Когда кабинки аттракциона дернулись и начали плавный спуск, я уже принял решение, которое незамедлительно озвучил:
– Я переезжаю в другой отель, – скрещенными на груди руками и насупленными бровями я пытался продемонстрировать всю серьезность сказанного. Приготовился бороться за свободу от навязчивого, липкого, удушающего присутствия Александра Сергеича, начальника, который не дает отдохнуть сотруднику даже в его законный недельный отпуск. Однако моего оппонента ничего не удивило. Он, как будто, был готов к чему-то подобному и только искоса посматривал на меня все тем же цепким взглядом, ничуть не изменившимся из-за отсутствия очков. Обычно близорукие люди начинают неуверенно щуриться или приобретают простовато-удивленный и даже растерянный вид. Но только не Александр Сергеич, он как всегда незыблем и немногословен:
– Без паспорта не заселят. Придется вернуться.
И вот я снова сидел в салоне его автомобиля, и мы плавно скользили вдоль цветастых витрин, темных провалов подъездов и деревьев, украшенных светлячками светодиодов. Ехали молча. Тишину нарушал только шорох шипованных шин по голому асфальту и гудение мотора, изредка разбавляемое новым ритмом: щелканьем поворотников. Александр Сергеич, демонстрировавший неопровержимое родство с Шумахером на трассе, вел машину слишком медленно. Соблюдал все скоростные ограничения, нехотя трогался с места при зеленом сигнале и тормозил уже на мигающий свет. Невозмутим, как лев из мрамора на мосту в культурной столице.
Меня же до сих пор не отпустило. Снова и снова я прокручивал недавние события. Как поворачиваюсь к билетеру спиной, занимая место в желтой качающейся кабинке, как подрагивают неуверенно при этом ноги. Как второй раз ощупываю цепочку безопасности, и она кажется мне слишком ненадежной. Как Александр Сергеич садится напротив, широко расставив ноги. Как он откидывается на жестком неудобном сидении, закинув локти на его край, захватывая еще больше пространства.
Равномерное шуршание, как звук вращающейся бобины с пленкой в кинотеатре. Мелькавшие за окном вспышки света, отделяя ровные промежутки дороги, нарезали воспоминания на отдельные кадры. Мелодия из образов и звуков гипнотизировала, обволакивала, оттесняла действительное на второй план.
Вот я, уже сам не понимая почему, замахиваюсь и в следующую секунду недоуменно смотрю на смеющегося шефа. Он запрокинул голову, так что острый кадык его дергается, как бабочка, стремящаяся взмыть в ночное небо. Кажется, я чем-то развеселил его. Своей вспышкой ярости? Страхом, таким осязаемым, что я похож на вибрирующую струну?
Молча мы зашли в лифт. Нехотя он отсчитывал этажи, словно заглядывал на каждый, включал свет, проверял, все ли в порядке, затем гасил все лампочки и полз выше. Дверь номера открыл Александр Сергеич, первым нырнул в темноту, вставил карточку на ощупь в нужный разъем, и в коридоре вспыхнул свет. Как во сне я зашел в свою комнату, вытащил из-под кровати сумку и начал нервно шарить внутри. Зачем? Ведь я мог схватить ее и выскочить из номера, даже не прощаясь. Вряд ли я вернусь в Москву все еще дизайнером небольшой, но стабильно работающей конторы. Но я продолжал упорно шарить в утробе необъятной дорожной сумки, в которой есть все, кроме злосчастной книжечки формата А7 с черно-белой фоткой на первой ламинированной странице.
И тут меня пронзила догадка, от которой губы скривились в идиотской усмешке. Невольно я снова сжал кулаки, развернулся и резко вскочил на ноги, столкнувшись лицом к лицу с шефом, со взглядом его почти черных глаз, с интересом разглядывающих мою возню. Я ниже его ростом на пол головы. Откуда он здесь взялся? Подкрался вплотную и все это время наблюдал за мной, как за зверюшкой в зоопарке? Чувствуя, что краснею, я выпалил:
– Ты его спрятал? Мой паспорт!
Даже если бы он ответил что-нибудь, вряд ли я разобрал бы хоть слово, так громко шумело у меня в ушах. Кровь кипела от злости. Я стоял слишком близко, касаясь его свитера порывисто вздымающейся грудью, глотая воздух ртом и крепко сжимая кулаки. Кто дал ему право надо мной издеваться? Что за дурацкие шутки? Я думал, не засандалить ли ему по шее еще раз, приготовился выслушать его сардонический смех, громко хлопнуть дверью и вести диалоги исключительно по почте. Соблюдать приличия тоже необходимости уже не было. Однако я совсем не ожидал того, что произошло дальше.
Александр Сергеич цепко сжал оба запястья, и не успел я даже попытаться увернуться, как он дернул мои руки так, что я буквально влепился в него всем телом. Попытался вырваться, отчего дыхание окончательно сбилось, а жилы набухли от напряжения. Наверное, стук моего сердца было слышно даже за дверью. Я хотел двинуть коленом ему в пах, но Александр Сергеич предусмотрительно поставил ногу так, что перекрыл мне эту возможность, еще сильнее прижавшись ко мне бедром. Сколько бы я ни трепыхался, только больше выбивался из сил. С тем же успехом можно было бороться с каменной статуей.
Теперь меня обступила смесь ароматов, которую я не ощутил сразу. Будто зарылся носом в пропитанную дождевой водой землю вперемешку с опавшими листьями, их рыхлая масса расступилась, я уже падал в теплый от солнечных лучей мох, вдыхал пряный грибной запах в палой хвое, мне уже не хотелось возвращаться в реальность. Остаться так, на пропитанной солнцем осенней поляне. Судорожный вдох, и впившиеся в ладонь ногти ослабили напор, а пальцы мягко, безвольно повисли в воздухе.
Пока я размышлял об ароматах, воображая себя в лесу, по лицу скользнул солнечный луч, а к губам приникло нечто теплое и мягкое. Мгновенно распахнувшиеся глаза уткнулись в расплывчатое белое пятно, а на меня в упор смотрели его – абсолютно, полностью черные. Удивленный я отпустил нижнюю челюсть, и языка что-то коснулось. На моем воображаемом лугу солнце сменилось грозой, а меня прошила молния снизу вверх, до кончика языка, заставляя хаотично подергиваться от блуждавших по телу электрических разрядов. Меня то бросало в жар, то колкий мороз пробегал по коже. То мне казалось, что ноги тают, а сам я оседаю на пол, то я висел в воздухе, удерживаемый только цепкой хваткой Александра Сергеича.
В пустой голове проскочила мысль, что он всадил мне укол со снотворным, ведь все происходящее начало казаться нелепым сном, а тело продолжало оседать, как снеговик в оттепель. Хотелось растаять полностью и раствориться в талой воде, в черноте его подрагивающих зрачков, в небытии. Я все еще слегка подергивался, как вздрагивают кристаллики соли в воде. Воздуха стремительно не хватало, должно быть, вода затопила мне легкие. Я даже не заметил, как коснулся спиной кровати, и только мелькнувшее на потолке зеркало люстры с ее хрустальными шарами напомнило, где я все еще нахожусь. Я уперся в грудь нависшего надо мной Александра Сергеича и попытался вырваться из тесного, удушливого плена. И когда это удалось, вдохнул так резко, как вдыхают ныряльщики, всплывая в каскаде брызг, или утопленники, спасенные искусственным дыханием. Александр Сергеич опалил словами ухо: