным порядком; потому при судебном разбирательстве по большей части весьма трудно найти доказательства, достаточные для определения справедливости претензии. При отсутствии ответственности за показания ложные всякий может смело лгать и давать изворотливые ответы. Особенно затруднительно положение судей, когда дело доходит до фактического удостоверения. В таких случаях за неимением ясных улик обвиняемый призывается к очистительной присяге и даже может предложить ее сам для своего оправдания. Произнеся клятву в своей невиновности, он без дальнейших формальностей освобождается от всякой ответственности. Но так как подобный способ оправдания для многих, кому не страшна ложная присяга, может послужить обеспечением безнаказанности, то в отвращение сего требуется, чтобы оправдывающийся являлся к присяге с известным числом свидетелей безукоризненного поведения. Они со своей стороны для придания большего веса присяге клянутся, что верят всему сказанному обвиняемым. Этот род свидетельства называется таиркошес – «ручательство за верность присяги». Число свидетелей соразмеряется с важностью иска и значением преступления.

Для доказательства виновности ответчика необходима присяга по крайней мере двух свидетелей. К присяге не допускаются родственники как обвиняемого, так и обвинителя и те посторонние лица, которые или живут вместе, под одной кровлей, с представителями спора, или участвуют с ними в пользовании общим имуществом.

Если ответчик по истечении определенного судным решением срока будет уклоняться – что бывает весьма часто – от исполнения обязательства, к которому приговорен, то в этом случае он понуждается только одним истцом. Понудительные меры оригинальны не менее самой судебной расправы. Обиженный считает себя обязанным беспокоить ответчика всеми возможными средствами, какие сочтет достаточно действенными, чтобы ускорить уплату следующей ему пени. Он вправе захватывать самовластно всякое имущество, его должнику принадлежащее. Один из общеупотребительнейших приемов понуждения состоит в том, чтобы увести у ответчика одну или несколько штук скота, но оставить при этом особенный знак, обыкновенно палку, воткнутую в землю близ жилья или даже в самом его дворе. Это средство понуждения называется такго. Оно повторяется до тех пор, пока должник не выйдет из терпения и не станет, чтобы избавиться от постоянных тревог и опасений, засылать посредников. Весьма часто, когда такое постороннее вмешательство состоится, все захваченное возвращается сполна по принадлежности.

Не подействует и этот способ – есть другой, более враждебного свойства. У упрямого должника начинают случаться один за другим поджоги то сена, то запасов хлеба, то другой движимой собственности, а наконец, и дома. Не иначе как ночью, когда все спят, делаются подобные понуждения, но всегда, чтобы не подвергнуть хозяина опасности, а только напомнить ему о долге, его будят, предупреждая вовремя выстрелом, обычным сигналом тревоги. Обращаться таким образом можно не только с самим неисправным плательщиком, но и с его родными, чтобы заставить и их позаботиться об окончании дела и употребить для этой цели свое родственное влияние. Нетрудно представить себе, какие последствия может иметь исполнение подобной программы понуждений: право каждого употреблять такие способы для своего удовлетворения, порождая новые споры, делается источником запутанных и нескончаемых распрей.

У горцев кровомщение не есть необузданное, неудержимое чувство, вроде вендетты корсиканцев; это скорее обязанность, налагаемая честью, общественным мнением, требованием крови за кровь. Между тем почти вовсе нет примеров убийств, преднамеренных, хладнокровно рассчитанных с целью обобрать труп, или разбойничества, в настоящем смысле этого слова. Вообще убийства весьма редки и считаются необыкновенным происшествием в крае. Этот факт тем значительнее, что у горцев можно было бы ожидать весьма частых убийств, как естественного и неизбежного последствия права каждого самому преследовать оскорбителя и мстить врагу лично.

Самая тяжелая обида, возмущающая душу горца больше, чем убийство родственника, – это оскорбление, наносимое посягательством на честь родственницы, женщины или девушки, или вообще семейства; подобные случаи почти никогда не оканчиваются примирением, прежде чем позор не будет смыт кровью виновного или кого-нибудь из его родственников.

Обычай требует, чтобы кровный обидчик немедленно по совершении убийства бросал свой дом и искал убежища и покровительства в чужой общине; он должен сделать это потому, что если он останется дома, то ответственность за убийство распространяется не только на близких его родственников, но и на других членов его рода и даже на всех людей одной с ним общины. Если он показывается публично, то не иначе как вооруженным с головы до ног и окруженным свитой. Между тем родственники и друзья его употребляют все усилия, чтобы успокоить раздражительную мстительность родных убитого. Кровный обидчик может, если захочет, остаться дома, но в этом случае должен выплатить семейству своей жертвы цену раба. Плата эта называется унеимичипше. Затем окончательное миролюбивое соглашение может быть достигнуто при помощи посредников, когда они силой убеждения склонят семейство убитого принять в выкуп цену крови, тловуас, или, если дело идет только о поранении, согласиться на вознаграждение по определению суда. Нечаянные убийства относятся к разряду умышленных или вынужденных какой-нибудь причиной. Они оплачиваются той же ценой крови. Были примеры, что за случайную смерть, причиненную кому-либо домашним животным, вознаграждение требовалось от того, кому животное принадлежит; редко кому удавалось в подобном случае избавиться от уплаты пени. Всегда подыщется случай обвинить хозяина, и вознаграждение уже определяется сообразно степени его виновности. Таков обычай, его признают справедливым и безропотно ему покоряются. Ясно, что, по господствующим у горцев понятиям, преступность определяется не по качеству морального побуждения, а скорее только по количеству наносимого ущерба. Потому и само наказание ограничивается вознаграждением вещественным, основанным на простой сделке.

Из вышеизложенного можно заметить, что у шапсугов и натухажцев из всех преступлений менее всего было терпимо и строже наказывалось нарушение общественных обязательств. Эти обязательства – уважать неприкосновенность личных и имущественных прав каждого – устанавливались между родами и общинами каждого племени, а иногда между самими племенами взаимной присягой выборных представителей их.

Мы сказали уже о преступлениях против личности; остается говорить о нарушениях права собственности, то есть воровстве.

Покушение на чужое добро признается воровством, если оно сделано у своих. В этом случае разумеется не только та же самая община и то же племя, к которым принадлежит вор, но даже чужое племя, если только состоялась с ним присяга жить в добром согласии; так это было между шапсугами, натухажцами и абадзехами. Напротив того, если кто явно промышляет воровством на земле соседей, в отношении которых нет никаких обязательств, то на это занятие смотрят только как на лучшее средство показать свое удальство и ловкость.

Грабежа и разбоя по дорогам у горцев не существует[54], и было бы трудно пускаться на эти предприятия в стране, где каждый носит оружие. Обыкновенное воровство различается, смотря по тому, сделано ли оно: 1) из дома, со взломом дверей, замков и запертых сундуков, или 2) вне жилья, в чистом поле. Воровство со взломом считается более преступным и строже наказывается. Мы несколько раз упоминали о присяге, имеющей большое значение и обширное применение в общественных учреждениях и в судопроизводстве этих народов, потому признаем необходимым описать, как и на чем она приносится.

В прежнее время присягали на посохе, вырубленном в священной роще, называвшейся кийзехямебзь, и произносимую клятву начинали словами: «Я клянусь тем, кто создал эту ветвь…» Обычай этот существует и у арабов. Но с распространением в крае учения Магомета Коран заменил посох из священной рощи. Однако, может быть, по сохраняющейся еще привычке, всякий раз, когда надо присягать, Коран вешается на простую палку, воткнутую в землю. Надо при этом заметить, что присяга, как и общественные дела вообще, совершается всегда под открытым небом, то есть публично, а не в доме. Присягающий почтительно подходит, дотрагивается рукой до священной книги и начинает присягу словами: «Я клянусь этой книгой слова Божия…», кончив клятву, он подносит книгу к губам и отходит. Этот обряд распространен повсеместно и проник даже туда, где исламизм не успел еще пустить глубоких корней.

Горцы хотя и знали цену монеты, но денег в обращении у них вовсе не было. Потому уголовные пени определялись и уплачивались по расчету общепринятых издревле определений стоимости. Мы по необходимости оставляем за этими мерами ценности местные названия: сха, цю и moon.

Сха, как мера уголовной пени, бывает двух родов: 1) вуоркесха – по кровомщению привилегированного класса и 2) сха простая – по кровомщению за простолюдина. Стоимость первого рода больше второго. Слово сха значит «голова». Народ (тлфокотль) платил пеню высшему классу (вуорк) по счету на вуоркесха, но следовавшие от него пени получал по счету на простое сха. Эта привилегия высшего класса уничтожилась вместе с другими многими, как мы уже имели случай объяснить в нашей статье «О натухажцах, шапсугах и абадзехах»; но вуоркесха еще в ходу в высшем классе между его представителями. Ценность сха нельзя определить точным образом. Хорошая кольчуга, шлем, налокотники, шашка, лук, ружье, большой котел из меди и т. п. вещи, если стоят не больше шестидесяти цю, или быков, и не меньше шестидесяти баранов, то составляют вообще одну сха; но смотря по сану лица, за которого платится пеня, размеры этой стоимости (в указанных пределах) бывают различные; в уплате за князя (пши) сха считается в шестьдесят – восемьдесят цю (быков), за дворянина (вуорк) – считается уже меньше, смотря по сановитости рода, и доходит, наконец, до 8 цю (быков) в уплате за простолюдина (тлфокотль). Всякий предлагаемый предмет по качествам доброты, а больше по ловкости и убедительности посредников-оценщиков, может при определении стоимости составить одну или несколько сха.

Цю значит «бык». Плата эта принимается натурой, а также предметами домашнего хозяйства и т. п. вещами по оценке посредников: цю равняется 6 moon.

Toon значит «штука, или отрезок ткани», достаточный на платье мужское или женское.

В число наличной уплаты отдают часто детей обоего пола, рожденных в рабстве. Ребенок должен быть ростом не менее 5 бже (бже – длина раскрытой кисти руки от мизинца до большого пальца – пядь, четверть). Красота лица, стройное телосложение имеют большой вес при определении стоимости мальчика или девочки. Они оцениваются на стоимость сха.

Обычаи и обязательства, составляющие основные начала гражданского и уголовного права горцев

Впоследствии цена крови дворянина была назначена в 30 сха, а еще позднее цена крови простолюдина возвышена сперва до 28 сха, а потом и до 30. По шариату, повсеместно вошедшему в употребление, цена крови определена в 200 нестельных коров (чемебгуо). По общему согласию этот штраф признан равняющимся пене в 30 сха.

2. Кто убьет раба, тот не подлежит кровомщению со стороны его хозяина; цены крови не полагается, но уплачивается стоимость убитого.

3. Нанесенные раны, если дело кончилось миролюбивой развязкой, осматриваются посредниками и, судя по степени вреда, который они причиняют, по величине отверстия, и в особенности, по повреждению костей, оплачиваются различными пенями – не больше половины цены крови и не меньше ее четверти, если не осталось никакого увечья.

4. Удар палкой, если его след остался заметен, вознаграждается уплатой нескольких сха. Если следов удара нет, обидчик платит, как и за удар плетью, несколько цю. Эта пеня носит особенное название ггазюеж и может считаться платой за бесчестие, которое падает на получивших подобные удары.

В прежнее время удар, нанесенный дворянину (вуорк), выкупался пеней в четверть цены крови (тловуас).

5. Обида, нанесенная семейству обесчещением женщины или девушки, если дело доходит до миролюбивого соглашения, прежде оплачивалась ценой 15 ценностей сха за дворянина (вуорк); в настоящее время одна и та же пеня назначается и для дворянина, и для простолюдина (тлфокотль). Она составляет двадцать четыре головы крупного скота.

В прежнее время муж сам казнил свою преступную жену – обрезал ей кончик носа и выгонял. Но уже давно обычай этот потерял свою силу. Бывали примеры, что муж убивал жену, не навлекая на себя кровомщения ее родных и не делаясь нисколько ответственным перед ее родственниками. Теперь преступные жены отсылаются обратно в дом родителей. Чаще всего женщины и девушки, впавшие в грех прелюбодеяния, продавались вместе с их незаконнорожденными детьми туркам. Это делалось в той целью, чтобы как-нибудь придать забвению позор, падающий на их родных, и еще по той причине, что для этих женщин нет уже никакой возможности выйти замуж в своем крае.

6. Нет определенного закона для наказания изменников. Собрание народных старшин решает их участь.

7. Совершивший воровство обязан возвратить именно то, что украл; если же он не может этого сделать, то вносит плату, в семь раз большую цены украденного. Кроме того, он платит штраф в девять цю (быков).

Если воровство совершено со взломом, штраф увеличивается до десяти цю, но не больше, собственно в вознаграждение за бесчестие, нанесенное воровством дому. В прежнее время дворянину (вуорк) за бесчестие дома платили пятнадцать сха, а простолюдину (тлфокотль) – семь.

Если вор попадается вторично, штраф увеличивается до двадцати четырех цю. Но если и после этого не исправится и будет продолжать заниматься воровством, то объявляется психядзе, то есть «лишенным покровительства законов».

8. У дворян (вуорк) и простолюдинов (тлфокотль) отцовская власть на семейство неограниченна. Глава семейства может не только лишить сына наследства, но просто убить его без всякой перед кем бы то ни было ответственности. Та же неограниченная власть признается за общиной, которая имеет право [решать вопросы] жизни и смерти в отношении каждого своего члена.

9. Кто оскорбит гостя, в чьем бы доме тот ни был, платит хозяину дома штраф в одну сха; в случае убийства гостя платят десять таких цен за бесчестие дома независимо от цены крови (тловуас), следующей родственникам убитого.

10. После смерти отца дети мужского пола наследуют все недвижимое и движимое его имущество. Каждый из них имеет одинаковые права на наследство, которое они делят между собой поровну. Женщине права наследства не предоставлено, однако вдове умершего наследники с общего согласия предоставляют в пожизненное пользование доход с некоторой части имения; но и оно после ее смерти поступает для общего раздела к наследникам. Вдова имеет, кроме того, право выбрать для жительства дом одного из младших своих сыновей, потому что дом умершего мужа ее со всеми принадлежностями переходит в собственность старшего его сына. При дележе наследства раздел на равные доли по числу наследников составляется младшим членом семейства; выбор же долей идет по порядку рождения, начиная со старшего. Между прочим, старший в семействе имеет право взять сверх доли ценную вещь по своему выбору, даже раба. Только этим преимуществом и отличается право первородства. Письменных духовных завещаний нет, но последняя воля умирающего исполняется в самой строгой точности: нарушить ее – значило бы подвергнуться всеобщему осуждению и презрению.

11. Кто во время боя первым овладеет пленником или чужестранцем, не имеющим в этой земле кунаков, тот и считается полноправным его владельцем. Если этот пленник будет пойман кем-нибудь во время бегства из дома своего господина, то все-таки остается собственностью сего последнего; только поимщику в вознаграждение выдается ценность цю (бык). Это такса за поимку беглеца.

12. Невеста составляет неотъемлемую собственность жениха. Если в то время, пока невеста остается еще в родительском доме, она будет кем-нибудь похищена, то жених вправе преследовать похитителя и обязан ему мстить. Подобное оскорбление принадлежит к числу самых нетерпимых обид; в этом случае требования чести обязывают всякого решаться на самые крайние меры для получения удовлетворения. Ссоры этого рода по большей части сопровождаются кровавыми последствиями. Если родители невесты из каких-нибудь личных выгод содействовали ее похищению и это будет доказано, то они лишаются калыма, а невеста принадлежит по праву первому жениху.

13. Отказаться от невесты без причины и без основательного повода – значит нанести оскорбление и ей самой, и ее семейству. При этом часть калыма, обыкновенно выплачиваемая предварительно женихом, не возвращается, и он даже должен в виде пени за отказ дополнить к этой части столько, чтобы составилась половина условленного калыма. Калым (или плата выкупа) составляет: за дочь князя (пши) – от пятидесяти до ста сха, за дочь дворянина (вуорк) – тридцать сха, за дочь простолюдина (тлфокотль) – двадцать пять сха.

14. Если жена бросает мужа, возвращается в родительский дом и отказывается жить с ним, калым должен быть возвращен мужу. Если, напротив того, муж бросает жену по прихоти и без всякой основательной причины, он теряет право получить обратно весь калым сполна, может требовать только одну его половину и лишается навсегда права требовать другую.

Установлением этих правил освящена неприкосновенность обычаев, считающихся по опыту полезными, приличными и необходимыми; но именно в этих-то обычаях и гнездились главные причины того насильственного порядка вещей, который долго еще оставался бы во всей своей силе, пока горцы успели бы завести у себя порядки, более прочные и неизменные. Уже сделано было у них в разное время несколько попыток переменить общественное устройство, но ни одна не имела успеха. От безначалия и своеволия, от постоянной тревоги и смятений, господствующих в горах, а еще более от недостатка повиновения общественным властям и вообще при отсутствии администрации, которая пользовалась бы уважением, терпит, конечно, более всего частная собственность. Нередко беспорядки доходят до того, что делаются невыносимыми, тогда прибегают к чрезвычайной мере, носящей название эбер-таареуо, в переводе – «повальная присяга».

Почетные старшины всех общин и родов, составляющих племя, делают общий сбор, отправляются в те места, где беспорядков больше, и обходят дома людей подозрительного поведения.

Выставляется Коран, привешенный на палке, воткнутой в землю, и, в силу того что предпринимаемая мера касается пользы общественной, начинается повальная присяга всего населения. Каждый присягает отдельно и формулой клятвы обязывается «указать всех, какие только ему известны, виновников беспорядка, сознаться вслух в своих собственных преступлениях против установленных правил и обещать исполнять правила эти на будущее время ненарушимо».

Мера эта оказывалась слишком действенной в отношении людей совестливых; не раз бывали в этих случаях примеры полной откровенности, тем более удивительной и необыкновенной, что за эту откровенность сознавшийся подвергался пеням за все свои преступления, которые без того могли бы навсегда оставаться неизвестными. Впрочем, многие при приближении старшин уходят из дома и скрываются. Есть и такие, которые не затрудняются присягать ложно, вопреки всем уликам и подозрениям, и объявляют на присяге, что ни в чем не виновны, хотя и принадлежат к числу людей, известных своим дурным поведением. Однако всякий, поступавший таким образом, покрывает себя в общественном мнении несмываемым пятном осуждения и приобретает прозвище тгаапсе, клятвопреступника, или слово в слово – «обманщика перед Богом». Мера эта, несмотря на всю свою несостоятельность, по-видимому, приносила некоторое облегчение бедственному положению общества. Положительной пользы она приносить, конечно, не могла, но по крайней мере она останавливала прогрессивное распространение беспорядков и могла бы быть еще действеннее, если бы не встречала противодействия в некоторых испорченных личностях.

Во всяком случае нельзя не удивляться, каким образом эти общества посреди постоянных столкновений между собой, при непрерывных внутренних раздорах отстаивали свое существование. Мало того, в массе большинства всегда можно было замечать постоянное стремление к порядку. Без всякого сомнения, основной причиной тому и другому было господство старинных обычаев. Переходя из уст в уста, будучи при каждом случае приводимы к слову, применяемы к делу и обращаясь таким образом в кровь и сок своего населения, которое есть свидетель и судья поступков каждой отдельной личности, эти обычаи становятся могущественнее всяких законов.

У горцев нет нищих, просящих милостыню, но нет также и людей зажиточных или богатых в полном смысле этого слова. Потому весьма естественно представляется вопрос: каким образом и из какого источника уплачиваются у них судебные пени и, в особенности, цена крови, составляющая весьма крупную сумму. Вопрос этот разрешается нижеследующим объяснением.

Всякая община, составляя часть племени, представляет семью в большом виде и называется по имени своего родоначальника. Члены этой семьи-общины считают друг друга такими близкими родственниками, что не допускают между собой брачного родства и сочли бы такой брак просто кровосмешением. Такая большая семья ведет свои дела сообща. Все члены ее оказывают друг другу при всяком затруднительном обстоятельстве нужную защиту и помогают все вместе каждому отдельно. Всякие оскорбления и ущерб, нанесенные одному из его членов, считаются посягательством на благосостояние всей общины, и, в свою очередь, каждый член подлежит ответственности за свое поведение перед всей общиной. Раз лишившись защиты и покровительства общины, горец не может уже иметь никаких ручательств за свою личную безопасность и жизнь.

На этом основании тот, кому нужно платить, получает вспомоществование от своих собратьев по общине. Но как большая часть общин невелика числом людей, состоя только из нескольких семейств, то и мирской сбор с них не может составить достаточной суммы. В таком случае сбор идет и по остальным общинам племени. Иногда он простирается и еще дальше, тогда за вспомоществованиями обращаются к друзьям и знакомым в отдаленных племенах.

По принятому обычаю, взысканные судебные пени распределяются следующим образом: небольшую часть получают судьи, другая, более значительная, раздается родственникам истца, а затем остальное, то есть около трети всей пени, предоставляется его семейству.